Александр Карпенко

Синкопа Киры Сапгир. О книге «Двор чудес»

(Кира Сапгир, Двор чудес.


Серия «Современная проза русского зарубежья».  


М., Издательство «Э», 2017)


 


Двор чудес – очень «французская» по духу книга. И дело здесь вовсе не в авторской привязке к бандитскому парижскому подворью средних веков. Сам жанр перетекания сюжетов и мыслей из одной главы в другую очень напоминает мне «Опыты» Мишеля де Монтеня. «Во мне, а не в писаниях Монтеня находится всё то, что я в них вычитываю», – говорил Паскаль. Конечно же, и то, что я вычитал в томике Киры Сапгир – находится во мне. Я уже и подзабыл кое-что из того, что знал, но, благодаря чудесной книге Сапгир, многое вспомнил. Перо писательницы дружит с глубокой мыслью. В процессе чтения у меня возникает уверенность, что Кира проштудировала «запрещённую» книгу Флоренского «Мнимости в геометрии», из-за которой писателя-священника расстреляли в 37-м году. Но для этого нужно быть пространственно одарённым человеком. И математиком, и поэтом. Столь универсально одарённых людей на земле мало.


Книга Киры Сапгир наполняет меня внутренним ликованием. Это одна из самых «умных» книг, прочитанных мной за последнее время, а ведь я читаю и классиков тоже. Впервые я услышал о Кире Сапгир от поэта и философа Константина Кедрова как о выдающемся гиде по Парижу. Друзья прожужжали мне все уши именем этого автора, вот я и купил в магазине её книгу. Когда ты недостаточно знаешь о каком-нибудь интересном человеке, это побуждает тебя действовать. Но, приобретя книгу, я положил её на полку и… забыл о ней. И тут неожиданно в Москву нагрянула сама Кира Сапгир. И я с чувством неловкости вдруг вспомнил, что так и не удосужился прочесть купленную именно с целью ознакомления книгу. А ведь если бы я её открыл, оторваться от чтения было бы крайне сложно. Подобная задержка была для меня своего рода «синкопой», усиливавшей звучание книги. Кира – словесный эквилибрист. Озорство и подвох. Полистилистика. Ноблесс оближ. Ум у неё одновременно и живой, и не чуждый метафизических тонкостей. В одной из своих прошлых жизней Кира всерьёз увлекалась оккультными науками. Люди с телескопическим кругозором встречаются не так уж часто. А ведь ещё Кира Сапгир – известный детский писатель, автор «Приключений Кубарика и Томатика» и «Мешка тру-ля-ля». В общем, мир ловил её, но пока не поймал.


Эта маленькая женщина – настоящий сгусток жизни. Жизни странной, неканонической. Яркость – сестра её таланта. Многие стремятся быть яркими, но у них мало что получается. Либо яркость получается натужная и деланная. А вот Кира Сапгир – яркая изнутри, для неё это – способ жизни. Сюжеты рассказов, составивших сборник «Двор чудес» – необычны и причудливы. Читая, ты словно бы убираешь подальше первую букву «д» – и невольно становишься «вор чудес». В Средние века «двором чудес» называли в Париже знаменитое воровское подворье. Так что рифма двор – вор выскочила у меня совсем не случайно.


Я познакомился с Кирой Сапгир на одном из художественно-поэтических вечеров в Москве: меня представил ей Станислав Айдинян. Затем я прочёл «Двор чудес», от корки до корки. Затем, словно бы продолжая чудесную цепь событий, познакомился с одним из персонажей книги, Стасом Красовицким. Героями рассказов Киры стали как люди широко известные, так и те, чьи имена сейчас не на слуху. Порой писателю, чтобы творить, и выдумывать ничего не надо: самую невероятную выдумку поставляет ему сама жизнь. Есть даже писатели, которые нарочно провоцируют жизнь. «За жизнью надо ходить», – говорила мне Ольга Ильницкая. Не обязательно, чтобы история непременно происходила с самим автором. Она может происходить с его друзьями, коллегами. Она может быть случайно подслушанной. И весь этот «двор чудес» вываливается на благодарного читателя.


Конечно, когда читаешь про людей, с которыми знаком лично – Шемякина, Кедрова, Красовицкого – впечатление от прочитанного усиливается. Со Стасом Красовицким у меня вышла уникальная история. Впервые я прочёл о его необычайной судьбе в мемуарах поэта Дмитрия Бобышева. Так что, открывая рассказ Киры Сапгир, я был уже тематически подготовлен. Но рассказ Киры потряс меня; это, на мой взгляд, маленький шедевр. Новелла, посвящённая Стасу, называется «Человек, продавший душу Богу». Само название этого рассказа убедительно демонстрирует нам, насколько ярок, метафоричен и парадоксален талант Киры Сапгир. Жизнь Красовицкого – это своего рода анти-Фауст: вместо сделки с дьяволом… сделка с Богом; вместо прилива духовной силы – её утрата. Я убеждён, что всё дело – в самом человеке. Ведь не утратил же свою силу, став священником, упомянутый выше Павел Флоренский! Наоборот, он её приумножил! Так что дело вовсе не в религии. И – надо же такому случиться – заинтересовавшись судьбой Красовицкого, я увидел сообщение о его творческом вечере в одной из московских библиотек. Конечно, я не мог упустить такой случай послушать стихи и познакомиться. Станислав, теперь уже отец Стефан, читал стихи, написанные после обращения к Богу. В них отсутствовала напрочь прежняя глубина, порождаемая контрастностью зрения. Тем не менее, я тепло пообщался с отцом Стефаном. Судьба Стаса Красовицкого «радикальна», но крайне интересна. Порой творчество – это внезапный союз Фауста и Мефистофеля. После воцерковления личность поэта словно бы уменьшилась, за счёт поселившейся в сердце благодати. Наверное, в раю поэты не нужны. Мы же, со стороны, почему-то думаем, что поэт совершил над собой духовное «харакири». Мы исходим из того, что насилие над собой не является актом божественным. Но был ли этот внутренний переворот насилием? Сие есть великая тайна. Что же это было – восхождение или, наоборот, нисхождение? Всё зависит от того, с какой точки зрения на это посмотреть. Вот недавно, например, у Красовицкого сгорел дом, вместе с рукописями. Но сила единения с Богом у него сейчас так прочна, что он только немного взгрустнул по этому поводу. Дескать, что сетовать – все мы в руках Божьих. Когда выбор ставится между поэтом и человеком, я – за человека, хотя и грущу о поэте. Главное, чтобы человек был в ладу с самим собой. А поэзию мы почитаем у других. Ничего страшного. Хотя, конечно, голос поэта такой мощи, которая изначально была заложена в Красовицком, ценен в своей неповторимости.


Из моего письма Кире Сапгир:


«Ваш “Двор чудес” доставил мне необыкновенное удовольствие! Я не ожидал, что книга окажется столь глубокой и разносторонней. Это определённо лучшая книга, которую я прочёл за последний год. В какой-то момент я стал раскрывать книгу наугад и попал сперва на Стаса Красовицкого, потом – на Раймунда Луллия, потом на Казотта и Шемякина. У Вас философия так забавно перемежается с очень смешными эпизодами из эмигрантской жизни, что действительно получается свинг. И, конечно, удивляет глубина Ваших познаний в музыке и живописи. Не каждый писатель так хорошо понимает смежные жанры искусства. Вам определённо повезло с собеседниками!»


Я понял, чем ещё зацепила меня эта книга Киры. Она пишет в моём излюбленном жанре, когда рассказ о жизни человека дополняется исследованием его творчества, цитатами, если это поэт. И, честно говоря, приходишь в восторг от обилия талантов рассказчицы. Стихи Киры, которыми снабжены некоторые рассказы – это не «стихи прозаика», а полновесные стихи отменного поэта. При том, что она себя совершенно не позиционирует в этой ипостаси. Культурология – тоже очень профессиональна. В общем, всё, за что берётся эта незаурядная женщина, она делает на одинаково высоком уровне. В «Дворе чудес» главенствует синтетический стиль, где все «маленькие» жанры работают на образ. Пожалуй, общение её молодости было на порядок качественнее нашего. Сейчас поэты, собравшись, скучно читают друг другу свои виршики. Мало личностей. Мало глубоких разговоров.


Слово «синкопа», которым я украсил заголовок статьи, не является какой-то моей находкой или глубоким прозрением. Автор, Кира Сапгир, сама вводит это джазово-свинговое понятие в текст своей книги, чтобы читатель не особенно мучился вопросом, что это за книга и как её следует понимать. Сын копа играет джаз! Писатель писателю рознь. Некоторые для усиления образного звукоряда используют фигуру умолчания. А некоторые – фигуру (у!)говорения. Некоторые любят погорячее! Именно к таким «горячим» писателям я отношу Киру Сапгир. В книге «Двор чудес», как мне кажется, огонь уравновешивается логикой. Кира – воздушный знак Зодиака, она родилась в один день с Александром Сергеевичем Пушкиным. И стихи она тоже пишет весьма недурственно. «Двор чудес» – книга достаточно целомудренная. Эпатажных фрагментов, по сравнению с другими книгами писательницы, например, с книгой «Дисси-блюз», в ней на порядок меньше. Сам по себе эпатаж для Киры – не самоцель, это элемент свободы и естественности. Ей свойственна очень высокая степень свободы, она может позволить себе в творчестве очень многое, на что не отважились бы другие. В книге «Двор чудес» впечатляет разносторонность интересов автора. Тут тебе и рассказ о старых большевиках – казалось бы, теперь об этом можно и не писать, разве не так? Тут тебе и маргинальные писатели прошлых веков, например, тот же Казотт. Тут и удивительный логический этюд о разноуровневых системах «бог – его творение», где высказано предположение, что даже над Богом, которого мы пишем с прописной буквы, может быть ещё один бог, для которого наш Бог будет только творением. Такие удивительные космогонии и иерархии. Шесть «и», из которых четыре – подряд! Синкопические доказательства бытия Баха. На этом я закругляюсь. Как сказал бы незабываемый Игорь Волгин: «Читайте и перечитывайте Киру Сапгир!»