Обзор без прозы. Часть 2

Фамицкий Андрей. Пружина. Минск:  Белпринт, 2012. – 67 с.

Андрей Фамицкий, несмотря на молодость, вполне известен в разного рода поэтических кругах, хотя известность эта пока не обусловлена его текстами, и по своей природе – издательская, напрямую связанная с проектом Textura, который А. Ф. редактирует, модерирует, продвигает, лелеет. Textura – сайт, посвященный литературе и искусству, где кроме белорусских авторов публикуются поэты из России и ближнего зарубежья. Этот ресурс, по слухам, иногда читает Сергей Гандлевский. Если Гандлевский кого-то не убедил, то добавлю, что недавно на сайте были опубликованы эссе Дениса Новикова, а это уже серьезный показатель уровня. Однако речь сейчас не столько о Textura. Зная, что множество редакторов изданий сами являются поэтами, пишут тексты и у некоторых получается неплохо, интересно посмотреть в этом ракурсе и на случай А. Ф. У меня нет сведений,  была ли «Пружина» первой книгой А. Ф., однако в аннотации написано, что в нее вошли стихи, написанные в , следовательно,  есть все основания полагать, что эта книга на сегодняшний день наиболее полно представляет творчество молодого автора.

«Пружина», вопреки металлическому названию, книга очень лирическая и вовсе не метареалистическая. Андрей Фамицкий вполне традиционен как в выборе тем, так и в использовании художественных средств, и в этом отношении, не могу не заметить, похож на следующего героя нашего обзора: поэта Андрея Недавнего из Ставрополя, хотя на спокойно-выверенном фоне А. Фамицкого Недавний может показаться даже экспериментатором. «Пружина» сделана из сплава «тихой лирики» и наивной поэзии с добавлением чего-то весьма напоминающего Александра Вертинского, а иногда и Евгения Евтушенко, причем этот сплав смотрится даже органично и точно не является анахронизмом.

Татуировка в виде бабочки

Не помогает улететь,

И ты порхаешь в мире-баночке,

И я пытаюсь разглядеть,

Из-за чего не отрывается

Мой взгляд от твоего лица –

Что красотою называется.

Ведь не косметики ж пыльца?!.

Да, нельзя не отметить некоторую избитость художественных средств и стертость языка молодого автора, но безыскусность лирических высказываний искупается искренностью и в целом симпатичным отсутствием позы.

Ждать тебя с работы, из поездки –

Все это немножечко по-детски.

Мультики смотрю и хохочу –

Взрослым становиться не хочу!..

В творчестве А. Ф. доминируют любовная лирика, переживания частного человека. Они лишены романического надрыва или концептуалистской иронии, но пронизаны драматизмом отношений с возлюбленной, отношений человека и мира, человека и бога. Можно сказать, что поэт нашел какое-то правильное экзистенциальное основание для своей поэзии, а потому его речь вполне убедительна для читателя.

По этой причине простительна здесь и столь губительная для поэзии молодых авторов рефлексия на тему «я пишу стихи». Никаких особых тайн творчества подобная рефлексия не открывает, но она лишена столь раздражающего в других случаях эгоцентризма. Поэт осознает себя поэтом, пристально отслеживает процессы творчества, но все это вполне себе мило, без ставших злостным клише противопоставлений творца и толпы и попыток взобраться на пьедестал, которого не существует.

С точки зрения формы стихи А. Ф. также не таят сюрпризов: они лаконичны, мелодичны, иногда метафоричны – чувство меры, вкуса не подводит автора. Книга наполнена восьмистишиями и более краткими формами, что, безусловно, радует, поскольку лаконичные формы – это часто знак того, что ничего лишнего не будет сказано, знак определенного таланта, который невозможен без молчания.

Подводя итог, скажем, да, в случае Андрея Фамицкого издатель пока на первом месте, и достижения здесь серьезные, однако поэтическая книжка вышла, лирик о себе заявил, следовательно, есть куда развиваться дальше.

Недавний А. Арфистка эолова. Ставрополь: Ставролит, 2013. – 100 с.

За творчеством Андрея Недавнего слежу давно, года с 2003–2004, и, учитывая то, что стихотворение, открывающее книгу, датировано 15 сентября 2002 г., а последнее – 4 сентября 2013 г., можно сказать, что так или иначе знаю все стихи, которые попали в «Арфистку эолову». Очевидно, что книга эта была долгожданной и что поэт медленно, вполне осознавая эту медленность как поэтический жест, шел к своему дебюту. Более того, в последние несколько лет стихов у Недавнего, увлекшегося ставропольскими слэмами и публичными чтениями, стало очень много, некоторые из них в силу многописания автора оказались несколько сомнительными в художественном отношении, а потому были серьезные опасения, что поэт проигнорирует тексты начала 2000-х, предпочтя им более новое, но не значит – лучшее. Так отчасти и произошло, и тем не менее, книга получилась удивительно сбалансированной: найдено какое-то оптимальное соотношение между старым и новым, средним и хорошим. Все-таки вкус не изменил поэту или поэт – вкусу, что радует.

Если говорить про особенности поэтической манеры Недавнего, то здесь расклад следующий. С одной стороны, мы имеем дело с привычным неоакмеизмом. Автор очень внимателен к деталям. Он любит их дробный, многообразный мир: капли воды на паркете, пятно от чая на столе, репей, вынесенный на брюках из леса, желтеющую листву на немытом капоте. Точно так же он любит жесты: реалистические, но в то же время полные символического значения. Так, например, брошенные ключи на столик в прихожей становятся важным знаком не просто возвращения домой, но возвращения к себе самому, к предназначению поэта, или прогулки по перрону и вслушивание в стук колес выявляют скрытое стремление героя к странствиям, что, как мы знаем, есть стремление к поиску чего-то сокровенного в себе самом. Детали и жесты в поэзии Недавнего часто выступают как элементы сложного психологического рисунка. И его стихи иногда так и строятся – на чистой психологии.

Человек, похожий на тебя,

С человеком, на меня похожим,

Мог бы коротать свой век, любя,

Целоваться в маленькой прихожей;

Безделушки милые дарить,

Брать за ручку, и готовить ужин,

Говорить в постели до зари.

Только он, увы, ему не нужен.

С другой стороны, Недавнему все-таки не присущи кузминское любование вещью или ахматовский драматический психологизм, он, любуясь и психологизируя, всегда стремится к философским обобщениям, которые, в принципе, никоим образом не противоречат неоакмеизму автора, скорее, подтверждают его.

 Ты – мельница, любовь, и каждой лопастью

Все кружишь мифы о безгрешной близости,

Но нет мужчин с врожденной пенелопостью,

И женщин нет счастливых от улиссости.

В этом отношении важную роль обобщающего символа в поэзии Недавнего играет Музыка, что обозначено и в названии сборника. Музыка, а также самый разнообразный звукоряд постоянно сопровождают визуализации Недавнего, и не случайно, поскольку для поэта характерно то самое романтическое понимание музыки как музыки сфер, особого, истинного языка бытия, выражающего смыслы, которые не всегда в состоянии выразить слово.  Однако замечу, Недавний далеко не Георгий Иванов с его особым вещным зрением и всепроникающей концепцией музыки. Недавнему порой не хватает отчаяния: его музыка при всей ее минорности вполне жизнеутверждающая.

Если продолжать ряды неоакмеистов, то Недавний – это и не Кушнер, хоть и, как уже говорилось, склонен к обобщениям, не Гандлевский и не Александр Кабанов, хотя весьма современен и временами хулиганист, и даже не Олег Дозморов, хотя предпочитает традиционные формы стихосложения, небольшие по объему с тексты (часто – восьмистишия).

Недавний – это и герой-любовник, драматизирующий отношения, и герой-поэт, проговаривающий этот удивительный мир, который он видит и создает одновременно, и герой-искатель, прозревающий истины, которые большей частью находит в себе самом.

Далеко ли заведет Недавнего речь? Все, что надо для настоящей поэзии у автора есть, кроме собственно новаторского потенциала. Но ведь для стихов, как оказывается, он нужен далеко не всегда.

ПарОм. Поэзия и критика / ред.-сост. В. В. Шеленберг. Омск, 2013. – 180 с.

Коллективный сборник, как написано в аннотации, объединил лучшие произведения участников Регионального семинара поэзии и критики «ПарОм» 2011 и 2012 гг. Семинар этот – вряд ли стоит не сомневаться – сам по себе интересный и, как проект, социально значимый для региона (см. предисловие Вероники Шеленберг, составившей книгу), но данный сборник, как бы ни пытались его ограничивать рамками союзписательского мероприятия, все-таки о другом: главным образом, о состоянии омской молодежной поэзии и критики. Точнее, про критику как раз говорить не приходится. Во-первых, в сборнике ее мало (5 эссе-рецензий), и отдана ей – по принципу «что осталось, тому и рады» –заключительная часть книги, не такая репрезентативная, как предыдущая, собственно поэтическая. Во-вторых, и критикой эти эссе называть тоже нельзя, как нельзя называть критикой литературоведение на уровне студентов старших курсов филологического факультета. С учетом общей зашоренности текстов прописными истинами, пожалуй, неплохой уровень демонстрируют только рецензия Ирины Четверговой, посвященная поэзии Ольги Карпенко, – причем рецензия местами более убедительна в художественном отношении, чем стихи, которые в ней рассматриваются, – и эссе Елены Щетининой, посвященное творчеству уже самой Ирины Четверговой.

Что касается самой молодежной омской поэзии, то при всей ее неоднозначности и местами провальности, она временами даже радует. Понятно, что в сборник вошли все, кто так или иначе связан с семинаром, а потому в нем много сора, из которого стихи вовсе не растут. Однако  составитель поступил очень мудро, ранжируя таланты с помощью продолжительности подборок. Честно скажу, пыталась найти кого-то обойденного, «обиженного», кто незаслуженно представлен только одним стихотворением, но попытка провалилась. В. Шеленберг очень четко отделила зерна от плевел, хотя опять-таки не все продолжительные подборки однозначно хороши, но это уже связано, скорее, с потенциалом молодых омских авторов.

Перечислю поэтов, чьи стихи показались более-менее интересными.

Ольга Карпенко:

И снег в безветрии витает

Потерянной безмолвной стаей…

И каждой ночью возникает

Феноменально много тьмы.

Карина Кислицына:

Грете вчера стукнуло тридцать три,

Возраст Христа, но что тут ни говори,

Она отмирает по клеточке изнутри.

Она отмирает по мысли одной, сдерживая каждый свой крик…

Марина Лященко:

Очень хочу весну, честное слово.

Ближе нее только пруд перед твоим домом…

Как оказалось, весна

стала груба и расчетлива,

а пруд весь зарос асфальтом

и облачился в траурное.

Серафима Орлова:

Слышишь, дует он,

синезубый восточный?

«Вау-ва, вау-ва» –

выдувает из пены

мосты,

города, острова,

и сбиваются к краю карты дни.

Если ищешь такой глубины – тони.

Елена Симоненко:

в жизнь возвращаться, а письма сжечь,

перечеркнуть и скомкать!

… тени ложатся рисунком «гжель»

на дребезжащих стеклах.

Перечисленное – исключительно вкусовой выбор, и возможно, что назвала далеко не всех достойных, поскольку в книге представлено более тридцати авторов, которые работают в разных направлениях и формах. В сборнике не забыты ни верлибры, ни нарративная поэзия – лишний повод выразить респект составителю. Сама же по себе разнонаправленность текстов «ПарОма», то есть отсутствие единого вектора развития в молодежной омской поэзии означают, что в городе и регионе не просто работают с молодыми талантами, но дают им широкий простор для самореализации. Это хорошо и плохо одновременно. Плохо, что в Омске нет фигуры учителя, который смог бы найти цементировать поле молодежной поэзии в некую «омскую школу», целостное художественное явление. Но при этом хорошо, что авторы не испытывают на себе жесткого диктата мастера, а идут своими, вполне свободными путями, которые самых упорных и пытливых могут завести далеко, в настоящую поэзию.

В целом же, сборник «ПарОма» отражает общее состояние современной региональной поэзии – уровень неплохой, если не сравнивать регион со столицами или, скажем, Уралом.

Юлия Подлубнова