Единственный посетитель. Стихотворения

ТРАМВАЙНОЕ

видит внемлет смыкается обретает одесный покой
бросит в колодец тела имя-камушек, сидит слушает
как оно внутрь по косточкам разговаривает с тишиной.

а этот – нездешний и нарисованный –
с трещинками под ребром, ладони, что лопухи
то ли се в наказание, то ли – в искупление. только понять –
– за какие грехи.

этот город наследственных пьяниц, пропоиц с картин бессонниц дидро
ночью встретишь в подъезде бога с пустым ведром – достает из кармана пространство от океана до океана,
протягивает фонарик, говорит – с рождеством.
а сам – ни конный, ни пеший – помазанник иерихон.

день прибавился – мыкается по проулкам и четвергам
а потом обрящет – смеркается, тащится пятым – по чистопрудному
седьмым – до остоженки
и с железнодорожного – до окраин, охолаживая по закуткам.

а этот нездешний и нарисованный спускается из-под купола шапито,
садится в маленький запорожец,
стряхивает стылый морок, закатывает мокрые рукава
говорит – до судного дня ты теперь сам
– без меня


ЯБЛОКИ

              – что это?
              – это библия, там про космонавтов написано (с)

находить этот день словно фигуру речи словно
почти забытое или в предтечи
отвечать на раздражительность – авитаминоз пустое
у меня к тебе нежность слабость. в июле седьмого –
– столько яблок

на остановке в кондопоге дожидаться автобуса
что здесь делать зимой? – не город а фанаберия
окись залива птицефабрики целлюлозного комбината
втискиваться в него как в утреннюю футболочку

город – яма на яме. развалины нигозерского  
суп-солянка в фиесте на углу ленина и советской.
в краеведческом – викинги и единственный посетитель

находить этот день...


ХАНТЕР

           ...если я начну пасти народы – отрави меня (Гумилев)

жизнь походит на кризисный план полсона –
рябь панических утр. всполох дней. внутри – ледяное крошево.
с каждым годом становится больше всех тех мелковатых слов,
что даются, бесшумно скользя, необратимо – моложе  и
не поймешь, только чувствуешь, как тепло или холод –

о, сколько чужих голосов в голове...

жизнь походит на игру в подкидного – уезжая из города, вспоминаешь
– оставил на веревках белье, но
взял сигареты и кофе, не забыл книгу Брейгеля
кажется, не борешься с темнотой – оттеняешь её.

интересно, на что похож звук открываемого неполученного письма?

отряхнешь крошки с простыни –  
твоих фотографий – уже гора.  

жизнь проходит.
тяжелая хирургия, надтреснутый тенорок, суп на плите
с каждым годом все чаще и лихорадочнее  вспоминаются те,
кого не присфорил, не причастил  
к этой длинной
зиме

о, сколько чужих голосов...


БУМАЖНОЕ
      
цитируешь буковски – не раздевайте мой манекен – там может оказаться любовь (с)

в пятом –
казалось – оранжевый на зеленом... в девятом –
устал от поллюций, бегал по кладбищу ночью, рассек бровь
теперь –
соседи, старея, перестают узнавать

так и живешь – болтаешься меж горнилом и наковальней распятый
как иисус... половиной вселенной. с креста неохота вставать
мудаки – скучны, идиоты – аутентичны, за нетленной –
очередь, что зимой в булочную
раздуваешь меха где-то внутри... а из лета
лепестками ромашки опадают июньские дни...

и если снимать, как рубаху – слой за слоем, кожу проросших дней
остается лишь ощущать –
говоришь языком бумаги, чувствуя сухость древесную у шершавого нёба...


* * *

и не трачу тебя, и не коплю, и не камлаю,
если только –
отдаю тебя площадям, медной изгороди ораниенбаума, ветру на марсовом поле, а потом –
собираю
эти липкие марки с профилем агнешки фолкснер...

и не то, чтобы не думать о числах... а странный ремикс межсезонья, кокон весны,
долбанный квест, калик в миелиновой оболочке
проскитаешься в поисках стрел по болотам раскисшего европейского плато
до беззвучья в доноевой ночи – до точки
предсонья...

и потянутся строки – слова сквозь затакты в ночи,
как вагоны через мосты, как составы через перепутья, овраги
и ты, как заложник со стокгольмским синдромом в полосующей нише ветров
до запятой впитаешь в себя бронзовый воздух,
тягучий, как мед, голос бетонного мегаполиса...

утром... цвета гранатовой кости, цвета неотбеленной бумаги
выдохнешь

и не трачу тебя, и не коплю, и не камлаю