Данила Фирсов

Маринист

Измученное зноем, море тяжело дышит,
высунув песчаный язык из серо-голубой пасти.
Бьёт колокол прибоя. Разомлевшая паства
спускается к воде и полощет лодыжки.
С какой-то горькой жестокостью, необъяснимой
и скрытой для нетрезвого обывателя,
песок режет волны, что Каин брата Авеля.
Худощавый юноша взволновано делает снимок
прыщавой, податливой на лесть подружки.
Убогий набор словесных лекал, но
уговорит, и она почувствует себя привлекательной.
Острые камни снимают пенную стружку
с волн, которые бесславно, но молчаливо
и гордо погибают, вымывая из них песчинки.
Когда-то камни падут... И долгожданные чин, ки-
раса и лавры достанутся безумному полководцу – приливу.

Раскаленные крупинки песка взлетают, потревоженные
детскими играми. Изготовив морской узел,
утомлённый отец скребёт, наметившееся пузо,
которое зудит к обеду, но чаще, от трёпа его жены.
Из этих крупинок, самые ничтожные, осядут
в лёгких, как те желтые кочевники, которые
научились возделывать завоёванные территории.
Берег, бесстрашно и стойко, сдерживает осаду.
Но снова идут в наступление синие мундиры,
часто вонзая влажные штыки свои, в горячую плоть
непокоримых азиатов. Старый узбек перемешивает плов,
а смиренная жена штопает, расползающиеся дыры
на его ветхих штанах. Щедро отсыпав пряностей
в худой казан и присев в тень, он о чём-то скучает.
Супруга ласково подает ему крепкий чай, и
старик спешит отдохнуть, чтобы не было неприятностей.

Набирая в ладонь прибрежную кремневую гальку,
задумываешься о могучих геологических процессах,
свободных от воли восьми тщеславных цезарей
мира. Рваными выкройками, из бело-серой кальки,
шуршат облака в джинсовом небе. Как усердный,
неутомимый ювелир, трудится море, обрабатывая грани
безобразных каменных обломков песком и солью. Рано
наметившееся звёзды похожи на жемчужные серьги.
Солнце, медленно погружаясь в воду золотой диадемой
царя Гиерона, вытесняет жидкость из мнимого сосуда,
оплавляя любое близко приблизившееся к себе судно.
Тени порождённые пламенем костра, будто демоны,
облюбовавшие берег, кажется, существуют отдельно
от своих обладателей. Луна как заржавленная медаль,
пришитая к темному сукну. И мечтается, что даль -
узкая щель горизонта – поведает, каков мир на самом деле.

Море - всегда женщина. Её тело извечно принадлежало
Богу. Поэтому, бесполезно играть разумом, вздув вены.
Тебе никогда не узнать, чем кончится проникновение
в неё. Не узнать дна. Остерегись высказывать жалобы,
чтобы случайно, открытым ртом, не зачерпнуть воды.
По той же причине держи при себе смех и восторг.
На глубине, не паникуй и не пытайся отыскать восток;
помни, свет над водой – твой единственный поводырь.
Но прежде, отбросив спесь, следует учесть одно
обстоятельство, которое, будет существенным.
Много смелых тревожит морских существ. Иным
выпадает вернуться на берег, других разбивает о дно.
Тогда, кажется что каждая волна - надгробный камень,
вырастающий над огромной плещущейся могилой.
Со временем покойников заносит жирным илом
и засыпает липкими зелёными водорослями – венками.

Проникая сильными взмахами рук в васильковую глубь,
можно подолгу не ощущать усталости мышц и связок.
От поднимаемых брызг воздух кажется вязким,
и радостные, снуют солнечные блики. Но не будь глуп.
Оглядывайся назад, если не намерен попасть
в искусную западню. Старайся точно определить
расстояние до берега, и силы, оставшиеся в тебе, дели
пополам. Даже чувствуя под ногами илистую пасту,
зайдя по колено в воду, больше не принадлежишь земле.
Почувствовав твою беззащитность, море целиком
завладеет тобой. Не ври о том, что вернёшься цел. Ком
пены, брошенный в лицо – плевок на количество лет,
которое ты принёс на себе. Пойми, теперь неважно
то, что было значительным среди людей. Этот плеск
никогда не принесёт покоя. Гипнотический блеск
её глаз зовет. Зовет в неё. Неприступную. Влажную.

К списку номеров журнала «ЗНАКИ» | К содержанию номера