Йог. Стихотворения

АВТОБИО

14.11.89 родился в Чебаркуле Челябинской области.

3 года. Рисовал.

4 года. Среди людей, асфальта и стекла искал шмелей, чтобы транспортировать их в более безопасное место. Я разговаривал с пчёлами и они мне отвечали.

8 лет. Собирал камни на железнодорожной станции, чтобы кидать их в несущиеся поезда.

13 лет. Почти умер. Сотрясение мозга и сломанная челюсть. Судебное разбирательство с отчимом.

16 лет. Героин.

17 лет. Живопись – Православная Церковь. Знакомство с Богом перед зеркалом. Участие в областном поэтическом конкурсе «Серебряное пёрышко» и победа в номинации экспромт. Победа в ещё одном областном конкурсе, не помню название, а помню лишь эмоции по поводу.

18 лет. Филологический факультет. Поэтический конкурс в «Весне студенческой». Третье место в течение двух лет. Познакомился с уральской поэтической богемой. Клуб «Виноград». Янис Грантс как наставник. Александр Букасев – брат по свободному духу.

20 лет. Два часа в тюрьме штата Флорида, США, за езду без прав.

21 год. Остров Кей Вест, Флорида. Почти Амстердам. 28 живописных галерей. Безграничная свобода выбора различных стилей искусств, партнёров по постели, ветров на песочных берегах. Профессионализм в Живописи. Первое Арт-шоу в "Marriot beachfront hotel", Кей Вест, Флорида, 11 декабря 2010.

3 часа назад. Потерял российский паспорт. (Знак?)

ОТЧ

разложение омоложения
раз мол раз три два раз
разгибаются кости блаженные
в мощи, в песчинку глаз.
Отче.
Превирают субботние сводки.
Прерывают воскресные схватки -
Богу - богово, а кесареву - сечение.
Будет ребенок тонкий,
Будет ребенок гладкий
после кровотечения.
Отчим.

ЙОГ

на инсулиновых гвоздях
медитирует нынешний йог
ритуально обводит круг
языческим порошком

хари хари кришна
мама не услышит
хари хари рама
не услышит мама

ПАМЯТЬ

Когда стонет океан,
словно жаворонок под пулей,
тёмный старец обкурен и пьян
трубкой мира и вином поцелуев.

Когда шепчет под ухо гора
пряным мхом ямайских легенд,
разрывается воздух на два
междометья и танца в песке.

Только молния вцепится в зонт
или ветер обнимет шелка.
Африканка в платье простом
поцелует в кровати щенка.

ДВЕ

Я рассох на две половины,
лишь одна, улыбаясь, кричит,
невозможно, настырно, невинно,
а другая, как камень, шипит.

Среди пальм и поющих цукини,
среди волн или ящериц сна:
лишь одна танцует в бикини,
а другая, как даун, смешна.

Когда комнаты платят за свет,
когда стены из разных голов,
лишь одна засыпает в росе,
а другая застелит укров.

* * *

Среди скелетов крылатых качелей
И трёхколёсных скрипучих людей
Я был картоном портвейном печеньем
У старой бабки на белом столе

Она варила весёлое зелье
Она шептала под ухо внучку
А стены слушали молча глядели
Как молодеет мёртвая грудь

Среди скелетов крылатых качелей
И трёхколёсных скрипучих людей
Я видел корни китовых деревьев
Я видел ветви смерти моей

Она росла у меня под рубашкой
Она цвела как подснежник во рту
А китовое дерево
Оставалось влажным
И плавниками брело по ветру

* * *

На краю океана
и скользких дорог
не гуляют горбатые дети,
где они?
Кто поможет их встретить?
Может, чайка с веслом?
Или бог, зарытый в песок?

Он сказал: «Лишь могила исправит»,
а могила стала женой,
вот она супчик варит
из костей и вишен зрачков.

Он сказал: «Лишь могила исправит»,
а могилой стала любовь.
Он цветы каждый вечер дарит,
каждый вечер на могилу её…

* * *
на левой половине
безмерного дыханья
стояла ты в гостиной
а я курил и таял

и скрипка разрывалась
на струны и на реки
ты засыпала пьяной
и просыпалась с неким

а я смотрел на это
как зеркало в уборной
а ты пьянела с неким
а вы смотрели порно

* * *
из кожи буйвола
громкий бубен
ты танцевала среди пустынь
и наше счастье с тобой наступит
когда ты громко споёшь латынь
и в пирамидах молчало солнце
и землю сдавливал жёлтый сфинкс
ты в саркофаг завернёшься
я буду голосом нильских птиц

и на базарах индийских улиц
где только женщины вертят табак
мы на ковре персидском проснулись
там где-то рядом спал леопард
среди чумы и чёрной холеры
я пил сок манго с твоей груди
и только Будда в нас поверит
как в этот папоротник на пути

* * *
там в перекрёстке застряла луна
и мы расходимся в перекрёстке
гудя бордюрами сигналя с утра
краснеют паперти и ветви шоссе
девочка в белом и мальчик белёсый
на тонких шеях и в лицах во всех
стрекочут птицы и воют тюлени
и мы расходимся в красной росе
последним вздохом как морем последним

ЛЕС

я стоял на чьём-то берегу
ты дышала колким снегом по ветру
нас деревья в лесу сберегут…
…километры

там охотник без головы
что-то сеет что-то сверлит
на телах китов молодых
бирюзовое море греет

и трава там душила меня
прорастая в моей голове
в белых тиграх и голубях
нам с тобой всю жизнь молодеть
  
УЛИЦА

этими башнями
светлыми улицами и звонкой оградой
я напивался не слыша себя
улица швыряла меня как кокос
на чью-то причёску
на чьё-то лобовое стекло
и испанская речь
и молчание французских мужчин
в кругу полуголом
улица раздевала меня без остатка
и ела холодными фарами
неоновым языком
я родился на улице
она стонала беременная
жёлтым лучом в четыре утра
улица не любила меня
а я был сумасшедший
до круглых бёдер её
до железных объятий

КРОВЬ БЕЛОГО ДЕРЕВА

в тебе течёт кровь дерева
белого дерева
и солнце сушит твои волосы севером
и юго-востоком где зреет мох

я просыпался бездомно-безветренно
и по волне гуляла волна
как ты и я
был выдуман Бог

в тебе течёт кровь светлого камня
что светит ночью гравируя путь
и где-то в комнате вспоминая
я тихо вымолвлю: лучше забудь

ПЕПЕЛ

я целую засохшие ветви любимой
она молчит или тонко слушает
высоковольтную нашу линию
что вечно душит и вечно дышит    

я целую горячие её цветы
последние этой осенью
а вокруг пропеллеры и винты
что вечно любят голодной лопастью

в этом лесу ни дыма ни зверя
только гора размером с её сердце
её кожа всё больше темнеет
и никуда мне от пепла не деться.

…НЕ ДОСЧИТАВ ДО ДВУ…

я умер
не досчитав до дву…
и волны обнимали жгучий берег
и море засыхало у меня во рту
последним ослепительным
похмельем

и если спросишь кем я был и стал
тебе ответят сломанные ветви
что держат небо на своих руках
как дети как смешные дети

и если спросишь кто я и зачем
дышал средь стен горелый воздух
тебе ответит полуночный снег
что держит звёзды что целует звёзды

я умер
не досчитав до дву…
нас было двое на проклятой лодке
среди дельфинов и золотых акул
уходит в горы чёрный горизонт

ТЕНИ СТЕНОЙ ЗА МНОЙ

тени стеной за мной
я растворился в лучах
где параноик Ной
или буддист убийца

не голоса – песок
прикосновенье свет
как не упасть пластом
если и тени нет?

или патрон зацвёл
или цветок – в висок
будем бродить без ног
даже без рук вдвоём

СМЕХ

ты кудрявая и рыжая
как закат в пьянеющем зное
породила меня и выжила
окунула в себя с головою

я искал наше небо по пальцам
по щекам и по пухлым губам
перебор перегрев – катарсис
и по венам кусочки льда

мы смотрели как стелется ветер
по раздетой и бледной заре
твоё имя в последнем конверте
как последний ликующий смех

* * *
я умирал так медленно и сладко
как молоко из опия в груди
весёлой и стареющей цыганки
что нагадала счастье на крови

и время проносится бумагой
с которой даже строчки не сотрёшь
не надо я сказал не надо
когда-нибудь и ты меня поймёшь


ДЕЛЬФИНЫ ВЫСТРЕЛИВАЮТ В НЕБО

дельфины выстреливают в небо
всем телом и мгновенным
плавником
мой остров между двух лопаток
весь зелeный и змеями расстелен
там кто-то бродит безголово
босиком
все пальмы что сорвали свои башни
врастают в ноги обескрыленных глубин
за жабры что-то прячется за жабры
и там где каменеет и болит

ТРУБА НЕСЁТ БЕЛЕЮЩИЕ ЗВУКИ

труба несёт белеющие звуки
средь медных пальцев латунными
ногтями
и всё идёт в трубу
деревья поваленные в пламень
и яркий свет что всё ещё
потух

труба искрится ржавеет
чёрствой грудью
и воет словно старый идиот
мы по ночам тихонько курим
трубку
мы нервно скурим
белый горизонт

КОРНИ НАПРАВЛЕНЫ В НЕБО

корни направлены в небо
ворохом листья по льду
если бы ты не ослепла
стала б бумагой в 5 су

корни направлены в небо
листья растут из рук
если бы ты не ослепла
я б не убил на звук

О.

когда ты сходишь с ума
ты словно сходишь с трапа
белого шаттла со дна
твоих звёздных полушарий
где постоянно кто-то шарит
в карманах твоего мозга
и воздух становится кр
асным как вино
и небо
становится белым к
ак вино
и ты ищешь грёбаную мелочь на вин
О.

ТАМ НА ПИРСЕ МОЛЧАТ ПЕЛИКАНЫ

там на пирсе молчат пеликаны
это странно ведь звёзды кричат
наше небо большим фортепьяно
чёрно-белое в пьяных ночах

и прекрасна широкая пальма
игуана под музыку спит
наше небо большим одеялом
твои бёдра собой застелет

там на пирсе рыбачат актёры
или сальсу танцует луна
ты родилась с видом на море
звёздным ветром на все времена

ты родилась как пенье мулатки
ты потухла как пепельный крик
там на пирсе гуляют солдаты
и цветут голубые венки

ОНА СМОТРЕЛА

она смотрела на мои следы
и что-то чувствовала под кожей
по позвоночнику воды
и вдоль по рёбрам безнадёжным

она смотрела мне в глаза
и резало бездонно
и голоса на небесах
вновь проливались ливнем чёрным

она смотрела мне во след
она искала меня вокруг
и только женщина на стене
не выпускала дитя из рук

ЭТА ЖЕНЩИНА

эта женщина смеялась жасмином
у дорог и у белых шагов
эта женщина казалась невинной
средь тропических голосов

среди папоротников и мартини
всё пьянело вокруг её губ
мы смотрели и вновь уходили
вдаль колонной по одному

Я СХОДИЛ С УМА

я сходил с ума
и кожей стелилась трава
прохожий ложился под фару
и клён воробьи пеленали

ты оставалась одна
у нас ни одной не станет
там где снеслась голова
краснее прибрежный камень


НА БЕРЕГУ

на берегу красного дерева
волки бегут навстречу коре
сколько нам в жизни веток отмерено
корни растут в зелёной волне
корни растут в сОли в песке и на айсбергах
и в глубине прокуренных лёгких
в чьих-то руках маленький маятник
обрушит на дно небоскрёб