Большая женщина, большой таз, длинные косы. Рассказ

Писатель, редактор, педагог, автор двух книг, постоянный автор нескольких литературных и специальных журналов («Урал», «Человек и закон», «Магазин Жванецкого», «Русская жизнь»; «Искусство в школе»). Публикации в журналах «Зеркало», «СловоWord», «Крещатик», «Кольцо-А», «Семь искусств» и др.

Фантастика публиковалась в журнале «Знание-сила: фантастика». Лауреат премии журнала «Магазин Жванецкого» (1999), шорт-лист премии журнала «Урал»(2011), шорт-лист Международной премии «Русский Гофман»(2016). Живет в Париже.

Кому доводилось зимой наведываться на городской рынок, тот надолго сохранит в душе мутный и тягостный осадок. Узкая тропинка, покрытая ледяной коркой цвета мочи, тянется между деревянными прилавками, преимущественно пустыми. На некоторых, впрочем, громоздятся фанерные коробки, образуя что-то вроде нестройных башен. Тут и там возвышаются горки собачьих и человеческих нечистот. В свете бледного февральского дня эта картина как будто специально придумана, чтобы лишить человека последней надежды, – настолько она безотрадна. Однако и вечером, под луной, похожей на серебряное вымя, рынок выглядит не намного лучше; наоборот, лунное сияние придает ему дополнительный зловещий оттенок. Некоторые шутя уверяют, что на рынке в Солдатске окопался людоед по фамилии Голубец. И такой человек, действительно, существует и, кстати говоря, живет в районе рынка в облупленном четырехэтажном доме. Как и большинство горожан, он ничем особенным не занимается и, уж конечно, к людоедству не причастен. Кто автор дикой выдумки? Поди пойми; но, скорее всего, родилась она из гнилого духа, витающего над брошенными прилавками, над свалкой, оттаивающей по весне и каменеющей в зимние месяцы, как природный холм.

На самом выходе с территории рынка стоит платный туалет с полуоткрытой дверью. Однажды ранним февральским вечером, когда в разрывах тучах то и дело мелькала луна, дверь под напором ветра так сиротливо хлопала, что хозяйка туалета принялась охать и жаловаться. Усевшись на низкую табуретку перед конторкой, женщина бросила взгляд на горку мелочи в фарфоровой тарелочке и покачала огромной головой в бигуди, скрытых коричневым вязаным беретом. Ее кирпичное лицо блестело в скудном свете маленькой лампочки под потолком, а фигура на табуретке казалась такой неправдоподобно огромной, точно хозяйка была сказочной женщиной Мось.

Под скрип и хлопанье туалетной двери хозяйка призадумалась и знай себе качала головой, словно баюкала внутри маленьких, как яички, детишек… Да ей так и чудилось: вот перекатываются в ее голове эти детишки-яички, шалят и брыкаются; в конце концов, женщина оторвала кусок серой туалетной бумаги, помещавшийся для удобства посетителей прямо на конторке, и оглушительно высморкалась. Над ее головой разбегались, как многочисленные реки, трещины штукатурки. Лампочка под потолком слабо раскачивалась от сквозняка. Струйки ледяного ветра врывались в помещение. Хозяйка решила так: уйду сегодня пораньше, все равно – кто завернет сюда в такую пору? Кому надо – сделают рядом, вон снег в желтых пятнах, кто станет церемониться? Решить-то решила – но оставалось еще полчаса рабочего времени… Да и куда было торопиться? На конторке, помимо тарелочки с мелочью и туалетной бумаги, стоял маленький телевизор, электрический чайник и пакет с чипсами, а также железная коробка с апельсиновой карамелью. Тем временем угрюмые зимние сумерки делали свое дело, поскольку обладали способностью просачиваться даже через самую толстую кожу. Это было все равно, что отравленные иголки – яд одиночества и темной печали разливался по запутанному внутреннему миру. В результате растревоженная хозяйка туалета (ее звали Оксана Потатуркина) немного передвинула тарелочку с деньгами, потом, пожав огромными плечами, прибрала деньги влажной ладонью и опустила в карман безрукавки на искусственном меху. Но тревога не проходила, а только усиливалась с равномерным завыванием ветра, разгулявшегося за стенами туалета. Оксане подумалось, что она тут – будто в лесной избушке, заметенной снегом. Только ели и сосны отзываются вверху смутным рокотом, тягостным скрипом… Поколебавшись, что предпринять: встать и уйти восвояси или включить телевизор – хозяйка все-таки остановилась на последнем. Да и что притворяться – любила Оксана телевизор, как самое родное и близкое существо… Вот и сейчас маленький экран вспыхнул, как звезда, и Оксана тут же принялась завороженно смотреть в светлое телевизионное окно. В ту же минуту, будто по волшебству, утихли стоны бури над одиноким рынком.

Почему, рассуждала Оксана, ей так везет? Она думала о героине сериала, который шел по каналу СТС уже много-много месяцев. Вот той везло, ничего не скажешь… Зубы железные, страшна даже в последней серии (если верить анонсу), грудь впалая, как лохань… Да и настоящая ли артистка играет эту расчудесную Катю Пушкареву? Оксана сомневалась. Возможно, это какая-то телевизионная имитация (как у них на рынке, когда на крабовых палочках указывают, что это имитация рыбы)? Так точно эта Пушкарева: не девка, не парень, не кукла (куклу бы сделали покрасивей)… Кто же, кто??

Раздумывая над этим вопросом, хозяйка туалета не заметила, как очередная серия подошла к концу. Уродина Пушкарева получила свадебное платье и лишилась круглых очков. Она больше не была уродиной, а стала олимпийской чемпионкой (так иронически подумалось Оксане Потатуркиной)… Помимо свадебного платья, эта дрянь получила богатого жениха, белый лимузин и новые линзы. Теперь глаза у нее смотрелись отдельно от лица, словно их помесили в банку с водой.

Почему, терзалась Оксана, почему? Под слабый стук хлопающей уличной двери, машинально отмечая редкие снежинки, залетающие снаружи, хозяйка туалета позабыла, что телевизионный экран не настоящая жизнь. Что пластмассовую Катю Пушкареву зовут как-то иначе, и судьба у нее сложилась, скорее всего, по-другому. Да и кому, если вдуматься, нужен такой вот белый лимузин? Ни припарковаться путем, ни в гараж загнать…

Кирпичное лицо Оксаны Потатуркиной, под влиянием тоски, сделалось немного бессмысленным, будто хозяйка туалета была не женщиной, а стволом неизвестного, непомерно разросшегося дерева. Глядя пустыми глазами в маленький экран телевизора, Оксана ни с того ни с сего вспомнила свою двоюродную сестрицу Милу; ну, вышла та замуж и родила дочку – а толку? дочка получилась светленькой хилой идиоткой, вместо «потому» говорила «почему», в десять лет не знала названий времен года, а Милка сердито говорила: «Выучит. Главное, чтобы босиком зимой не гуляла». А та именно босиком и учапала… Не босиком, конечно, а в старых туфлях на босу ногу… В январе исчезла, как в воду Милка глядела. И ведь почти не плакала сестрица, только твердила, что туфли – те, в которых дочка ушла – так в ремонт и не сносила…

Оксана вздохнула и отодвинула телевизор. Громадная ладонь на мгновение перекрыла экран, а женщина вдруг зевнула несколько раз подряд и уложила голову на сложенные руки. И снова дружно застонали на улице невидимые сосны и ели, точно лес подошел вплотную к рынку и к платному туалету. Но вот что удивительно: задремав угрюмой февральской ночью в помещении туалета, Оксана Потатуркина не чувствовала себя несчастной. Наоборот, внутри ее разлился теплый ясный свет, точно где-то в глубине огромной груди или живота всходило солнце и заливало розовым и золотистым сиянием темные просторы внутреннего мира. Продолжая находиться во власти этого таинственного света, хозяйка туалета не расслышала тяжелых шагов, прорезавших зимнюю бурю. А когда, наконец, расслышала непонятные звуки устрашающей силы – будто кто-то колотил гигантским молотом по промерзшей земле, – подняла голову и в тревоге, но и с радостным чувством открыла глаза. В дверях стоял гость в мохнатой расстегнутой шубе – так был высок и накачан, что перекрыл потоки лунного света. Красота и мощь пришельца (его великолепные мускулы не могла скрыть даже шикарная шуба) так поразили Оксану, что она утратила дар речи. Причем надо добавить, что, руководствуясь то ли какими-то таинственными приметами, то ли интуицией, Оксана сразу поняла, что цель у гостя не простая. Иначе говоря – не туалет ему был нужен, а явился он за Оксаной. Хорошо это или плохо? Господи, да какой разговор! Неизвестный мужик, силен, как медведь, не беден – одна шуба вон каких бабок стоит… И главное – он пришел за ней, приметил, возможно, паркуясь на соседней стоянке… Или на улице видел, справки навел? Конечно, в это нелегко было поверить, – но теперь, когда внутри продолжал пылать золотистый огонь, Оксана не усомнилась. Да и сколько можно одной? Мокрая мелочь в тарелке, телевизор этот лживый, а в телевизоре – очкастая дрянь на лимузине…

Молча, слабо шевеля широким ртом, женщина поднялась с табуретки, выбралась из-за стола и неуверенно шагнула навстречу пришельцу. В лицо ударил тяжелый горячий дух («помойные баки опять не вывезли?» – мелькнуло в Оксаниной голове); в ту же минуту огромное тело Оксаны Потатуркиной очутилось в лапах таинственного незнакомца. Острая боль огнем разодрала спину, а рот наполнился сладким вкусом хлынувшей крови. Но Оксана не вскрикнула, давясь кровью; она – огромная глупая женщина – воображала себя в наряде невесты, перехваченном под грудью широким серебряным поясом. Всякая невеста должна немного потерпеть, переступая смертельный порог, думала Оксана Потатуркина.

Надо ли говорить, что убийство хозяйки туалета, произошедшее бурной февральской ночью, тут же обросло сплетнями и домыслами; догадкам не было конца. Кто убил Оксану? Почему тело было так страшно изуродовано, будто женщина побывала в медвежьих объятиях? В помещении туалета, кстати говоря, продолжал работать маленький телевизор, что хотя бы приблизительно рисовало картину предшествующей ночи. Ничто, как говорится, не предвещало беды…

Прибывшие на место следователи – точнее, следователь Кузин и водитель Сергей Квасов – от увиденной картины натурально обалдели; причем следователь вообще не мог вымолвить ни слова, а Серега Квасов заметил, что – мясобойня… Высказался – и пошел блевать на снег.

Ну а торговка из соседнего рыбного павильона просто сказала:

– Нужен был Ксюхе жених? Вот получила мишку косолапого.

Но и это замечание, как нетрудно догадаться, не добавило ясности.