Наталия Редозубова

Стихотворения

Родилась и живет в Туле. Окончила филологический факультет Тульского педагогического института и факультет психологии Академии психологии, предпринимательства и менеджмента в Санкт-Петербурге. Работала библиотекарем, учителем русского языка и литературы. Занимается журналистикой, пишет стихи, сценарии, рецензии. Публиковалась в региональных изданиях: журналах «Приокские зори», «Контрабанда», газете «Нет проблем», хрестоматии «Три века тульской   поэзии» и др. Автор поэтического сборника «Воздух» (2017). Член творческой группы развития искусства и кинематографии «Преображение», литературный редактор документальных фильмов «Тяжелые времена тяжелого рока» и «Западный    Пелопоннес: из пещер к небесам».

 

Воспоминания об Окском Плесе

 

Даже между сосен –
осень.
Сыплются иголки
колки.
И слова простые
стынут.
То, что было летом –
где ты?
Узелок затянут –
память.
Хочется вернуться,
будто
время только мостик.
Просто,
как воды напиться.
Птицы
улетают к югу.
Вьюга
гонится по следу
лета.

 

 

 

***

 

Девочка беспечным взглядом
заглянула мне в глаза:
пахло лесом, полем, садом,
собиралася гроза,
и стрекозы стрекотали,
перламутр собрав крылами
под водою, над водою,
над раскрывшейся ладонью.
Это – лето. Этим летом
я летала, и со мною
заодно сияли звезды,
озарялся лес луною.
Мне леталось, пелось, словно
я не ведала печалей,
будто я их не встречала
или встретив, обошла.
Словно я – она: большие
и загнутые ресницы,
безмятежное касанье
камнепадов, пепелищ.

 

 

 

***

 

Средина лета: устав,
застыв, распласталось время
не в силах двинуться вплавь,
в томленье, в изнеможенье,
застигнутое врасплох,
и силящееся, как рыба,
всей глоткой выдохнуть «Бог» –
и рушащееся глыбой.
Найти отраженье листа
и собственное отраженье
повергнуть в приют куста,
в защиту покрова тени,
и стать вне того, что прошло,
вне времени, что наступит –
какое сейчас число
и сколько еще не будет
меня ни здесь и ни там –
не ведаю, да и кто я:
мудрена не по летам
иль несмышленый ребенок?
Лишь вне суеты сует
разгадка душевной бури,
ее схожденья на нет,
за ней тишины, лазури.
Как полдень исполнен сил,
умноженных на бессилье,
как голос исполнен жил
и ветра, и их усилья,
и их разрыва – и в крик,
а после уже молчанье,
как подвиг исполнен слав,
герой обречен бесславью.
Так время исполнено лет
и забытья, безвременья –
соната исполнена – свет,
за ним – затемненье, свеченье.

 

 

 

***

 

Осень-синь, осени, приходи в мои сени.
Я в тени. И – семи пядей, и сею
то, что придется,
как только приходит твой первый день.

Еще ты щедра на солнце. А солнце щедро на ласку:
прыгает солнечным зайчиком, не жжет.
Ветер все репетирует. У него – большой симфонический.
Завтра подхватит листики в полет.

Что-то надо про стаи. Что-то надо, я знаю,
как тоска беспощадна, как звенит.
А лето кануло в лету – холодное, беспросветное.
Вся надежда на бабье. Осени.

 

 

 

Перифраз

 

Найдет на жизнь такая веселуха,
что вот – не пробирает и мороз.
Ну, что же ты теперь, моя старуха:
ни оправданий нет уже, ни слез.
О подвигах, о доблести, о славе
поэта далеко заводит речь.
Теперь бы огородами, краями
и лечь на дно или хоть как-то лечь.
И видеть сны: ночь, улица, аптека,
следы таких невиданных зверей,
что, коль протянешь даже и полвека,
то вряд ли с ними будет веселей.
Не стоит, право, снисходить к вассалам
и по асфальту на коньках с глупцом.
...Да нет, березок я не обнимала,
а всe – златая цепь на дубе том.

 

 

 

***

 

Куда ни глянь, повсюду пустыри.
Привычка взглядом измерять пространство
в надежде выхватить знакомые огни
есть одержимость, а не постоянство,
когда кругом мерещатся свои.
Все изменяется – и дважды не войти
ни в дверь, ни в реку, ни в строку, ни в сердце,
то, что в отчаянье пересеклись пути –
залог того, что никуда не деться
от расставания – мон шер и се ля ви.
Законы жанра, что ж, и в этот раз –
незаменимых нет, и все согласны,
меняется погода ежечасно,
и Сам здесь тоже, знаешь, не указ,
коль под расчет – ужель еще не ясно?
Безликий стылый двор: горят костры,
дрожь не унять в окоченевших пальцах,
и ты был с ними – как давно – и ты –
немое удивленье постояльцев,
и кануло.

………………………………………

Так обмелело, что слезы не выжать,
пропел петух, как обещалось, трижды.

 

 

 

Капля

 

I.

 

Ни любви и ни песни –
и вряд ли приложится что-то
к этой теме, немотствующей от начала,
промотавшейся немощи,
нищенке, тянущей ноту
примитивного фэнтэзи и хэппи-энда устало.

Нет строки-продолженья –
а значит и замысел ложен.
Наказанье нависло, и этим уже наступило,
промедленье
окажется ли подобно –
бес бессилья гнетет, попирает безликая сила.

Столь бездарность мучительна,
в той своей части особо,
где взлелеяна как дарование тайного слова,
как талант, что зарыт, как медяк, что с натугой отложен
до явления благоприятного лета иного.

И посеяно – только, увы, безвозвратно –
верно, по ветру носит то семя
и где приземлится? –
то, что сердцу могло быть покоем мятежным,  отрадой –
птицы выклюют: пустыня брани, пустые глазницы.

Кто же вспомнит – к чему? –
несомненно, весомое что-то,
что опять на весах: про призвание, про назначенье,
что качает и ждет равновесья,
оценки высокой –
и Тебе ли не знать, чем окончится это паденье.

 

 

II.

 

По собственному произволению
в неподходящий момент затеяно
мое словотворчество,
молитва моя – труха, ни к чему негодна,
разве выбросить ее вон на попрание людям.

А солоно-слезно, но как,
если слез не подашь,
если не соль земли, не свет миру
(затворники в кельях, в стене заложив брешь –
стать ближе), а здесь
языки пламени лижут, но жара нет,
наличествует разлад, нет связи:
«от глада, губительства, труса, огня, потопа…» –
только безветрие и беззвучность.

Столько раз подносил Ты к губам пламя,
что впору было пророчествовать,
а вот теперь – явь иль снится ужасающее:
искать смысл невозможно – найден,
но опять о другом,
нудно, изматывающе, прозой
и то еще обещание – «справлюсь».

Не поить после наркоза общего,
сорван голос,
лишь смочить губы, хоть каплю.

 

***

 

Бог творит чудеса,
открывает дороги иные,
я смотрю на шоссе,
чуть прищурив на солнце глаза.
Разве молоды мы,
разве мы никого не любили,
и не знаем себя,
чтобы верить еще в чудеса?

Тем не менее – так:
возвращение утра и солнца,
беспредельности летнего дня,
в нем ни дел, ни забот.
Я побуду еще,
мне сегодня бродить, где придется,
а потом сочинять
про шоссе, про июнь, про восход…

 

 

 

***

 

Сады, что пьяны свежестью,
ароматом, ливнем,
бокалом вина пролитым,
первозданностью дождевой воды
в океане открытом,
следами на неведомом материке,
что нам домом казался,
у мирозданья ни карты, ни даты,
везде, где ты не был солдатом
и никого не убил,
где ты был и отражался
плывущим, непойманным,
без границ, без граненого привкуса,
уксуса, искуса, без гранита,
словно рыба в воде,
где граната с твоей рукой
еще не бредит чекой,
где война забыта, и притягивает рекой
терпкий ветер спеющего граната,
пей, наслаждайся его сердцевиной
у самого сердца в дали дивной,
плыви сквозь водорослей конвой,
время прилива, спи, спи,
ныряй в безмятежный покой
неторопливо, лишь явь
заляжет миной, взорвет виной,
вплетай нерукотворной канвой
все, что веселит,
доброе ли вино или доброе имя,
время цветения, райский вид
долины, что мы покинем.

 

 

 

 

***

 

Снег идет и идет вопреки многоликим приметам,
и не смерить нам жизнь жестким взглядом, мол, как она есть.
Все искрится таким лучезарным, блистающим светом
вне пространств и времен, а какой для тебя этот цвет?

Заплатив по счетам, залатав неумело прорехи,
оторваться не в силах, все смотрим на тканную высь.
Что же грезится, что же хотим мы в виденье заметить –
не минувшее и не грядущее, только своих.

Эта белая армия в плен города захватила,
я не в силах сражаться, пью терпкие травы, больна,
я отстала от дел, новостей, блогосферы, мейнстрима,
вижу только холсты, а на них письмена, имена.

Там высоко-незримым ликующим огненным хором
совершилась великая слава, и лики сияют с небес,
снег идет и идет, отблеск белых одежд перед взором
на моем полотне, чтобы я написала тебе.

 

 

 

***

 

Пока не кончилась печаль
(я успокоюсь,  дай  мне  время:
благоразумие в речах
и благонравие в поэме).
Пока не кончилась строка,
дай мне признаться
(слабость – счастье),
как я рукам твоим близка,
как я покорна этой власти.
Пока не кончилась любовь,
дай мне грубить и забываться,
чудачествам не прекословь.
Так больно будет разбиваться.

 

 

 

***

 

Все уходит, когда появляешься ты:
вся моя постепенная жизнь,
долгожданные встречи, сухие цветы
и движение вверх или вниз.
Даже радость, пока не останусь одна,
не мелькнет в отраженье зеркал.
Я безмерно богата, с тобой – я бедна,
ты меня обокрал, обокрал…

 

 

 

***

 

Там, где радость гуляла
и граничила с болью,
где судьба не давала
победить своеволью,
сердце билось так часто,
но как будто смирялось,
я хотела быть частью,
что в тебе растворялась.
Новогодней игрушкой
после звезд листопада
обозначилось время
Нескучного сада.
То, что было расцвечено,
величаво застыло.
На каком из наречий
жизнь судьбу нам творила?
И  которой  из глав
наречется невольно
время с поступью радостной,
но граничащей с болью?

 

К списку номеров журнала «ИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNAT» | К содержанию номера