Полынь-лебеда. Стихотворения

В ТРЕХ SОSНАХ

 

 

 

Далеко мой дом, лес смыкается:

 

Я одна в пути, девка глупая.

 

Лишь собачий вой с ветром лается.

 

Видно, всё опять перепутала.

 

 

 

Косы длинные – ум не очень-то…

 

Всё плутаю вокруг трех сосенок.

 

Отогреться бы, не морочиться

 

У костра твоего по осени.

 

 

 

Я, как горная речка – чистая,

 

А под кожею сталь клубочками.

 

Лебедь белая – лебедь чёрная.

 

С пастью льва и с клыками волчьими.

 

 

 

Дождь опять со мной, верный стражник мой –

 

Как с лица вода, слёзы горькие.

 

Три сосны в щепоть – ладно, бог с тобой,

 

Не печалятся бабы с опытом.

 

 

 

Как собака я в диком племени –

 

Не поймёшь, что там в сердце мается:

 

То ли гнать меня чёрным веником,

 

То ли ждать, как судьбы избранницу.

 

 

 

Для кого-то ведь и Москва – Париж...

 

Полюби, как есть, необутую!

 

Что ж, целуя, ты, как всегда, молчишь…

 

Видно, всё опять перепутала.

 

 

 

В ПОЕЗДЕ

 

 

 

Вокзальный запах – что на тамбур,

 

И яйца всмятку – что на вкус,

 

То Шепетовка или Гамбург,

 

То вскользь помянутый Иисус.

 

Глаза сквозные незнакомца,

 

Не помню, как... черны, светлы?

 

И что кондуктором – оконце

 

Летит в мелькнувшие кусты,

 

Торговка, старый полустанок,

 

Динамик, семечки и кот,

 

Сосед не вожделенно пьяный

 

При слове «родина» зевнёт.

 

Мелькают сосны, как деревья,

 

Мелькает лес, что на дрова,

 

Мелькают шпалы, что на север,

 

На юг, на запад, в никуда...

 

И то, что я – из лета в осень,

 

И так обманчив горизонт,

 

И чай, традиционно сносен,

 

В стакане времени течёт.

 

И с облегчением на солнце –

 

Ступеньки, поручни, вокзал,

 

И вздох прощальный незнакомца,

 

Что взглядом плечи целовал.

 

 

 

МОЛЛЮСК

 

 

 

Мой дом... Он упирался в берег

 

с крутым подъёмом. Ветер, как всегда,

 

серчал, свежел, но оставался верен

 

восточным окнам. Талая вода

 

мой дом не трогала, не отмывала пятен

 

на мостовой с крутым подъёмом вверх

 

на скалы, где позабыт и знатен

 

стоял сосед его, с глазницами прорех

 

на черепичной крыше. Старый замок

 

тропинкой, пролегающей к двери,

 

подманивал туристов и устало

 

смотрел на домик мой. И яркая коли-

 

бри-шмель под балками у крыши

 

свила гнездо за зеленью плюща,

 

орал скворец, ловила кошка мышь,

 

бледнел закат в осколках витража.

 

 

 

Мой дом. На берегу ивовый куст

 

в песчаной отмели в широкой полынье

 

с ракушками… И маленький моллюск

 

присматривает дом своей семье.

 

 

 

УТРО В АВГУСТЕ

 

 

 

Я – биограф Москвы,

 

Я – свидетель московского лета,

 

Слышу синее утро;

 

Тихий двор с акварельной листвой

 

Мне откроет все тайны...

 

Что соседка моя Виолетта

 

Из побитого блюдца

 

Пьёт на кухонке чай с молоком.

 

 

 

Я узнаю от кошки –

 

Феи крыш и прохладных рассветов,

 

Как стучат каблуки,

 

Обгоняя ленивый туман.

 

И полаяв немножно

 

На мечту о вчерашней котлете,

 

Твой щенок, милый бигль,

 

Принесёт поводок на диван.

 

 

 

Как и я – он покладист,

 

В старой булочной в том переулке,

 

Где еще на заре

 

Замесил Пётр Саныч кулич,

 

Разлетается август

 

Ароматом московской буханки,

 

И соседский терьер

 

Знает точно – он тоже москвич.

 

 

 

Знает он, что теперь

 

Тоже летний московский былинник,

 

Что багрянец листвы

 

Через месяц захватит, шутя,

 

Захворавший сентябрь.

 

Но эпоха варенья с малиной

 

Нас спасёт от простуды

 

И проказ проливного дождя.

 

 

 

* * *

 

Весною, в это время года,

 

не здесь в Москве, а где-то… где луга,

 

речная дельта, мостики у брода,

 

люблю гулять...

 

На небе облака

 

бесстыдно следуют за мною. Рядом

 

плетется пёс – соседский спаниэль…

 

Рыбак расставил удочки парадом

 

на берегу. Бесцветная макрель,

 

уловом лёгким у него в ведёрках

 

наладом дышит на Великий пост.

 

А парень счастлив...

 

Тётка на закорках

 

В крутую горку волочит навоз

 

для грядок – пахнет очень скверно...

 

Хотя... в сравнении с макрелью – ерунда.

 

И счастлив пёс соседский и, наверно,

 

в сравнении с макрелью – и я.

 

 

 

И хочется домоооой.

 

И крепкий кофе,

 

Чтоб запах – в сердце, а твой взгляд – в глаза,

 

Чтоб где-то… лаял пёс и пелось что-то…

 

И – слава Богу – где-то… в небеса.

 

 

 

ПОЛЫНЬ

 

 

 

Не роза, не ромашка я –

 

Полынная трава.

 

Земля моя – не пашня, а

 

Песчаная гора.

 

 

 

И все ж под эту горочку

 

Идут на водопой,

 

За солнцем на пригорочке,

 

За сорною травой.

 

 

 

Садовнику не справиться,

 

С зелёной и густой,

 

С песчаною красавицей

 

Полынью-лебедой.

 

 

 

Он нежные, покорные

 

Соцветья бережёт,

 

А на рассвете сорную

 

Полынь-траву стрижёт.

 

 

 

Дурманом не утешится,

 

Рвёт с корнем и с бедой,

 

И дышит – не надышится

 

Полынью-лебедой.

 

 

 

МОСКВЕ

 

 

 

Это место святое… Избранница –

 

На года, на столетья, на срок...

 

Кто купил, кто продал – здесь останется

 

Вечным ветром, крутящим у ног

 

Разноцветные листья Борисовских,

 

Мат людской и холмистый Затон,

 

Грозья яблок на ближних анисовых,

 

Звон на Спасской в ночной камертон.

 

Тень веков не имеет значения

 

Для твоих золотых куполов –

 

Жизнь вращается, как наваждение

 

Вседержателей стен и холмов,

 

Для кого-то движением поезда,

 

Для кого-то стоянием стен,

 

Утром в пять сигаретой вполголоса,

 

Проблесковым нахальством сирен...

 

Переулки, «хрущёвки» да рощицы,

 

На семи на счастливых холмах...

 

Свет забытой звезды-полуношницы...

 

В дождь намокший Андреевский флаг...

 

Ворон сизый с короткими взмахами...

 

Щётка серая дальних аллей...

 

Хачапури, таджики с казахами

 

Да коричневый храм-мавзолей...

 

Но асфальт, утрамбованный в крошево,

 

Отражает огни за рекой.

 

И под музыку промысла божьего

 

Разливает небесный покой

 

На вокзал, на сутулого Пушкина,

 

На дорожную даль без конца,

 

На мальчишку родного и русского,

 

И на памятник с взглядом отца...

 

Твои улицы я не узнала бы

 

Возвращаясь из дальних краёв,

 

На чужбине не раз вспоминала я

 

Пыльный запах московских дворов.

 

Я просила торговца женевского:

 

– Дай мне каплю московских дождей,

 

Мамин профиль за занавескою,

 

Да скамью у «хрущевки» моей.

 

 

 

Москва – Женева – Москва