Мы жили на проспекте Худо-Бедно. Стихотворения

 

***

 

вот мои стихи стихи

нашей жизни слепок

вот твои стихи стихи

баечки из склепа

вот его стихи стихи

снег в конце июля

вот её стихи стихи

пчёл тревожный улей

вместе в книжке голубой

под одной обложкой

ты да я да мы с тобой

и ещё немножко

 

***

 

я с ним играл в футбол

а он теперь фотограф

я с ним пинал балду

а он теперь фотограф

куличики лепил

а он теперь фотограф

скажи скорее жду

что ты теперь фотограф

 

я ей давал списать

она теперь фотограф

я с ней хотел гулять

она теперь фотограф

а можно так сказать

и прошептать forgot off

не выключи меня

любезный мой фотограф

 

бывало снится мне

мой фотоаппаратик

подаренный давно

на восемь тонких лет

и снится дева мне

в прозрачном летнем платье

смеётся смотрит вдаль

и не даёт ответ

 

***

 

есть хорошие хорошие люди

есть хорошие плохие люди

и конечно вы уже догадываетесь

плохие хорошие люди

 

ну и наш список довершат

плохие плохие люди

 

выбери для каждого вопрос

протяни стрелочку:

 

кому из них легче жить?

кого любят больше?

от кого отворачиваются?

кому завидуют?

 

***

 

Пели корейские дети

о лете,

о Первомае,

об урожае –

и поражали

туристку из Польши.

 

Жизнь – она так, лотерейный билетик,

случая воля, не меньше, не больше.

 

Строгие папы, идейные мамы

(помните, дети, Америка близко!)

выжгли навеки напалмом рекламу.

Завтра уедет туристка.

 

Завтра уедет.

Останутся дети

май, мир и труд воспевать на планете.

Их защитит специальная кнопка.

Что вы, туристка, так смотрите робко?

 

 

***

 

Ты не хочешь в мою тишину,

потому что страшна, многомерна.

И считаешь: опять разверну

я гармошечку грусти, наверно:

вот беззвучные пляшут меха,

это честная песня немая.

Не ищи утешенья в стихах –

говорят – словно всё понимают.

А ты будешь стоять в стороне,

ожидая мажорной концовки.

Для тебя места нет в тишине,

как в театре – прорабу в спецовке.

 

 

 

***

 

Жизнь проходит, нефильтрована,

оставляя про запас

парочку монеток кованых,

что ковали не для нас,

 

дедморозовские бороды,

реквизиты, барахло

и печаль большого города,

а иначе быть могло?

 

Может, фильтры бы поставили,

примеси брезгливо – вон,

и, как интернет по кабелю –

счастье – да со всех сторон?

 

Кто бы знал. Вопросы строгие

завершают пару строф,

их оценивают, трогают –

а ответить кто готов?

 

***

 

Мы жили на проспекте Худо-Бедно

и видели детей ничейных, бледных,

спешащих ли куда-то, вдаль бегущих,

то ль догоняющих, то ль отстающих.

 

Мы жили на проспекте Худо-Бедно,

любовь была взаимно безответна

друг к другу столько лет, и обречённо

смотрели на промзону, сквозь промзону.

 

Мы жили на проспекте Худо-Бедно,

труба плевалась в небо, словно Этна,

мы выучили формулу этана

и покупали серую сметану.

 

Мы жили на проспекте Худо-Бедно,

нам предлагали домик на Рассветной,

но мы привыкли к этому проспекту:

жилой массив и скромный этот сектор...

 

Мы жили на проспекте Худо-Бедно,

не пролетарии – интеллигенты,

пылились мирно жёлтые дипломы,

сухи и невесомы, как солома.

 

Таили, таяли, летели, стали

вечерним дымом, городской печалью,

и растворились мы в закате медном,

и нас уже не помнит Худо-Бедно.

 

 

***

 

Я провожал тебя домой,

мне было восемнадцать,

а ты сказала в адрес мой:

«Здесь не во что влюбляться».

 

Как дверь захлопнула свою,

так вдруг разверзлась бездна,

и десять битых лет стою

у твоего подъезда.

 

***

 

Трамвай подражает метро.

Увы: не хватает дыхалки,

ползёт он, усталый и жалкий.

И время как будто – старо.

 

Где смелый погонщик кнутом?

где кнут, управляемый током?

И едешь в трамвае убогом,

вздыхаешь опять не о том.

 

***

 

К жизни относись, будто это танец –

ну а ты все па можешь без труда –

чтобы смерть прошамкала «Шамошванец»

и пошла бы. Да, именно туда.

 

Ты перехитришь костяную дуру,

ты станцуешь весело на  костях:

это выше всякой литературы,

а сначала кажется, что пустяк.

 

По футбольным меркам

 

Рождение –

ты выходишь на поле,

получив указания наставника.

Линейный судья

хлопает по тебе,

проверяет амуницию.

Тебя вписывают в протокол.

 

Детство –

ты стараешься открыться,

принимаешь первый пас,

но стремишься отдать мяч

более опытному товарищу.

 

Юность –

несёшься вперёд,

не думая об обороне,

бежишь сломя голову,

хочется забить самому.

 

Взрослая жизнь –

внимание, опасный момент! –

это выход

один на один с собой,

растянувшийся на десятилетия.