Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | Проект АРЕаЛ | ГЕОЛОГИЯ | Только для своих | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ | Спонсоры | Связь с координатором портала |
Центр |
Эдуард БормашенкоОб авторе: Публицист, физик. Живет в Ариэле... >>> |
Анатолий ДобровичОб авторе: Родился в 1933 г. Врач по профессии. С начала 1960 годов жил в Москве... >>> |
Леонид ГиршовичОб авторе: Родился в 1948 году. Окончил Ленинградскую консерваторию по классу скрипки... >>> |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУлан-УдэУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯкутскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаЦентральная АзияКазахстанКиргизстанТаджикистанУзбекистанСеверная АмерикаКанадаСШАСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Виталий ШатовкинМаятник одиночества*** У меня плоскость ассоциируется с циферблатом, но часы – не есть время, и каждый плод, стремящийся превзойти себя – обречён потерять
семя. Но, платонически любя, на клевер – летит пчела – ей движет лишь мёд и разве она поймёт, отличие конечности от чела. Стрелки
могут жужжать, жалить мигом пустым – менять ход часов на бегу и каждый – кто скажет себе /смогу/ – предпочтёт в выборе угол –
кругу – или овалу. Слепой портной, тянет руки к лекалу – уподобляясь всецело немому – стремящемуся к вокалу. Стекло – есть промежуточная
форма, между стихией и взглядом. Как человек: есть Бога язык. Или оппонент, который уже привык, доказывать свою правоту – там,
где по праву рулетка вступила в игру – спотыкаясь о немоту – Бог – изо рта выплёвывает ковчег – и –
человек.
ШАПИТО ЛУИ БРАЙЛЯ
Грушевидная старость разношенных девичьих слёз: кто тебя положил в портсигар – о, цветная – Мадонна. Ты вдыхаешь не воздух, а стук паровозных колёс –
вычисление разницы скорости и тишины. За окном: мельтешат то снежинки, то камушки липовых звёзд, в цирковых балахонах – так становятся ночи длиннее.
И, привкус сурьмы – вяжет алое нёбо канатиком из палисандра – каждый узел, петелькою – это уздечка судьбы – вместо слоников ты собираешь троянских
коней в накрахмаленных бантах. Геометрия чувств, патронташи надорванных точек на контурной карте, а рядом – клубы – ядовитого дыма и спицы бенгальских
огней. Эта жизнь – превосходство казенных зеркал не иначе: балаганчик, трактир, переигранный театр картонных теней, для которого каждый второй посетитель --- незрячий.
ВОСПОМИНАНИЯ СИНОПТИКА
Я помню тогда была зима, и только бездомные кочегары, видать спросонья или после рюмки – отсвечивали в
сумерках, словно фары и кто-то в сугробе играл в бирюльки. Месяц не помню, но была стужа, такая холодная – из
иголок. Пальто на ветру продувалось как марля, за окнами – ситцевый бледнел полог, и вместо трамвая – все
ждали марта. Над чугуном кипел чайник паром, из носика, как из трубы броненосца – клубами выкатывался
шар алый
и над подоконником – вис как солнце, а яблоки- звезды, конь съедал чалый. Небо – бледнело, как будто
синьку,
техничка небрежно кинула в воду. Мальчик, на санках – катил с горы, и подражая пароходу, веснушки
чадили,
как угольки, а с берега мама – домой беги. Снег молча падал, как конфетти – прям из под неба к раздетой
рампе
и где-то люди покорно шли, к перебирающему четки, ламе, а где-то из сена чучело жгли, и нёбо лизало алое
пламя. Белым всё было укрыто снегом – в этих широтах он сродни свету. Зима тут всегда, параллельна лету.
И мальчик на санках, грызёт сосульку-конфету перпендикулярными зубами, а мама – домой, домой, руками.
Ветер свистел в дымоход под утро – туда, где трескались от жары семь обезвоженных поленьев и вместо
звенящей,
гитарной игры – в гулком гобое тонула печка, скрипкой – ей вторила на столе – пламенем, восковая
свечка.
В этих краях, зима – театр драмы. В котором играют снеговики, читая друг другу эпиграммы, написанные
молоком от руки. Здесь каждодневно кружат метели: то вальсы, то задушевные вьюги и дарят им ели
аплодисменты,
сугробами грея, косматые руки. А небо глаза закрывает на это и иней кроет его ресницы. Белым
вольфрамом лампочка где-то и книга под ней, а рядом спицы. Мальчик зевает над алфавитом, буквы
мелькают словно лица и мама, прервав шуршание петель –
--- переворачивай страницу.
*** Ты скажешь слово /стоп/, и – шаг от шага – неотделим присяжным большинством, на счетных палочках для детского сложения – в пластмассовой коробочке билет, в ту часть тебя,
где скорость
отражения – похожа на складной велосипед – который кружится вокруг своей оси. Разряжен воздух, тают в лужах льдинки, и на реке – игрушечный буксир, уподобляется виниловой
пластинке.
МАЯТНИК ОДИНОЧЕСТВА
Маятник одиночества – идущий на запад от стены нового храма красного палача, где каждый кирпич ложился на слёзы, а между
ними записки,
в которых – плача – мать, просила спасти ребёнка у неба. А кто-то сзади – одетый по форме в хади, привыкший к команде /левой-
левой/ –
ей протянул крошки свинца, с привкусом хлеба. А ей нужен был сын, которого увели строить стену, а затем вторую и третью – а
после ещё
одну. Те, кто камни несёт к воде, досрочно пошли ко дну. И нет разницы, где гореть в Раю или в Аду, неважно с какой стороны ты
от стены –
ты всё равно видишь стену. Маятник одиночества, идущий на запад из /вне/, где каждый из нас может быть – камнем в стене – на
который,
кто-то возложит исписанный, мелким, листок – да только ли буквами, все же, читает --- Бог.
ОДУВАНЧИКИ МЕТЕРЛИНКА
Взгляд – это то, что выходит за рамки тела – влекомый разряженной атмосферой к морю, он сливается, где-то в камере сердца, с верой, когда я бессознательно вновь увлечён
тобою. Точки по небу – рассыпаны звёздами в белом – именно этот цвет одевает молчанье: взгляд твой подобен улитке ведомой телом, несущей спирально свой дом в глубину
мирозданья. Он, как молекула воздуха в жабрах рыбы, играющей на литаврах безбрежное соло – и, как пациент инквизиторской дыбы – я тут же тону в монохромной сетчатке
/ЛОМО/. Зрачком накрахмаленным, смотрит в простор одуванчик, а ветер уносит в небо его ресницы – в ладонях приносит, хворающей девочке мальчик, крошки и сердце, в
образе синей птицы. Атомы кружат театры статической драмы, безропотно, кротко играя похожие роли и каждый зрачок – сиротливый букетик вольфрама, молча хранящий
в себе – кривизну траекторий.
ДВОЙНИК
Любое зеркало – футляр родства, между зрачком и силой Архимеда: заложенная за подклад полтина – не в голос – про себя – бубнит до ста, считая
стриженных,
безоблачных овец, и в отражении – через раструб пуповины – из серебра, рождается близнец. Накормленный, раскрашенный, но плоский – переводных
картинок
вернисаж – ты только скажешь слово – он по-свойски, кивнёт в ответ: и то ли чувством сноски, то ли лицом твоим --- заполненный мираж.
*** Тишина – здравствуй друг, что длиннее – чем тень. Очертанием рук – отгороженный день: от бульваров, домов,
кулинарий, причин – ты вобрала в себя черты тысяч личин. Ты вобрала в себя немоту языка – завершённость
теряется. Круг –
не дуга – диафрагма без воздуха – высохший рот, после вьюжной зимы – с полыньи жадно пьёт. Расшивает
тесёмку иголка с плечей, на стежки распадается стайка грачей. На стишки распадается с воздуха вдох – безразличней всего
к интерьеру – порог. Поперечная кость из-под срубленных дат – об тебя спотыкается страждущий взгляд,
нежеланием
голоса тень обогнуть – остаётся, лишь вспять, от тебя повернуть. Расставаясь надолго вослед не смотри –
школьным ластиком синим, силуэт мой сотри: место памяти нашей, всегда где-то /за/, когда будешь стирать – --- сотри первым глаза.
Соло глиняного акробата
I. Ты перетянешь ниткою чело, как тонкий жгут на шее у солдата и осязая в пальцах ремесло, из глины вылепишь фигурку акробата.
И прав – тот оказался, демиург, что говорил о сотворении счастья – о том, что его смысл в связке рук – с тем целым, что они
берут от части.
Постой же, дух переведи и оглянись, на ощупь и последуй в такт по кругу: к двери – за ручку – там перекрестись и не забудь, что
моет рука руку. Подобие ни отклик, ни клише, ни кривизна покатого лекала. Подобие – когда ты в неглиже завёрнутый в конверт из одеяла.
II. К земле исходит слепок с облаков, застрявший между чьих-то переносиц, и не дойдя сознанием до слов – он гнёт руками воздух в
полуоси. Он мог бы вкруг, но знает – только Бог, способен вить из воздуха орбиты – а палец, как и взгляд, сливаясь в слог, дают разряд
на полюсах
магнита. Поверь – здесь уже некуда спешить, в подполье ядром атом догорает. Здесь, как бы ни пришлось – но стоит жить, как тот жонглёр,
что кеглями играет. И непонятно кто его хранит: те, кто в манеже или купол цирка, и он в дыхании зрителей парит, а на запястье вшита
метрик-бирка.
III. К глазам привязан маятник Фуко, ладони давят кегли сухой глиной, и поднимаясь до немых высот, он звуками залит на половину – на ту,
что делит надвое сосуд – по переносице, затем спускаясь ниже. А он жонглирует – поймавший в этом суть, под сводами каплеобразной
крыши. Фигуркой рта – не дышит. Но стоит, на горизонте – вертикалью тела – и, как фитиль пропитанный – горит, крутя руками в
воздухе умело. А в обожжённой кегле сомкнут мир – возможные орбиты и планеты, он в них вдыхает – робкий свежий мирт,
уподобляясь в
древности поэту. И глина порами надсажено звучит – в пространственность шатра втекают звуки, как будто кто-то в ней
закованный кричит – когда касаются её жонглёра --- руки.
ЭЛЕГИЯ В НЕСКОЛЬКО ВАТТ
Восьмигранная линза – распорот зрачок пополам, белизной лебедей – они в крылья впитали песок – и – текут монотонно, как воском облитый
Икар: досчитай до полуночи – и – поверни колесо разводного моста. Я останусь один на один с отражением своим на забытом, ночном, берегу – вытекает из тлеющих звёзд разведённый морфин. По надтреснутым веткам, заедам высохших губ, перебежкою бродит пернатая буковка /Цэ/ – её
ножки – два циркуля – чертят на скулах круги, где стеклянная кожа – как грим на овальном лице – не хватает лишь только в глазах раскалённой --- дуги.
***
Сколько раз я смотрел – на твоё лицо – видя в нём алфавитный ряд: обезвоженных, глиняных изразцов –
состыкованных в букву /Я/. С завоздушенным пузырём в груди – так похожим на мыльный шар, что
хотелось разжать перископ руки – и – взлететь. Остриё ножа глубже чувствует дерево, чем свою ветвь –
подставляя к нему живот из которого капает то ли медь, то ли схима и для сирот, нету ближе и кровнее тех
имён – трафарет набивает сны, что приходят из памяти. Окоём – заливает белилами сныть, где густеют
прошедшие даты дней – потеряв календарный счёт, а над ними ватином сплошных цепей – семенят облака. Совьёт – безголосая птица себе гнездо где-то /рядом/ с тоской в глазах и со временем станет
стальным яйцо – для отлива мечей и
--- плах.
С пдф-версией номера можно ознакомиться по ссылке http://promegalit.ru/modules/magazines/download.php?file=1515909222.pdf |
ГолосованиеВыберите название/тему следующего раздела проекта "Вещество"ЖурналыКыштым-ГраниПятью пятьКочегаркаСОТЫРусское вымяВЕЩЕСТВОАРТИКЛЬЕВРОПЕЙСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНАЗДЕСЬЛитСредаЗаметки по еврейской историиСемь искусствЛиФФтДАЛЬНИЙ ВОСТОККОВЧЕГОСОБНЯКМОСТЫМЕНЕСТРЕЛЬПриокские зориВИТРАЖИДОНСЕВЕРДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕЛИТЕРАЮЖНЫЙ УРАЛБАЛТИКА-КалининградСеверо-Муйские огниНОВЫЙ СВЕТСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИНАЧАЛОКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИСлово-WordГВИДЕОНКольцо АЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАСорокопут [Lanius Excubitor]ДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовТело ПоэзииГРАФИТБЕЛЫЙ ВОРОНИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNATЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимДЕТИ РАФУТУРУМ АРТЧЕРНОВИКЗИНЗИВЕРЛИКБЕЗВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬУРАЛ-ТРАНЗИТНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:ЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕИЛЬЯАРГАМАК-ТатарстанИНФОРМПРОСТРАНСТВОДЕРИБАСОВСКАЯ - РИШЕЛЬЕВСКАЯСТЕРЖЕНЬСВОЙ ВАРИАНТБАШНЯ22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРАНАШЕ ПОКОЛЕНИЕУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬАРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЗАПАСНИКЫшшо ОдынПРЕМИЯ ПБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЗНАКИ11:33АЛЬТЕРНАЦИЯ |