Стихотворения

            * * *

Я вдохнул в тебя жизнь —

в снежную женщину с зелеными глазами.

Ты чуть улыбнулась и сказала: «Привет!

Я побуду с тобой до весны?»

Я вдохнул в тебя с первым поцелуем

лучшую часть своего мира,

и опавшие листья под первым снегом шуршали,

как деньги в конверте.

Мы шли по проспекту, взявшись за руки,

шел мягкий пушистый снег…

кто-то записывал душу мира поверх нас,

как музыку, как узоры инея на стеклах.

Это наша зима.

Воздух покрывался

серебристыми чешуйками, точно тритон

или солнце-желток, вмерзший в льдину.

Можно было весь вечер провести в твоих волосах —

в спальне или возле камина,

чтобы достать листик липы,

будто креветку, застрявшую в водорослях.

Из окна нашей кухни — вид заводского района:

обрубки труб, шелковые выкидыши дыма,

будто пальцы полковника,

нажавшего красную кнопку.

И морозы, как немые псы

из канцелярских кнопок,

покусывают нас за руки, за ноги,

что-то пытаются нам сказать...

но мы не будем слушать их —

будем любить и ждать весны.

* * *

Наш дворик спит, будто каторжник:

в кандалах скамеек

подложил под бритую голову асфальта

трансформаторную будку, тихо гудящую —

бетонный улей с электрическими пчелами.

но мы не будем спать.

Ты мягко обнимаешь меня за шею,

щекочешь под подбородком.

Так бывает с влюбленными женщинами — играет

с неразорвавшимся снарядом,

щекочет кисточкой, стучит кровавым ногтем

по капсюлю.

В тусклом свете, пропущенном сквозь жалюзи,

ты превращаешься в фиолетовую женщину-зебру

с бархатными полосками на бедрах, спине.

Еще один год вместе.

Мы проплыли затонувшую акру,

покрытую черными кораллами грачей

в голубом, огненно-рыжем небе парка,

отраженную в грандиозной луже.

И кленовые листья разбросаны под ногами,

как раздавленные крабы;

парк красиво чернеет, подгнившая желтизна

похожа вкусом и цветом на печеные бананы в кожуре;

дрожат чертоги увядания — кроны каштанов —

как люстры при землетрясении в два балла.

Еще один год, еще один мельчайший стежок

сделала тонкая игла Вечности,

пришила нас ко времени-пространству вместе —

расплавленную пуговицу по форме сердца.

но ей ничего не стоит нас оторвать.

Осень: текучая прозрачность листопада,

струи компьютерной программы,

и кажется, что можно рассмотреть того,

кто пялится на нас с другой стороны экрана,

пока нас не накрыли пышными снегами,

не заявились мумии, щедро обмотанные бинтами —

будто дети старались на уроках

по оказанию первой помощи, первой любви...

Но можно ли нашему миру помочь?

Еще один год, еще одна книга,

и в сердце — оседание красного наста…

все меньше шансов остаться,

но белка не хочет покидать колесо.

Я смотрю в окно. Отопление уже включили, тепло.

А ты застилаешь постель, идешь на кухню,

и время течет по спине, как вересковый мед,

и наши чувства медвежьи, косолапы,

и рябина-балерина разучивает новые па.

Еще один год, еще один шанс.

Шаг за шагом мы идем неизвестно куда,

неизвестно зачем, как в сказке…

Но что там, в тумане? — кто-то вырезает ножницами

из сложенного тетрадного листа

зубчатые снежинки —

громадные, как скатерти,

и клеит их к стеклу.

Готовится к гостям.

* * *

Девушка в белом платье на пароходе

аккуратно лущит арахис и смотрит вдаль,

где широкая река соприкасается с небом,

как прошлое и будущее,

как наган и кобура.

«Я нимфа. Я здесь живу», — говорит ее молчание

на языке змеящихся волос,

с которыми играет мангуст ветра.

Мы плывем на теплоходе.

Она ест арахис, я курю,

и с востока скользят оранжевые тонкие драконы

с пеликаньими мордами.

Мы их видим, я и она,

и мир исподволь выздоравливает от человечества,

как от разумного СПИДа…

нет, это нам только кажется:

видение на краю реки и неба.