***
И лужи за редеющим туманом
Простые хоботы наивнейших слонов.
О Господи, какая рана,
Какая рама зыбких берегов.
Царапается уязвимости речи.
Душой чужой души не заслонить.
Придвинуть ночь.
Ворона лампу лечит.
О нет, наоборот. Не стоит. Плыть.
***
Жёлтого окна медальон
За зелёным холмом
Поделом поделом
Остающийся гость за столом
***
Путник
Видящий тёмный подсвечник дерева
На котором горит
Метели
Свеча
Пока существует зыбкий портрет воздуха
На твоём лице
Ты существуешь
Тоже
***
Дыхание белого друга
На щеке ностальгии
На озёрах ладоней
Сквозь замки жестов
Снегопад
Тусклый рисунок
А там внизу
Варежки тёмные
И
Правота земли
***
Снег завершает белыми точками фразу пространства.
Вот где кончается тело. Белыми родинками, трагическими на ощупь.
Осязанье стесняется постоянства.
Что ли, зайти куда в гости, подарить кому лошадь.
Лошадь туманную, грезящую на причале,
Изумлённо рыдающую вслед кораблям и созвездьям.
Мы прощаемся с этим пространством, а нам не сказали.
Чайная ложечка, родина, тёмные вести.
Темнота в предвкушении вспышки из ниоткуда.
Погрустить о замёрзшем стекле, где как ослик усталый –
Нарисованный сад. Вот три родственных зверя для чуда:
Лошадь, ослик и,кажется, снег запоздалый.