Белла Ахмадуллина

«Я вспоминаю его с любовью и грустью»

Интервью Северодонецкому телевидению (ТРК «СТВ»)  по телефону; сентябрь-октябрь 2001 год

 

                                                                                                                 Публикуется впервые

 

 

  Мы учились с Иосифом Курлатом на одном курсе в Литинституте. Иосиф был несколько старше меня. Сейчас это было бы незаметно. Но тогда –  заметно, разница в возрасте сказывалась. Я была тогда занята собственными стихотворными делами, но вот эта старшая мягкость – я её причисляю ко многим достоинствам Иосифа.

   Потом жизнь складывалась по-разному. Из института меня исключили; жизнь нас как-то развела, но я помню эту мягкость, великодушие и желание помочь как достоинства этого замечательного человека. Мы долго не виделись. Но потом, когда Иосиф приезжал, то, кроме оставшейся старшей мягкости,  разница в возрасте не имела значения. Все поэты того времени постепенно стали ровесниками, их всех причислили к каким-то шестидесятникам. Я никогда так не говорю, потому что это определение стало очень расхожим и очень поверхностным, потому что в пределы этого времени умещались люди очень разных характеров, очень разных дарований, очень разных судеб. Но Иосиф гордился тем, что он относится к этому времени, к этому поколению, к тем же людям, которые стали очень знамениты – гораздо больше, чем он. Но его это нисколько не уязвляло, мне это в нём очень нравилось. От этой всяческой знаменитости я вскоре откажусь и скажу, что… То есть что значит «откажусь»? Я скажу, что не в этом дело, чтобы стоять на сцене Лужников.

   Замечательной чертой Иосифа была совершенно превосходящая меня взрослость, а теперь он получается моложе меня, потому что я вспоминаю его только молодым,  доверчивым, простодушным.  Он никогда на моей памяти – а ведь даже в институте судьба предлагала разные, пусть небольшие по молодости лет, но все же испытания, – он никогда ни в чём не провинился. И потом, когда он приезжал в Москву, к моему счастью, я видела его радостным: он любил Северодонецк, мне кажется, им владели вдохновение и любовь. Он так скромно причислял себя вот к этим поэтам, которые стали столь знамениты…. А он ничего не хотел, просто то время было для него временем  наибольшего душевного подъёма.

    Иногда мне кажется таким скучным этот список имён… ведь все его знают, даже те, кто намного моложе. Но в него никто не привносит имя Иосифа Курлата. А я, если уж перечислять тех, кто много значил для меня в то время, кто был совершенно чист душой, привношу непременно и его.

   Если бы я хотела себя утешить в сердце, то я бы сказала, что я его видела в его приезды в Москву очень одухотворённым, это, наверно, и вдохновение, и любовь… Но главное, мне казалось, что он совершенно бескорыстен, что он ничего не желает для себя. И когда он говорил: «Вот какие мы были…»  –  была неимоверная в этом скромность.

   И я, и муж мой, Борис Мессерер, вспоминаем его как очень светлого человека, человека, который не капризничал, пребывая в своём месте судьбы, в своём положении судьбы; который находил для себя утешительное удовлетворение.

   Говорила: «Ну, приеду когда-нибудь…»  Но так никогда и не приехала.

   Светлые черты его души – они, несомненно, были тем, что его держало.

   Я ему говорила: «Желаю тебе многих-многих успехов, но главным, а может, единственно важным из них я почитаю вдохновение…»

   Я думаю, что вдохновение и было ему наградой за все трудности, за все невзгоды, которые ему пришлось претерпеть.

   Я вспоминаю его с любовью и грустью…

К списку номеров журнала «ОСОБНЯК» | К содержанию номера