«Калевала» по-нижегородски. О книге И. Абузярова «Финское солнце»

Абузяров И. Финское солнце. Нижний Новгород : Бегемот НН, 2015

Обломись-ка, Вяйнемейнен, кантеле разбей об стену! На реке великой Волге есть покруче сладкопевец. Он сложил такую сагу, замутил такие руны – ваши рядом не лежали! Так что, старче, выпей йаду!

У Джефферсона, Макондо и Санта-Марии появился город-побратим – Нижний Хутор. Он лежит на берегу Волги (хуторяне называют ее древним именем Ра) и заселен поволжскими финнами – ничего себе народец, симпатичный, похожий на хоббитов, смурфиков и прочих снусмумриков. А самое главное, – вполне понятный. Представится тебе абориген – и все про него ясно: Каакко Сантари – сантехник, Суммо Хаппонен – олигарх, Алко Залппонен – пропойца, Исккри Пробконен – электрик (слава Богу, гинеколога и проктолога в реестре нет).

То бишь и хронотоп, и персонажи, – все более чем условно, а потому факультативно. Равно и пятая графа допускает бездну вариантов. Скажем, армяне: олигарх Баблоян и алкоголик Тер-Самогонянц. А почему бы не евреи? – сантехник Какман и доктор Клизмер. Но авторские симпатии на стороне финнов.

«Я родом из Нижнего Новгорода, – объяснил свой выбор И.А. – Он является центром финно-угорских земель. Я всегда отличал нижегородцев от прочих россиян по менталитету и мироощущению».

Впрочем, как подозреваю, дело не в менталитете. Тут тенденция, однако: угро-финны нынче в моде. Вон, Осокин с Ивановым сделали на них карьеру, заработали не слабо: Алексей – на злобных манси, а Денис – на мирных меря. А Ильдар других не хуже – тоже ладит быть в мейнстриме наш горяччий финсккий паарень!

«Мой роман, несмотря на название, скорее не о финнах, а о российской провинции, жители которой являются наследниками и тайными хранителями финно-угорской старины», – заявил г-н сочинитель.

Не в первый раз убеждаюсь: авторские декларации надо понимать с точностью до наоборот. На месте финно-угорской старины у Абузярова – самодельное (и довольно-таки неуклюжее) мифотворчество. Сантехники, кроме прямых обязанностей, ублажают духов воды. Мэр Нижнего Хутора, придя к власти, первым делом установил контроль за свалками, чтоб наводить на горожан порчу через выброшенные вещи. И так далее, во всю средиземскую мощь. Справедливости ради скажу, что у Иванова с Осокиным тоже немало новодела в этнографическом камуфляже. Но им при всем при том удавалось сохранять серьезную мину, – она-то и спасала положение. Абузяров пошел на поводу у врожденной склонности к буффонаде. Случилось страшное.

Вот какой поганый казус приключился с «Финским солнцем» – «Калевалу» то и дело заглушает «Ievan Polkka», чей хорей четырехстопный на ушах повис лапшою: jatsu tsappari dikkari dallan tittari tillan titstan dullaa…

Мы склонны гордиться тем, чего у нас нет, говаривал Акутагава. Мертворожденный юмор И.А. – лишнее тому подтверждение. Внимание, атака клоунов:

«Одевалась Кайса очень стильно, но во все натуральное. В меха норки и выдры, в темную кожу ящериц и броненосцев-не-потемкиных».

«Пентти не видит в любви никакого понта».

Но это, право, мелочи. А вот вам, чтоб служба медом не казалась:

«Первоначально роман назывался “Финский залив”, но в процессе название дрейфовало к “Финской наливке”. И чем больше роман удрейфовывал от берегов реальности, тем больше Оверьмне дрейфил за конечный результат».

Даже к финским скалам бурым… ну-ну. Ржунимагу. По-настоящему здесь смешны лишь спонтанные гэги, вроде красот слога:

«Закатное финское солнце выглядело блином на раскаленной докрасна сковороде, которую только-только вынули из печки» – воля ваша, но при таком раскладе блин обуглится. Черное солнце – это ж-жесть. Никак смурфики Аксинью хоронили?

Эка невидаль, скажете, что светило почернело? Не такие инциденты в Нижнем Хуторе бывали. Старый Юххо только помер – глядь, уже с женой гуляет! И с деньгами непонятки – то ли марки, то ль сантимы… Словом, место здесь чуднóе – safety first, как говорится.

Магический реализм и бурлеск – далеко не все составляющие «Финского солнца». Тут и обязательный для И.А. детектив, и love story, и социальная сатира, и бесконечные литературные аллюзии: Пушкин, Гумилев, Андерсен… И поэзия в особо крупных размерах: «Папайя надевает кружевные митенки. Иногда у барной стойки Вискки случаются настоящие митинги», «И чего это она так наминает свою грудь, неужели хочет соблазнить меня своими крепкими репками?». Все вместе выглядит на редкость органично: примерно как хот-дог с повидлом или кремовая розочка на бифштексе.

Вот такой он, Абузяров! – будто жернов мельни Сампо, мелет соль, муку и злато, их совсем не разделяя: злато солоно на пробу, а мука сплошь золотиста… В этой синергии жанров нам стрезва не разобраться, – тут сам Хийси ногу сломит!

А предупреждали добрые люди: в одну телегу впрячь не можно… Привести чертову уйму разнородных компонентов к одному знаменателю – задача откровенно неподъемная. Романом «Финское солнце» при всем желании не назовешь: собранье пестрых глав, каждая из которых даже сама по себе не выглядит ни цельной, ни законченной. Любая фабула дробится на микросюжеты по числу персонажей. У читателя жестокая оскомина от бесчисленных Веннике и Нюннике, Тапко и Курве, – одна игра не потеха! – но Абузяров продолжает забавляться: продавщица Кассе, летчик Аэрро… Видимо, лишь ради удовольствия назвать очередную эфемериду, – а их в 300-страничном тексте 147 – , различимых больше частью лишь по именам. Автор явно не в силах управиться с толпой своих креатур. Хуже того, сил вообще ни на что нет, ибо весь пар ушел в гудок, на бесцельную словесную эквилибристику. Единственный возможный выход из ситуации – армагеддец на скорую руку: «Время в Нижнем Хуторе начало стремительно схлопываться. Так, кажется, было написано в пророчествах древних поволжских финнов о гибели Нижнего Хутора, который в конце времен целиком уйдет под воду». Красиво, ага. Просто, лаконично, по-мужски: он утонул. Финал сожалений не вызывает: марионеткам трагедию не сыграть, разве что печальку.

Не возьмусь утверждать, что книжка провальная, ибо взлетов у Абузярова не упомню. Все его опусы сделаны из одного теста: шутовская ономастика, громоздкие каламбуры, копеечная пинкертоновщина, не способная растормошить полумертвую интригу, и неизменные несуразицы, вроде воскресшего Юххо. Из особых примет абузяровской прозы в «Финском солнце» нет лишь одной: феноменальной неряшливости. Помню, как славно косноязычил И.А., изданный в «АСТ»: «насладившись заключенными в янтарь богатством природы». Но скоропостижная грамотность – явно редакторская заслуга. «Я очень благодарен сотрудникам журнала “Юность”, которые возились с этим текстом», – признался автор в очевидном. От души им сочувствую: объем работы тут наверняка запредельный, – кто читал «Мутабор», тот в курсе.

Есть, однако, вещи, которые никакому редактору не по зубам. К примеру, замешательство, что оставляет по себе нижегородская «Калевала». Если это сатира – то чересчур травоядная, если триллер – то слишком анемичный, если притча – то сверх меры аморфная. И вообще, какого смурфа меня донимали броненосцами в митенках и крепкими репками?

Полагаю, мне ответят: вам, гагарам, недоступно… Блин, откуда взялся Горький там, где Лённрот быть обязан? Сам себя уже не слышу: полька, курве, задолбала, – так и лезет, в оба юххо, аж из глаз снопами исккре. Не один, видать, страдаю: слышно, как гагара стоонне, робкко прячутся пингвины. Абузяров непреклойнен: урко тапко люлли ванни jatsu tsappari dikkari dallan вялле кистти атти батти – не задушишь, не убьешь, перкеле!