Могло не быть. Повесть, Часть 2. Журнальный вариант

 

Часть вторая*

ВОСЕМЬ ДНЕЙ, КОТОРЫХ МОГЛО НЕ БЫТЬ

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

 

Когда Павел вернулся домой, жена досматривала, скорее всего, если не седьмой, то пятый сон. Да и то – утром ранёшенько на работу, уроки в школе начинаются в восемь часов. Юля преподавала английский в старших классах и, в отличие от мужа, работу свою не только знала, но и любила. Павел не понимал, как это его жене с отнюдь не полицей-ским характером удаётся справляться с израильскими школьниками, не обременёнными понятиями о культуре поведения, хороших манерах и уважении к старшим. Эта загадка вот уже лет двадцать оставалась для него неразрешимой, Юля же спокойно на все расспросы отвечала, что всё получается само собой. В конце концов, приняв эту версию, Павел прекратил расспросы.

Юркнув в постель, он почти сразу уснул. Завтра предстоял сума-тошный день: лекции в колледже, начинавшиеся, правда, только в десять утра, что оставляло надежду выспаться; а ещё надо было заехать в гараж, уладить дела со страховой компанией, пройтись по магазинам – за продуктами, за бумагой и чернилами для принтера, а напоследок – уже дома – сочинить контрольные задания для студентов. Короче, дел хватало.

На работе всё было, как обычно. Лекции  шли своим чередом, нерадивые студенты списывали на контрольной. Со своим опытом преподавания Павел не очень обращал на это внимание, зная, что при проверке немедленно выявит и тех, кто списал, и тех, кто дал списать. В этом он никогда не ошибался, удивляя наивных студентов, надеяв-шихся, что на этот-то раз он не сумеет отличить самостоятельно выполненное задание от бездумно сдутого у соседа. В перерыве заско-чил к директору переброситься мыслями на сей счет. Надо сказать, что у Павла с директором сложились почти приятельские, во всяком случае, доверительные отношения. И тот, и другой пришли в педаго-гику из науки, а потому на многие вещи в жизни смотрели одинаково.

Директор не раз выручал Павла, когда студенты, непривычные к его манере преподавания, строчили руководству настоящие доносы.

* Первая часть в №12

Павел же, в свою очередь, не раз брался довести курс в группах, оставшихся без преподавателя, тем самым помогая начальству.

 

В гараж он успел почти к закрытию, и оказалось, что вовремя. То ли работы там у них не было, то ли так уж фортуна повернулась, но машина Павла была готова и ждала хозяина. Так что домой он прикатил на своей «Тойоте», а не на перекладных.

Юля была уже дома. Разливая суп по тарелкам, спросила:

– Как было в Иерусалиме?

– Знаешь, я ведь был на книжной выставке. К сожалению, ничего интересного. Думал побеседовать с издателями, но их интересуют только деньги. Хочешь издаваться – плати, и всё будет тип-топ. Мне это не интересно. Но зато встретил там парня, с которым вместе учились на преподавательских курсах. Теперь он большой человек, заведует кафедрой в академическом колледже. Не чета мне. Но не воз-гордился, посидели, поболтали, зашли к нему домой… – вдохновенно заливал Павел.

Вечер пролетел незаметно. Составить контрольные задания для своих студентов труда не составляло. Он прекрасно представлял себе их возможности и подбирал вопросы и задачи, с которыми большин-ство могло справиться без особых усилий. Проваливались же на экзаменах те, кому суждено было провалиться. Неожиданностей не предвиделось.

Ужинали они с Юлей, включив телевизор. Как правило, смотреть было нечего, а мелькание кадров на экране отвлекало от размышлений о событиях прошедшего дня. Неожиданно оказалось, что как раз пере-давали встречу с бывшими звёздами советской эстрады, ныне почти забытыми, а когда-то любимцами публики, героями первых «Голубых огоньков». Среди приглашённых оказались Полад Бюльбюль-оглы и Лариса Мондрус. В отличие от остальных, они выглядели великолепно, сохранив былую моложавость и стройность, не расплылись, как снеж-ные бабы по весне.

Юля, надо заметить, никак не напоминала «снежную бабу», но и особой стройностью уже не отличалась, как и знаменитый Карлсон, была «в меру упитанной». Впрочем, у неё всего было в меру: средний рост, ноги – не длинные, от ушей, но и не коротышки; ничто слишком не выпирало ни спереди, ни сзади, но, как говорят, было за что ухватиться – «берёшь в руки – маешь вещь». Юля была очень даже неглупа, начитана, мгновенно отличала хорошую литературу от поделки, но в поэзии не разбиралась, отдавая предпочтение добротной прозе. Нельзя сказать, что стихи Павла её вовсе не интересовали, однако она могла оценить их разве что по шкале «нравится – не нравится». Да он и не требовал от неё большего. Критиков и без жены хватало. Более того, Павел даже в некотором роде избегал возможной критики, зная характер Юли. Если что-то было не по ней, вполне можно было нарваться не просто на колкое замечание – это было бы вполне приемлемо, но на повышенный тон, доходящий до крика, словоизлияния, упрёки, граничащие с оскорблениями. Это случалось нечасто, но Павел переживал такие размолвки тяжело – вплоть до предложений расстаться. Несколько лет назад он даже после одной ссоры написал стихотворение:

 

Ты скажи мне слово – шёпотом,
Я услышу, не глухой.
Даже в барабанном грохоте,
Даже, если рядом – молотом,
Различу я голос твой.
Слово – ласковое, доброе,
Нежное, как первый снег,
Усмирило б непокорного, –
И склонюсь смиренно долу я,
Приручён тобой навек.

 

Стихотворение стихотворением, но жизнь продолжала течь в том же русле, и после стольких прожитых лет, менять в ней что-либо было очень и очень сложно. Оба это отлично понимали.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

 

Уже дважды пропел мобильник, но Лиза не реагировала, вернее, не хотела даже вставать с постели. Но пришлось – часы показывали пол-одиннадцатого. Надо было начинать день, а с ним и продумать, как вести себя дальше. Открыв мобильник, она увидела номер подруги и даже обрадовалась.

– Женька, ты чего трезвонишь?

– А ты что не отвечаешь? Неужели спишь?

– Да, ты меня разбудила. Но теперь уж говори, что-то случилось? Или просто соскучилась?

– Хочу пригласить тебя в гости. У меня интересная новость для тебя.

– А сказать её не можешь? Тайна?

– Лучше с глазу на глаз.

– Хорошо. Через час буду.

– А ты приезжай завтракать ко мне, вместе кофе выпьем. Я тоже ещё в неглиже.

За окном лил дождь, и Лиз решила всё-таки выпить кофе перед тем, как выйти на улицу. Поставила чайник и стала одеваться. Пока пила обжигающий напиток, включила телевизор и просмотрела послед-ние новости. Это она делала систематически, так как хотела всегда быть в курсе всех израильских и международных событий. Годы в Израиле научили её быть такой же политизированной израильтянкой, как и многие, живущие на этой земле. И с каждым разом вновь и вновь убеждалась: в стране никогда не будет скучно. Это тебе не Канада, где самым ярким  событием дня порой становится сообщение о какой-то сбитой машиной кошке.

Ничего особенного за ночь и утро не произошло, обыденность: судебные дела и политические интриги.

– Ладно, будем считать, что «В Багдаде всё спокойно»! – резюми-ровала Лизавета.

Дождь перестал, освежающая прохлада бодрила, и это очень радовало женщину – она страдала от жары летом, а зимой чувствовала себя прекрасно. Немного подождав автобус, решила пройтись, а заодно заскочить в пекарню и купить горячих пирожков с яблоками и творогом к их утренней девичьей посиделке.

– Наконец-то. Я уже думала, что ты не придёшь, – встретила её с упрёком Женя, но, приняв из рук подруги коробку и вдохнув такой аппетитный запах свежих пирожков, заулыбалась и сменила гнев на милость. – О, ты угадала. Мои любимые. Правда, для моей фигуры это противопоказано, но сегодня я себя побалую.

– Что ты всё придираешься к своей фигуре? Она у тебя совершенно нормальная, – стала успокаивать её Лиза.

– Ой, не успокаивай меня! Я знаю, что толстая.

Лиза лукавила, когда уговаривала подругу не волноваться по поводу внешности. Евгения действительно была немного полновата, но из-за лени никак не могла похудеть хотя бы на пару килограммов. С физкультурой она не дружила даже по утрам. Сколько раз Лиза предлагала подруге присоединиться к ней в пробежке по набережной. В Ашдоде это стало просто эпидемией. Бегали все: молодые и солидные (правда, последние в основном живенько ходили), светские и религиозные (особенно оригинально смотрелись мамаши, которые приводили себя в форму после очередных родов – в длинных чёрных балахонах, с замотанными головами), на полном ходу громко рассказывая очередные истории о своих детях или о новинках детского питания. Бегали рано утром и поздно вечером. Наконец, городские власти обратили внимание на здоровье горожан и в некоторых районах прямо на открытом воздухе соорудили спортивные комплексы.

Но Женечка упорно игнорировала всё, связанное со спортом. И когда заговаривали о нём, она переводила разговор в шутку: «У жен-щин не бывает лишнего веса... Это дополнительные места для поцелуев...»

– О, что-то я не слышу твоего великого изречения?! – улыбнулась Лиза.

Но, по-видимому, Женя действительно пригласила подругу для серьёзного разговора. Убрав со стола последние крошки, она предло-жила Лизе пересесть на диван и протянула ей увесистую папку:

– Ладно, поговорим об этом в другой раз, сейчас о деле. Вот, просмотри. И выскажи своё мнение.

Ещё не открыв папку, Лиза догадалась, что в ней рукопись очеред-ного произведения «мадам Жорж Санд» (так за глаза называли её под-ругу их общие друзья). Ей было приятно, что она первая читательница, и с её мнением считаются.

– Это – роман? Здесь очень много. Я не смогу сейчас прочитать весь.

– Я дам тебе домой, но начать ты должна сейчас, чтобы сказать, захватывает он с первой же страницы или нет.

Лиза начала читать и оторваться уже не могла. А когда пошли страницы об изнасиловании героини, даже разволновалась и подумала: «Когда я могла рассказать ей свою историю?»

– А кто прототип твоей героини? – спросила она подругу.

– Разве важно «кто»? Все мы, женщины. Это моя фантазия, осно-ванная на реальных событиях из жизни многих из нас.

– Ты так искренне пишешь, что можно подумать, это о тебе.

Ответа почему-то не последовало, и Лиза, решив, что из кухни подруга её не слышит, крикнула:

– Я правильно отгадала?

– Лизочек, читай! Вопросы задашь позже, – появившись в проёме дверей, ответила тихо Женя. – А, впрочем, спрячь к себе в сумку, и давай поговорим о нашей бабьей жизни. Расскажи, что у тебя новень-кого? Кого встретила? С кем познакомилась?

Увлёкшись женскими проблемами, подруги забыли о времени. Поэтому, когда прозвенел Женькин мобильник, обе вздрогнули и рас-хохотались. Звонил её муж и сказал, что скоро будет дома – хозяин вызвал машину и всех ашдодцев отправляет домой.

– А что случилось? – спросила Женя.

– Ты что, не слышала, похоже, начинается война.

– Нет, не слышала. У меня Лиза, мы заняты другими проблемами, – нервно ответила подруга и включила телевизор.

Там уже передавали последние новости: ликвидирован один из главарей террористов Ахмад Джабари, и Израиль начинает военную операцию «Облачный столп».

– Так скажи своей Лизавете, чтобы бежала домой! – орал по мобильнику супруг.

– Ой, ты нагонишь страху! Ладно, приезжай, поговорим. – Она повесила трубку и, стараясь сдерживать волнение, сказала: – Лизочек, я думаю, что нам надо расходиться. Скоро приедет мой благоверный, надо будет его кормить. Ты уж извини.

– Что ты, что ты. Я сама думаю, что пора бежать. Начнутся эти завывания сирен, а я их не переношу.

– Ну, не волнуйся, всё обойдётся! Не впервой же нам терпеть. И на этот раз выдержим. Хуже, если мой муж не будет работать из-за этого.

– Наоборот, ты будешь не одна, – как-то грустно сказала Лиза.

– Зато не буду отходить от плиты! Ты ведь знаешь, как мой любит поесть. А если ещё и несколько дней… И поесть, и поспать, и телевизор, и компьютер…

– И жена под боком, – закончила её мысль подруга.

– Да!.. Это уже полный кайф!

Подруги рассмеялись, хотя каждая понимала, что их ждёт мало радости. Но они (как истинные израильтянки!) давно научились смеяться, когда другие женщины на их месте давно бы заревели.

Выйдя на улицу, Лиза, уже охваченная волнением, помчалась к автобусной остановке. В этот момент заиграл мобильник. Высветился незнакомый номер, но она была рада – только не быть в одиночестве.

– Лиза, добрый вечер! Ты где? – голос показался ей знакомым, но она всё же ждала продолжения. – Это я, Павел. Ты меня слышишь?

– Господи… Конечно, слышу. Павел, Павлик, ты где?

– Я еду с работы и подумал, может, тебе нужна моя помощь? По радио услышал, что, кажется, у нас будут небольшие военные действия. Если ты…

Лиза не дала ему договорить:

– Да-да, пожалуйста, мне нужна твоя помощь. Ты не можешь подъехать за мной? Я была у подруги, и теперь стою на остановке автобуса в районе «хет».

Через десять минут она уже сидела в машине и благодарными глазами смотрела на своего спасителя.

– Ты  спешишь домой? – спросил Павел.

–  Нет, с тобой я никуда не спешу.

– Тогда давай немного покатаемся, посмотрим Ашдод. Ты успоко-ишься и согреешься.

Лиза согласно кивнула головой.

Солнце ещё не успело зайти, но людей на улицах было маловато для этого времени дня. Все как будто прослушали новости и теперь готовились к худшему, по спортивной дорожке вдоль моря никто не бежал, как раньше, прогуливающихся вовсе не было видно.

Проезжая мимо Центра культуры, Лиза вспомнила, как совсем недавно, наконец, состоялось его открытие. Это величественное в современном стиле архитектурное сооружение строилось и перестра-ивалось много лет. На нём наворовались подрядчики, на нём напиари-лись мэры и их заместители. Жители города каждый раз перед выбора-ми втягивались в споры, кто быстрее завершит строительство этого центра: старый мэр или пришедший ему на смену новый.

Наконец, вот он – огромный (как уверяют, самый большой на Средиземноморском побережье!) стеклянный аквариум в виде кита. Именно таким Лиза видела это сооружение. Она никак не могла воспринять его как театр. Выросшая в Одессе и не раз бывавшая в знаменитой на весь мир Опере, Лизавета просто категорически не соглашалась с теми, кто считал этого «кита» шедевром архитектуры.

Конечно, она понимала, что сравнивать эти два здания было бы глупо, к тому же давно смирилась с мыслью, что в современном городе, каковым являлся Ашдод, культурный центр и должен быть таким. А при первом посещении даже была приятно удивлена прекрасной акустикой зала, удобными креслами и, что немаловажно, настоящей дамской комнатой. (Ох, уж эти женские туалеты – будь то в театрах, на вокзалах, в других общественных местах! Их проектируют мужчины, ориентируясь только на свои потребности.) Так вот в этой дамской комнате находились туалет с самой современной сантехникой и на достаточное число «посадочных мест», отметавших волнение, что весь антракт придётся простоять в очереди, и прекрасные уголки для переодевания и наведения марафета.

При этом воспоминании Лиза почувствовала, что неплохо бы сейчас зайти именно в такую комнату. Похоже, всё-таки давало себя знать волнение, и зов природы не заставил долго ждать. Поэтому она очень обрадовалась, когда Павел предложил: 

– Давай зайдём в наше кафе.

– Ты думаешь, оно работает? – задавая этот вопрос, Лиза уже мечтала: «Только бы оно было открыто!»

– А мы проверим.

Кафе работало, но посетителей почти не было. Молодые официант-ки переходили от одного пустого столика к другому, накрывая их, будто ничего не случилось, и, как всегда, будет много посетителей, просто ещё рано.

Им обрадовались – не всё потеряно, можно не закрываться.

– Ну, как тебе это нравится? – спросила Лиза, выйдя из туалета и усаживаясь в кресло.

– Ты мне нравишься, – сделав вид, что не понял вопроса, ответил Павел.

– Спасибо. А то, что завтра будет война, тебя это не беспокоит.

– Придёт завтра – будем беспокоиться, а пока мне хорошо. Тем более что мы сейчас отведаем чего-нибудь вкусненького.

К ним подошла официантка и протянула меню. Павел его даже не открыл, а сразу заказал себе чёрный кофе, а Лизе капучино и творожный тортик.

– Господи, на носу война, а мы пьём кофе и едим сладости! Какая-то фантасмагория.

– Ну, во-первых, дорогая моя, война в Израиле не новость. Сколько раз она уже была даже на нашем веку. Выжили. Да и во время войны всё работало.

– А как ты предполагаешь, какая будет война?

– Ну уж, не думаю, что такая, какую перенесли наши родители. В нас популяют, мы популяем. Вообще складывается такое ощущение, что израильтяне и палестинцы придумали себе полигоны. – Павел заметил, как у Лизы от ужаса останавливаются глаза. – Ты не бойся, всё обойдётся, мы обязательно победим.

Но Лиза вдруг серьёзно произнесла:

– «Популяем»? «Популяют»? А ты служил в армии? – Она готова была услышать отрицательный ответ, почему-то убеждённая в том, что этот интеллигент вряд ли сумел бы пройти все ужасы военки, с её дедо-вщиной и антисемитизмом. – Ты, наверное, и автомат в руках не держал?

– Зря ты так… иронизируешь. Я и служил, и умею держать автомат, и даже стрелять, – и, увидев в её взгляде удивление, вдруг разоткровенничался.

Лиза была приятно удивлена, что ошиблась в Павле.

– Ну, теперь мне совсем не страшно. Рядом со мной всегда будет тот, кто умеет «популять».

Павел улыбнулся. Лизе вдруг очень захотелось съездить к морю, но она не решалась попросить об этом. И вдруг он сам спросил:

– Хочешь что-нибудь ещё увидеть сегодня? – оба понимали, о каком «сегодня» идёт речь. – Выскажи своё пожелание, я исполню.

«Боже мой, ну просто волшебник», – улыбнулась про себя Элизабет, но всё же сразу ухватилась за предложение:

– Да, я хочу увидеть море.

Они подъехали к марине. Уже стемнело, прибрежный ресторан не работал, малочисленные огни освещали водную гладь. И потрясающая тишь, даже ветра не было. На небе светила луна, бросая свет на белые яхты, которые, ударяясь друг о друга бортами, издавали лёгкий перезвон корабельными колоколами. Это было так волшебно и так мирно, что в какой-то момент Лиза подумала: «А может, всё обойдётся? Неужели это последний мирный день?»

За их спинами возвышались многоэтажные здания нового района. Во многих горел свет, и от того места, где стояли Лиза с Павлом, город казался ещё более величественным и праздничным. Они любили этот город, с его белыми домами, зелёными парками и широкими проспек-тами. Наконец, оба были просто благодарны ему за то, что здесь они встретились.

Поздно вечером начался обстрел юга и, в частности,  Ашдода. Лизу трясло. Она дрожала, как осиновый листик. После отбоя тревоги подле-тела к компьютеру и, открыв его, была сказочно обрадована: никто из друзей не спал. Тут же начались звонки и разговоры до трёх часов но-чи. Сморённая и уставшая от волнений, она рухнула в постель и мгновенно уснула.

Последней мыслью в эту ночь была: «Откуда он снова свалился? И так вовремя!»

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

 

Воскресенье было для Павла, в отличие от большинства израильтян, днём отдыха. Он старался, и, как правило, это удавалось, договориться в колледже, чтобы этот день был у него свободным от занятий. Юля уезжала на работу, и он прямо с утра, позавтракав, садился за стол и отдавался своей Музе.

Сегодня же день выдался неудачным. Не успел Павел написать и пары строк, как зазвонил телефон. Звонили из колледжа. Неожиданно заболел преподаватель, занятия срываются, и Павла попросили срочно приехать на замену. Отказывать в подобных случаях он не умел, считая, что согласиться гораздо проще, нежели выдумывать повод для отказа. Пришлось собираться и ехать. «Как же хорошо, что машину успели починить», – подумал  он, выруливая на трассу.

Отчитав положенные часы и поболтав с коллегами, Павел сел в машину, решив, что, раз уж день не задался с утра, попытаться всё же поднять настроение, прогулявшись по парку. Он очень любил этот парк, так резко контрастирующий с небольшим городком, в котором помещался колледж. Парк, раскинувшийся на огромной площади вокруг разместившегося в нём научного центра, был настоящим островком цивилизации, напоминал о научном прошлом Павла. Но не это даже было главным. Здесь всегда тихо. И так приятно бродить по тропинкам среди деревьев, кустов… Можно спокойно отдаться своим мыслям и, находившись, посидеть на какой-нибудь уединённой скамеечке. А проголодавшись, заскочить в один из институтских корпусов и перекусить в столовой, тем более, что время, как напомнил желудок, было обеденное.

Планы планами, но не успел Павел завести двигатель, как услышал по радио, что израильтяне разбомбили автомобиль, в котором куда-то ехал известный хамасовский боевик Ахмад Джабари. Понятно было, что этим дело не ограничится: слишком уж заметную фигуру в палес-тинской бандитской иерархии отправили на тот свет. Надо было ехать в Ашдод.

Почему Павел так решил, было не очень понятно, во всяком случае, логика тут ни при чём. Хотя, чем ближе к югу, к Газе, тем вероятнее ракетные обстрелы, и Ашдоду наверняка их не избежать. Так было в прошлую войну, так, скорее всего, будет и сейчас.

Тем временем машина резво катила на юг.

Доставая из кармана куртки носовой платок, Павел неожиданно для себя обнаружил там некий картонный прямоугольник. Это была визитка с телефоном Лизаветы. Прошло несколько дней с их совмест-ной поездки в Иерусалим и вечерней прогулки по Ашдоду, позднего ужина в кафе… Суета привычных дел отвлекла его от мыслей о случайной попутчице, но сейчас на грани готовой обрушиться на их город войны Павел потянулся к мобильнику и стал набирать номер Лизы. Телефон долго не отвечал, но, наконец, он услышал, что соединение сработало.

– Алло, Лиза, это Павел, ты меня ещё помнишь, не забыла?

– Ой, Павел, Павлик! Конечно же, не забыла! И даже очень рада, что ты позвонил именно сейчас.

– Тебе нужна помощь? Куда подъехать? Я возвращаюсь с  работы и как раз въезжаю в Ашдод.

– Да, приезжай за мной, если никуда не торопишься. Не знаю, о какой помощи ты говоришь, но мне бы очень хотелось, чтобы ты сейчас был рядом. Я неподалёку от бассейна в районе «хет», стою на автобусной остановке. Знаешь, где это?

Не прошло и десяти минут, как Лизавета сидела в машине Павла.

– Что случилось? Ты так дрожишь, будто наступил ледниковый период.

– А ты разве не слышал, что вот-вот разразится очередная война, и на Ашдод снова полетят ракеты, эти их «касамы» и «скады»?

– Конечно, слышал, по радио передали, что грохнули их самого главного боевика. И понимаю, что начнётся «обмен мнениями», от которого будут страдать все кто угодно, кроме правителей. А для армии – так более подходящей ситуации и искать не надо. И те, и другие начнут «пулять», выявляя недостатки старого и совершенствуя новое оружие. Какая подо всем этим кроется политическая подоплёка, для армии значения не имеет. Ну а я сам по себе всего этого не слишком-то боюсь. Сколько войн мы уже пережили? Переживём и эту. Пока же жизнь продолжается. Да не дрожи ты так!

Они ехали по набережной, обычно многолюдной, но сегодня почти пустой. Лишь редкие прохожие шли вдоль моря. Проехали мимо недавно, после долгих мытарств, открытого концертного зала. Павел в нём ещё не был, а вот Лиза успела побывать там на каком-то концерте и теперь расхваливала этот самый зал, почему-то делая упор на удобстве имевшихся там дамских комнат. Павел, кажется, правильно понял её намёк и предложил:

– А не зайти ли нам в то кафе, где мы уже были раньше? Это ведь совсем неподалёку. Ты не торопишься?

– Нет-нет, я совсем не тороплюсь, тем более – с тобой. Только вот открыто ли оно?

– Почему бы и нет?

Оставив машину на стоянке через дорогу, они увидели, что «Greg» – кафе, в котором они были несколько дней назад, открыто. Посетителей не было, и официанты слонялись от столика к столику, переставляя приборы в ожидании, что кто-нибудь решится заглянуть.

Когда Лизавета вернулась из туалета, Павел уже успел заказать чёрный кофе для себя и капучино для дамы.

– Ты хочешь чего-нибудь посерьёзнее или ограничимся творожным тортиком? Тем более, что принесут его со взбитыми сливками. Насколько я понимаю, всё это в твоём вкусе.

– В моём, конечно же, в моём! Творожок со сливками – это как раз то, чего мне не хватает для полного счастья. А то, что после этого я поправлюсь на пять кило, мы сегодня в расчёт принимать не будем.

Лиза с удовольствием ела тортик, заедая его взбитыми сливками, тем более что их толстый слой покрывал и капучино в бокале. Павел попробовал – действительно вкусно!

Неожиданно Лизавета спросила:

– Скажи, откуда у тебя этот скепсис по отношению к армии? «Популяют». Мне не понравилось это выражение. Ты ведь не служил в израильской армии, наверное, и в советской не служил?

– Вот тут ты не права. Служил. Сразу после университета. У нас не было военной кафедры, вернее, она появилась для меня слишком поздно, и офицером я не стал. Так что служил рядовым, но зато только год. С тех пор прошло очень даже изрядно лет, но до сих пор считаю этот год просто вычеркнутым, вычтенным из жизни. Его у меня украли, вырвали из жизни, обеднив её. Я и раньше-то, до службы, не очень жаловал военных, а уж после неё – и подавно. Впрочем, это не самые весёлые воспоминания…

– А стрелять тебе приходилось? Почему-то в моих представлениях служба в армии ассоциируется именно со стрельбой.

– Доводилось и стрелять, но, к счастью, не часто. Тем не менее, что такое автомат и с какой стороны из него пули вылетают, я знаю. Но в моей службе это не было главным. Так уж получилось, что служил я в своём родном городе в штабе, размещавшемся совсем недалеко от нашего дома. Психологически это было очень тяжело – находиться рядом и не иметь возможности попасть домой. В увольнения отпускали редко. Впрочем, и это было не самым гадким. Я попал точнёхонько между молотом и наковальней. Мой непосредственный начальник, а я, несмотря на то, что был всего лишь рядовым, стал его помощником, наверное, благодаря университетскому образованию, – так вот, мой начальник был евреем, а начальник моего начальника – ярым антисемитом. Моему майору он делать гадости не очень-то мог – ему благоволил генерал – и опустился до простого солдата, стал строить козни мне, чтобы насолить начальнику. Такая вот была приятная обстановочка. Тем не менее, и в этом оказалась своя прелесть. Как и всех с высшим образованием, в конце года меня отправили на двухмесячные офицерские курсы. Бог с ними с курсами, ничего серьёзного, но по окончании мне, как и всем, выставили положенные пятёрки по всем предметам, экзаменов по которым, впрочем, мы так и не сдавали, это был такой же блеф, как и всё остальное. Но зато я оказался единственным, кто так и остался рядовым, все остальные стали младшими лейтенантами. Гад-антисемит постарался, но так и не понял, что сослужил добрую службу. Будь я офицером, таскали бы меня ежегодно по сборам, а так армия обо мне просто забыла. Тебе это интересно?

– Да, интересно. И даже очень. Только при чём здесь это твоё выражение «популяют»?

– У меня складывается такое впечатление, что, сколь ни цинично это звучит, все эти конфликты между нами и арабами нужны, прежде всего, военным для совершенствования оружия, тактики, бог знает, чего ещё. Ни к каким существенным переменам они не приведут. Страдают же, как всегда, обычные граждане, мы с тобой. Я же об этом говорил, ты, наверное, просто не обратила внимания.

– Да нет, обратила, только для меня это странно, захотелось уточнить…

Кофе был выпит, тортик съеден, посетителей в кафе так и не прибавилось. Быстрая южная ночь вступала в свои права, зажглись фонари.

– А не прокатиться ли нам к морю? – спросил Павел.

– Прокатиться, конечно, прокатиться, – Лизавета будто ждала этого предложения.

Они проехали к марине, яхты в такт слегка покачивались на воде и время от времени издавали глухой деревянный звук, ударяясь бортами. Серпик луны в небе напоминал лодочку, задравшую нос и корму кверху. Тоненькая лунная дорожка слегка морщилась рябью. Сколько они так стояли – десять минут или час, – отдавшись  тишине и спокойствию южной ночи, опустившейся на Ашдод?

 

Тоненький лунный серпик над морем,

Море дышит вечерней прохладой.

Ты не смотри на меня с укором:

Если мы здесь, значит, так и надо.

 

Тенью дома в немом отдаленье,

Мачтами яхты качают дружно,

Осень. Какие к чертям сомненья?!

Если мы здесь, значит, так и нужно.

 

Узкий серпик луны еле теплится,

Море вздыхает, будто простужено,

И тишина по-над морем стелется:

Знать, на роду это было сужено.

 

– Пора разбегаться.

Павел не стал спорить и быстро довёз Лизу до дома. Было довольно поздно, и он стал размышлять, как объяснить жене своё запоздалое возвращение. Впрочем, долго думать не пришлось, – решил сказать Юле, что задержался на работе, начальник созвал срочное совещание, чтобы обсудить создавшуюся критическую ситуацию, которая, как сказало начальство, может привести к отмене занятий, если начнутся обстрелы. Такая логика показалась ему вполне стройной, а объяснение – правдивым.   

 

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

 

Как ни странно, ночь прошла благополучно: то ли арабы сами устали, то ли, получив порцию пилюль, полезли в норы залечивать свои раны. Но… в семь утра завыла сирена.

– У, паразиты! – еле продирая глаза и всовывая ноги в тапочки, закричала Лиза и помчалась в комнату матери. – Мама, давай скорее!

Женщины накинули халаты и выскочили на лестничную площад-ку. Здесь уже были соседи из других квартир. Несчастье объединяет.

Лиза ещё не была знакома со всеми, так как сняла квартиру прямо перед войной. Но её приятно удивило, что с ней сразу заговорили соседки, предложив маме присесть на табуретку, вынесенную на всякий случай из одной квартиры. Через несколько  секунд послышался взрыв, затем ещё один. На площадке стало тихо, ждали продолжения, но оно не последовало, и соседи стали расходиться по квартирам до следующей сирены, перебрасываясь ничего не значащими фразами. Все предчувствовали, что скоро им снова предстоит встретиться.

«Место встречи изменить нельзя!» – с горечью констатировала Лиза, но вслух не произнесла своё умозаключение, которое вряд ли поняли бы коренные израильтяне.

Было ясно, что уснуть уже не удастся. Лизавета поставила чайник и пошла в ванную. И тут она услышала зычный голос араба, собирающего старые вещи: «Альте захен!» Они и в мирное время доводили её своим криком, а теперь… «Как не стыдно, когда его братья мусульмане забрасывают нас ракетами, приезжать за еврейским барахлом!» Но в это время вновь зазвучала сирена. Лиза с мамой снова выскочили в коридор. Вскоре послышался взрыв, затем ещё один и ещё. О, счёт пошёл до двух!

Возвратившись в квартиру, Лиз включила компьютер и стала читать последние новости.

Так прошёл день. Ракеты из Газы – самолёты в Газу. Покоя не было. Снова ракеты – израильтяне «занимаются спортом» и математи-кой. Счёт до пяти уже усвоен.

Компьютер не выключался, соединяя с друзьями и родственника-ми, подругами и просто знакомыми, которые успокаивали или вместе переживали очередное «послание» из Газы. Особенно приятно ей было разговаривать с Женькой. Та ничего не боялась, даже не выскакивала на лестничную площадку, объясняя тем, что спускаться на этаж ниже нет ни времени, ни сил. C бомбоубежищем в доме вообще глухо, оно на первом этаже, Женя – на девятом. В квартире комнаты безопасности не было. Каждый раз Лиза спрашивала, почему подруга не боится, а главное, почему не выполняет все предписания службы тыла? Та только смеялась и отвечала, что ей некогда, надо написать ещё одну главу. При этом непременно задавала свой вопрос, читает ли Лизочек её творение?  Да, щас! Разве можно сосредоточиться хотя бы на одной строчке, если в башке только одна мысль – когда будет следующая сирена. Но обижать подругу не хотелось, поэтому тихо выдыхала:

– Только этим и занимаюсь.

Похоже, любимая писательница ей верила или хотела верить, потому что нравоучительно выговаривала:

– Ты обязательно читай! Не будешь думать о сиренах. Спокойно будешь спать.

Лиза, приняв совет подруги, бросалась к роману, но, ничего не понимая из прочитанного, откладывала рукопись до мирных времен. Ведь когда-нибудь они настанут!

Люди сидели дома, не отходя от телевизора или компьютера. В последних новостях, уже почти ночью, передали подсчёт ракет, выпущенных по израильской территории – их оказалось свыше ста, около тридцати из них, летевших на Беэр-Шеву, Ашдод или Ашкелон, были сбиты системой «Железный купол». С израильской стороны жертв не было. По данным палестинских источников, в первый день «Облачного столпа» в секторе Газы были убиты не менее восьми человек (в основном, боевики военизированных группировок) и около девяноста получили ранения (десять из них в тяжёлом состоянии).

Уставшая от нервного напряжения и постоянных выскакиваний на лестницу, Лиза, не раздеваясь, бухнулась в кровать, моля Всевышнего даровать тишину.

Похоже, не одна она так страстно молилась – ночь прошла спокойно.  Зато утро снова началось с завывания сирены. «Вставай, вставай, дружок, с постели на горшок!» Эх, сейчас бы и горшок под боком не помешал, а то и не знаешь, успеешь ли до туалета добежать. А ведь надо бы выскочить на лестничную клетку. Но Лизавета не успела досчитать и до десяти, как раздался сильный взрыв. Она вбежала в комнату матери и нырнула к ней под одеяло.

– Может, нам куда-нибудь уехать? – спросила мама, обняв взволнованную дочку.

– Куда, мама? Ты же слышишь, ракеты летят повсюду!

– Ну, не преувеличивай! Давай лучше встанем и сходим в магазин.

– Какой магазин? Ты с ума сошла, как мы дойдём? А если сирена?

– А мы спрячемся. Есть же и в магазине бомбоубежище. Я и не такое перенесла. Вставай, вставай! Надо начинать жизнь.

В магазине народу было немного. Пока делали закупки, послыша-лась сирена. Всем покупателям предложили зайти в бомбоубежище, но Лиза, посмотрев на мать и увидев её спокойный взгляд, даже с места не сдвинулась.

– Мы не пойдём?

– Не стоит. Всё будет хорошо.

Мамино спокойствие стало передаваться дочери. Через несколько секунд послышался удар, второй, третий. Потом всё стихло.

К вечеру страна узнала, что ракеты долетают не только до городов юга, но и до Тель-Авива. Ситуация изменилась, война набирала обороты. Но, как ни странно, люди перестали бояться, выходили на улицу, правда, предпочитали находиться поближе к домам, куда можно было спрятаться во время сирены. Заработали предприятия, поликлиники, магазины (даже частные, где хозяева надеялись на смелого покупателя и предпочитали открываться, чтобы не прогореть). Однако школы и детские сады не работали, детей на улицах не было видно почти совсем. Это придавало городу какой-то мрачный вид. И даже солнце не скрашивало этого ощущения.

Как правило, сирена звучала утром, а затем наступала тишина. Она давала возможность выйти из дома – пробежаться по делам и подышать свежим воздухом. Лиза выскочила в аптеку – надо было купить лекарство для мамы. В очереди только и говорили о чудесном «Железном куполе», некоторые видели его в действии и рассказывали так убедительно, как будто сами участвовали в его разработке. Наверное, надо было давно зайти в аптеку, чтобы получить не только лекарства для тела, но и для души. Впервые Лизавета расслабилась и даже не думала о том, что может завыть сирена.

Купив лекарства, женщина вышла на улицу и зажмурилась от яркого солнца. В это время она услышала трели своего мобильника.

– О, Лизавета, Лизавета, я пришёл к тебе с приветом, – улыбнув-шись, вслух произнесла Лиз и уже в мобильник сказала: – Добрый день, Павел!

– Здравствуй, прекрасная незнакомка! Ты где?

– Я выскочила в аптеку. Сейчас возвращаюсь домой.

– Давай я подъеду, скатаемся к морю.

Да, он знал, чем её взять. Море – вот что успокаивало Лизу. Как она могла отказать! Но всё же на мгновение что-то сжалось в груди, а вдруг… в это время… Но она поборола свой страх и согласилась.

…На марине ничто не напоминало о военной ситуации. Красота и покой. К берегу медленно подплывала белоснежная яхта. Вода абсолютно тихая, без волн и такая прозрачная, что видны косяки рыб. Прилетела стайка воробьёв и, чирикая, всё ближе приближалась к ним, не понимая, почему их не кормят. Похоже, посетители ближнего кафе или отдыхающие их баловали. Но сейчас всё закрыто, кафе не работает, посетителей нет. А эти двое ненормальных, пришедших отдохнуть у моря, когда вот-вот завоет сирена, не принесли ничего поживиться.

До чего же удивительно: кругом война, ракеты летят на город, неся несчастья, а, возможно, и смерть. Страх сковывает чьи-то сердца. И только природа никак не реагирует. Всё так же светят солнце, луна, плещут волны, птицы щебечут, радуясь жизни, вот промелькнул косяк мелких рыбёшек…

Лиза неожиданно для себя вдруг вспомнила последнее стихотворение Павла:

 

Я, может быть, взгрустну сегодня –

Года летят, как лихолетья,

И осень, пасмурная сводня,

Нашёптывает междометья.

 

Взгрустну – деревья за окошком

Ответят мне листвой зелёной,

Мурлыкнет заспанная кошка

В ночи безудержно бессонной.

 

Года мелькают, словно лица –

Иных уж нет, а те далече –

Неразличимы, словно спицы…

Глаза любимой, руки, плечи,

 

Волос загадочная роскошь,

Небрежность брошенного взгляда –

Ужель, ответь, не успокоишь

Стареющего верхогляда?

 

Взгрустну, и ангел за спиною

Нас осенит своею дланью,

И мир, измученный войною,

Не обернётся глухоманью.

 

С берега открывался чудесный вид на Ашдод. Высокие дома почти приближались к воде. На их окнах играли лучи солнца. Ветер не колыхал паруса и флаги на мачтах. В воздухе стояла какая-то звенящая тишина, и Лиза с Павлом боялись произнести слово, чтобы не нарушить её и не спугнуть стоящего за спиной ангела. Но… на небе –  белые полосы от самолётов и ракет.

– Тишина обманчива, – сказал Павел. – Надо уходить. В любой момент может заорать сирена, а это уже не для нас с тобой.

– Спасибо тебе! – произнесла тихо Лиза и погладила его по щеке.

– За что? – он поцеловал ей руку и, не отпуская, прижал к себе.

– За этот глоток тишины и покоя. Он так важен для меня.

– Господи, деточка, как мне тебя успокоить? Ну, если хочешь, мы будем сюда приезжать почаще?

Ничего не сказав, Лиза улыбнулась в ответ.

Она не понимала, что происходит. Почему он так бережно к ней относится? Чем она так притягивает к себе? С каждым днём Елизавета всё чаще ловила себя на мысли, что думает о Павле, ждёт его звонка. И рада, когда он приезжает, хоть на часок.

Расставаться не хотелось, но надо было возвращаться – мама была одна. После такой прогулки закралась мысль: может, сирены не будет. Но, увы, не успела Лиза войти в дом, как снова завыло. Мать и дочь не стали выходить в коридор. Они зашли в самую дальнюю комнату и, укрывшись пледом, стали считать до тридцати.

Весь вечер Лиза просидела у телевизора, «перепрыгивая» с одного канала на другой. Она уже несколько раз старалась посмотреть просто художественный фильм, но сосредоточиться на сюжете не могла и переходила на новости. Увы… ничего хорошего: снова обстрелы и вой сирен. Израильские войска в Газу не входили. Наземную операцию, которой все ждали и о которой столько говорили, не начинали.

Ночь прошла тихо. По Ашдоду не было выпущено ни одной ракеты. Казалось, что должно произойти что-то важное. А то ради чего вся эта суматоха, эти волнения, это нечеловеческое терпение?! И вдруг вечером по всем СМИ стали передавать, что ещё до ночи будет объявлено перемирие, вернее, прекращение огня в зоне конфликта. Какое перемирие? С кем? На каких условиях?

Для Израиля таки да, прекращение огня – закон, но для боевиков – это возможность ещё немножечко утвердиться в том, что они победили. Поэтому в преддверии «десерта» завыли сирены и полетели ракеты.

«Усилия международных посредников увенчались успехом!»

Стало ясно, что израильтян уже который раз «попросили» заткнуться и утереться.

– Ну что ж, – и на том спасибо! Перестанем дёргаться и начнём читать роман, – произнесла вслух Лиза и открыла рукопись.

 

ГЛАВА ПЯТАЯ

 

Теперь их встречи стали чаще. Он приезжал внезапно, и они ехали к морю, чтобы насладиться красотой и тишиной… Но однажды он пред-ложил поехать к нему в гости. С одной стороны, это было неожиданно и очень заманчиво. Но, с другой, – рискованно, ведь в любую минуту могла прийти его супруга. Как она себя поведёт? Что скажет? Как прореагирует на то, что в доме незнакомая женщина? И хотя Павел уверял, что всё обойдется – у них есть масса времени, Лиза долго колебалась.

Она давно придерживалась того мнения, что встречаться с мужчиной, особенно женатым, надо только вне его дома. Никакая жена не сумеет понять мужа, наивно полагающего, что его вторая половина демократична до того, что закроет глаза на «гостеприимную» выходку. Она-то её в дом не звала.

Будучи начитанной, разговорчивой, компанейской, в своё время Лизавета сильно обожглась на том, что легко и непринуждённо вела  беседу с мужьями своих подруг, принимала их ухаживания за естественное поведение воспитанных мужчин. Да что греха таить, самой было лестно, что в компании, где она была единственной незамужней женщиной, именно ей уделялось самое большое внимание со стороны мужчин. Но проходило время, и… Лиза замечала перемену в поведении подруг, порой ловила злой взгляд на себе, иногда какое-то недоброе высказывание слышала в свой адрес. Тогда становилось понятно, что дружба дружбой, а мужик – не её и нечего губы раскатывать. Хотя о каких «губах» может идти речь? Вот уж чего никогда не могла сделать Лиза – это увести мужа своей подруги. Она ценила женскую дружбу и никогда не позволила бы себе сделать подлость.

Правда, после очередной потери этой самой женской дружбы Лиза задумывалась над тем, а стоило уж так печься о преданности, может, как раз неплохо бы уступить и, если не увести, то хотя бы поиметь этого мужика в своё удовольствие.

Поэтому сейчас на приглашение Павла Елизавета не сразу согласилась и задала ему глупый вопрос:

– А что мы будем делать у тебя?

– Найдём что. Для начала попьём чай или кофе, я покажу тебе свою библиотеку.

– А твоя жёнушка не будет возражать? – закинула на всякий случай «удочку» Лиза, прекрасно понимая, что вряд ли Павлик пригласил бы её в дом, если бы знал, что его благоверная встретит «голубков» со сковородкой в руках.

– Она на работе. Да и что такого? Я не могу пригласить тебя в гости?

– Ты можешь. А твоя жена не ревнивая?

– Ревнивая… – он, похоже, только сейчас подумал о том, как при-мет супруга его выходку, если придёт раньше. Но поскольку знал, что этого не может быть, уточнил: – Но, надеюсь, что она нам не помешает… – Павел не договорил, увидев удивленный взгляд Лизы и поняв, что она почти согласна, а вот он может всё испортить, поэтому просто увернулся: – Попить кофе.

Его спокойствие и уверенность передались Лизе, и она согласилась.

О, лучше бы она этого не делала. Нет, кофе они попили. И библиотеку он ей свою показал. А дальше… Ох, уж эти мужчины! Как давно Лиза не чувствовала этих горячих рук! Этого тяжёлого дыхания! Она почти теряла сознание от нежности… И вдруг её что-то резко остановило.

– Я не могу! Прости, не могу! – Лиза встала с дивана.

 Это было очень резко и как-то уж очень неожиданно, но Павел взял себя в руки и, скрывая своё недовольство, спросил:

– Ну, что случилось? Почему не можешь?

– Мы не должны это делать в твоём доме.

Он не понял, что всё-таки случилось, да и как он мог понять, если несколькими мгновениями раньше чувствовал близость этой женщины и счастлив был не упустить случай.

Она попросила воды, и теперь они молча сидели на диване, слушая тишину. И вот тут… да-да, щёлкнул замок, входная дверь вдруг внезап-но открылась, и на пороге появилась жена. Опочки! 

Увидев милую парочку на диване, она покраснела и фурией пронеслась в спальню, бросив на ходу:

– Ты сходил в магазин?

– Сходил, – ответил Павел и тихо сказал Лизе: – Не понимаю, почему она пришла так рано.

– Ладно. Мне пора. Ты меня отвезёшь?

– Я провожу Лизу, и мы будем обедать, – крикнул Павел Юле.

Всю дорогу Лизи была в шоке. Конечно, она понимала, что не должна была даже приходить в этот дом. Но почему? Почему ей так больно, будто её ударили по лицу?

Лиза видела, что и Павел очень огорчён поведением жены и этой ужасной сценой.

«Господи, как в дурацком фильме», – подумала она, поднимаясь домой. И вдруг засмеялась: – Да, а мы ещё удачно отделались. Вот было бы здорово, если бы я вовремя не остановилась!»

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

 

Жизнь Павла внешне никак не изменилась. Всё так же он ездил в свой колледж, читал лекции, общался с коллегами, ходил за продуктами в магазин – с женой или без неё, смотря по обстоятельствам, – да, всё было так и, в то же время, не так. Градус жизни изменился. Почему-то, чем бы он ни занимался, что бы ни делал, всё время ему представлялась Лиза. Хотелось знать, чем сейчас, в эту минуту она занята, о чём думает, радуется она или грустит. Они с Лизой встречались теперь часто, чуть не каждый день. Ненадолго, порой всего на несколько минут. Но для Павла это были как раз те минуты, которых он ждал с нетерпением, без которых, казалось, жизнь уже была бы серой и безрадостной. Он писал:

 

Я потерял вчерашний день

И вот теперь брожу, как тень,

На ветках шелестит листва,

И произносятся слова,

Щебечут птицы на кустах,

Улыбка прячется в устах,

И головой качнул фонарь,

Я вновь листаю календарь,

Отмеривая дерзкий счёт,

Когда все дни – наперечёт,

Когда у времени – в плену,

Когда муж ждёт свою жену,

А мужа ждёт его жена,

От суеты отрешена,

А в небе облака плывут,

И светло-карих глаз уют,

В которых можно утонуть,

А поутру продолжить путь,

Отбрасывая жизни тень…

Где ж отыскать вчерашний день?!

 

Что его так к ней влекло? Чем она смогла его заворожить? Павел со своим аналитическим складом ума пытался найти ответ и не нахо-дил. Она просто была ему нужна. И всё тут. А почему? Зачем? Впро-чем, это не так и важно. Есть же на свете задачи, не имеющие решения, в конце концов. Кому, как не ему, математику, не знать этого! Сущест-вуют же вопросы, на которые невозможно ответить ни да, ни нет.

 

Как всё знакомо с детских лет:

Она и он,

Роман, знакомый всем сюжет,

Забытый сон.

Рука в руке, глаза в глаза

(Ну, детский сад!),

Она – девчонка-егоза,

Как век назад,

И в нём солидности – на грош,

В глазах – туман,

Седая борода – как ёж,

А сам – пацан.

Они витают в облаках,

И дай им Бог,

Чтоб – блеск в глазах, чтоб – пыл в сердцах,

Чтоб каждый смог…

 

Чаще всего, подъезжая к Ашдоду после работы, он звонил ей, и они ненадолго ехали к морю. Это уже становилось традицией. Иногда, если позволяло время, забегали в кафе «Greg» и выпивали по чашечке кофе. Их там давно уже приметили официанты, а сами они между собой так и называли эту кафешку – наше кафе.

В этот день Павел освободился довольно рано и тут же покатил в Ашдод. Ему не терпелось поскорее встретить Лизу. Он чувствовал, что постоянные ракетные обстрелы, ожидание воя сирен сковывают Лизавету, что она непрерывно напряжена. Ни сам он, ни его жена страха не ощущали, но не все же устроены таким вот образом. Павел пытался поставить себя на место Лизы и понимал, что жить в таком напряжении просто не смог бы.

Как обычно, они прокатились к морю, постояли на парапете, отдаваясь тишине и покою.

– Давай поедем ко мне, – неожиданно предложил Павел.

– Зачем? Представляешь, что будет, если твоя жена дома? А если и нет, – вдруг она неожиданно нагрянет?

– Да нет, дома она быть никак не может, занятия в школе чуть не до вечера, у них там то ли продлёнка, то ли уроки с отстающими. Я не очень вникал.

– И чем мы будем у тебя заниматься?

– Попьём кофе или чаю, а там видно будет. Жизнь сама укажет.

Лиза не стала долго размышлять:

– Что ж, к тебе, так к тебе.

Павел быстро сварил кофе. Вернее, сварил не он, а кофеварка. Печенье с конфетами в доме тоже имелись. Потом Лизавета пошелесте-ла страницами книг в его довольно обширной библиотеке… Он видел, как постепенно она становится менее напряжённой, глаза начинают лучиться, не так сильно пульсирует жилка на виске… Волна нежности к этой женщине захлестнула Павла, он обнял её и привлёк к себе. Он целовал её глаза и носик, щёки и шею, уши и плечи… Лиза не гнала его, дыхание её стало более частым, она прикусила нижнюю губу и прикрыла глаза… Плавно они переместились на диван, и руки Павла сами нашли её грудь…

Неожиданно Лиза отпрянула от него.

– Нет, только не у тебя дома!

Ракеты летели на Ашдод, сирены завывали по нескольку раз на дню, и Павлу ничего не стоило, сложив два и два, понять, что занятия в учебных заведениях юга вот-вот отменят. И в школах – в первую очередь. Разумеется, так и случилось, нужно было только в машине слушать новости, а не французский шансон.

Внезапно дверь открылась, и в салоне появилась Юля. Увидев при-мостившуюся на диване парочку, она побледнела и, пулей промчав-шись сквозь комнату, скрылась в спальне. Уже оттуда донёсся её крик:

– Сходил в магазин, принёс продукты?

– Принёс, – откликнулся Павел.

– Что ж, мне, кажется, пора, – тихо сказала Лиза.

– Юля! Я отвезу Лизавету и вернусь. А пока грей обед.

Через четверть часа он уже был дома.

– Так! Мне только не хватало, чтобы муж, пока меня нет, водил домой шлюх, – фурией налетела Юля на Павла. – И чем же это вы тут занимались? Уже успели или только собирались приступить?

– Да ты спятила, или тебя какая муха укусила? Кто дал тебе право, не разобравшись, не спросив, делать какие-то выводы? Да ещё поливать грязью абсолютно незнакомого человека?! Ты что, не видела, что мы спокойно сидели на диване, никуда не прятались. И, если уж начистоту, ждали тебя. Да, именно так, – тебя ждали, ведь я слышал, что отменили занятия в школе, и был уверен, что ты вот-вот вернёшься домой. После этого я собирался отвезти Елизавету.

– Ну, хорошо. Допустим. Но кто она такая, эта Елизавета? И как она очутилась у нас дома?

– Всё элементарно, Ватсон! Ехал я себе с работы и увидел на автобусной остановке одинокую женщину. Ты знаешь, я обычно нико-го не подвожу, но обстановка была такая напряжённая, только что отвыла сирена, автобуса нет, и неизвестно, когда будет. Я просто не мог не остановиться. А когда подошёл, увидел, что она почти в обморо-ке. Чтобы понять, что уж там с ней приключилось, моего медицинского образования не хватает. Но зато хватает сострадания, чтобы не бросить человека в беде. Вот я и привёз её к нам, водичкой напоил.

– А не к нам, – к ней домой ты её отвезти не мог?

– Не мог, хоть и пытался. Она была так напугана, выла сирена, а наш дом – за углом. Короче, как знаешь, но поведение твоё было отвра-тительно. И знай, если нечто подобное повторится, нашей семейной жизни придёт конец.

Юля знала, что это не просто угроза. Такое случалось и раньше, это было вполне в характере Павла – сопереживать незнакомым людям. Вот бы ещё он так же сопереживал ближним!

– Ну, извини, я, наверное, была неправа. Но пойми и ты меня: прийти домой и увидеть мужа на диване с незнакомой женщиной! Что я могла подумать!

– Но ведь мы же были одеты и не лежали, а сидели… И вообще, какая разница, со знакомой или незнакомой! А если бы это была какая-нибудь твоя подружка? Что, реакция была бы иной? Ты что, не знаешь или не помнишь, насколько коварными бывают лучшие подруги?

Знала Юля, конечно, знала. И не только по литературе. Она поняла мгновенно, на что намекнул Павел. Лет пять уже прошло с тех пор. Они дружили семьями: Юля и Павел, Света и Марат. Познакомились случайно в какой-то туристической поездке, жили в одном городе. Легко сошлись характерами, ходили друг к другу в гости, иногда по выходным катались вместе то на природу, то в музей. А дальше всё было, как обычно: закрутилось что-то у Юли с Маратом. Павел ничего не замечал, но Светка-то в своей женской сметливости заметила быст-ро. Поговорили, конечно. Интеллигентно, без мордобоя. Чем там всё закончилось у бывших друзей, Павел не знал. Дружбы больше не было.

– Ладно, проехали. Давай-ка лучше обедать. Морды будем после бить, а сейчас вина хочу. Посмотри, у нас там в холодильнике недопи-тая бутылочка красненького.

Вечер, как говорится, прошёл в тёплой дружественной обстановке.

И всё же мысли о Лизавете не отпускали Павла. Кажется, эта нелепая ситуация, в которую они попали, впервые заставила его задуматься, кто же всё-таки Лиза для него. Он к ней привык, ему хотелось её видеть, быть с ней рядом, говорить, даже молчать. Отогревать в своих руках её замёрзшие пальцы. Они не были любовниками в обычном понимании этого слова, но между ними наметилась связь, которую Павел считал куда крепче половой. И важнее. Конечно, они давно уже не подростки, хотя и те сегодня отлично знают, что мужчина и женщина, бывая наедине, не только стихи друг другу читают.

С чего всё началось? Наверное, всё же с сострадания. Случайно встретив Лизу впервые несколько месяцев назад, Павел, скорее всего, даже сам не отдавая себе в том отчёта, обратил внимание на её подав-ленное состояние. О, этого было уже достаточно! Дальше вступали в силу его природные качества – боль ближнего становилась его болью. Навсегда или на минуту – другой вопрос, по-разному бывало. Но уме-ние выслушать, успокоить, утешить, унять чужую боль – вот что было, пожалуй, главным в характере Павла. Знала об этом, разумеется, и Юля. «Ты – моя валерьянка», – частенько говаривала она и просила положить руку ей на голову. Что тогда произошло с Лизаветой, он пока так и не узнал: сам вопросов не задавал, а Лиза…

Высидев положенное перед телевизором, Юля пошла спать, Павел же сел за стол и написал:

Невыразимая отрада бытия…

Как всё неясно, как прекрасно в этом мире,

И вечером, ложась в постель в своей квартире

Под неотступность мыслей: ТЫ И Я! –

Встаёшь наутро с той же мыслью: Я И ТЫ!

И солнце светит, и осенняя прохлада,

И искорки кокетливого взгляда,

Слова, в которых столько теплоты…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

 

Делиться своими мыслями о той ситуации, в которую она попала, женщина не хотела даже со своей ближайшей подругой. Кто знает, как та воспримет, поймёт ли, если сама имеет мужа? А главное, Лиза совсем не хотела услышать нравоучение от Женьки.

Но на разговор её подтолкнул роман, который Лиза прочитала, нет, правильнее будет сказать, проглотила, как только закончились сигналы тревоги. Уже не раз она замечала, как Женечка чувствовала одиночество незамужних женщин, понимала их поведение, как защищала и отстаивала взгляды на жизнь своих героинь. Вот и в этом романе героиня постоянно мечется в поисках любви, требует к себе уважения, сострадания, в конце концов, просто элементарного понимания её поведения. Несколько раз Лиза чувствовала, как созвучны её мысли и деяния с этой выдуманной героиней. А, может, это всё и не выдумано, а, может, есть прототип? Да и Женька сама как-то признавалась, что не может писать, если не видит перед собой, не знает и не чувствует свою героиню. Ей надо влезть в её шкуру, прожить, перестрадать. Порой она соединяла в одном образе сразу несколько женщин, заставляя их стать одним целым. И тогда Женя была рада порождению своей фантазии.

Поэтому, возвращая рукопись, Лиза сразу спросила:

– Ну, признавайся, кто прототип твоей героини?

– Там несколько. Кого ты имеешь в виду?

– Ту, которая рыжая.

Лиза больше всего боялась услышать, что это она, но Женька ответила на вопрос своим вопросом:

– Догадайся сама.

– Если это я, то ведь я одинокая, а твоя героиня замужем. А вот ту ситуацию, в которую она попала, ты как будто списала с меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Когда она приходит домой к другу.

– О, эта – самая распространённая во все времена. И знаешь, мне всегда было интересно, как реагируют жены.

– Но ведь ужасно больно, когда тебя вот так встречает женщина, которая ничего ещё не знает, никогда тебя не видела.

– Ха, зато она хорошо знает своего муженька, не правда ли? А дальше всё зависит от её культуры, воспитания, уверенности в себе и своем семейном бастионе.

– Но ведь у тебя она всё имеет…

– Стоп. Давай посмотрим, что она имеет? Образование? Да, но достигла она этого своим умом. Высокий статус в работе? Да, но опять-таки добилась своим профессионализмом. Она свободна в действиях, поездках, в деньгах?..

 – Так разве этого мало? Господи, о такой свободе можно только мечтать! – воскликнула Лиза. – Что ей муж?!

– Подожди, не спеши. А теперь посмотрим, чего у неё нет.

– Культуры поведения – вот чего у неё нет. Не разобравшись, так себя вести.

– Назовём это так. От этого она теряет в глазах своего мужа очень много. Никакой мужик не будет рад, если его жена так себя ведёт в своём собственном доме. Она же унижает не только себя, но и его перед лицом той женщины, к которой он на данном этапе неровно дышит. Но почему женщина так опускается?

– О, предвижу, как ты сейчас будешь её защищать! – зло сказала Лиза, вспомнив своё недавнее приключение.

– Нет, я никого не защищаю. Тем более, мою героиню. И всё же. Ты не ответила на главный вопрос: чего у неё нет?

– Ну и чего у неё нет? – с удивлением спросила Лиза.

– Так любви у неё нет. Любви мужчины, который всю жизнь живёт с ней рядом. Она его давно потеряла, потому и бесится, потому и ведёт себя, как стерва! Она давно уже видит в своем муженьке только ту стену, которую боится разрушить, потому что ничего ей уже не надо, у неё всё есть, но нет уверенности, что не останется одна на старости лет.

– Боже мой, какие страсти! Так с такими деньгами и свободой найдёт себе другого! – в сердцах крикнула Лиза.

– А что, этот другой валяется на дороге? Ай-ай-ай, Лизка, тебе ли не знать, как сложно найти мужика. И в наши-то годы? И с нашими-то болячками?

– Женька, а если бы ты вошла в дом и увидела чужую женщину, что бы ты сделала?

Лизин вопрос прозвучал неожиданно, поэтому подруга задумалась на какое-то время:

– Мне сложно сказать. Слава богу, я в такие ситуации не попадала. Мой муж чужую женщину в дом не приводил. Да он на других ни раньше-то не смотрел, ни сейчас, – и, улыбнувшись, добавила: – Может, всё ещё впереди. Я подумаю над этим вопросом. А сейчас давай пить чай.

ЭПИЛОГ

 

На автовокзале, чуть в стороне от ожидающих посадки в автобус, сидел интеллигентного вида мужчина, с большим вниманием рассматривая отъезжающих. Вряд ли кто-то мог предположить, что он не один из них. Но нет, Л.М., что называется, «наблюдал жизнь», высматривая ге-роев для очередного литературного шедевра, и никуда ехать не собирался.

Сначала появилась она – рыжая женщина, сидевшая на железной скамейке и, доставая из пакетика орешки, жевала, отрешённо уставившись на вокзальную публику. В её взгляде было столько тоски и боли, что ему захотелось подойти и предложить помощь. Но кто в наше время сунется с таким предложением? Особенно в Израиле, когда каждого мужчину, предлагающего пособить женщине, могли заподозрить в сексуальном домогательстве. Нет, конечно, если тебе плохо, обязательно подадут стакан воды или предложат вызвать «скорую». Но на вокзале? Где люди прощаются и часто можно увидеть волнение и слёзы… Твои душевные терзания вряд ли заметят. Этим уже не удивишь. 

И всё-таки писатель был из тех израильтян, кто не проходит мимо. И не только из стремления помочь, но и потому, что знал: при этом  можно услышать массу интересных историй, которые в дальнейшем лягут в основу произведения. Это прекрасно вписывалось в «наблюдение жизни» – то, что Л.М. практиковал постоянно, выработав в себе эту замечательную привычку. Когда он уже решился подойти к незнакомке, его отвлекла суета, начавшаяся, как только объявили посадку на Иерусалим. Толпа отъезжающих вывалила на площадку, куда уже подкатывал эгедовский автобус. Посадка шла бойко, и вскоре на улице никого не осталось.

Всё это время рыжая сидела безучастно, но вдруг встрепенулась, посмотрела вокруг, вскочила и тоже вышла к автобусу. Через окно писатель увидел, как она примостилась на первом сидении.

«А где же мой герой? – обвёл Л.М. взглядом зал ожидания и тут же его увидел. – Ну, конечно, это был тот самый, последний, запоздавший пассажир».

Автобус зафырчал и медленно стал разворачиваться. Ещё пара минут, и «зеленый крокодил» скрылся из виду.

«Что ж, пора приниматься за дело!» – с радостью подумал писатель и направился к эскалатору.

Через полчаса Л.М. уже сидел за компьютером. Почти месяц прошёл с тех пор, как он поставил последнюю точку в очередной повести. Теперь она должна была немного отлежаться. А пока… Пока шли поиски нового сюжета. Вот он и найден.

Л.М. перевёл дух, и пальцы его бодро запрыгали по клавиатуре: «Элизабет знала, что вся её жизнь зависит теперь от этого человека. Она уже давно не испытывала ничего подобного ни с одним мужчиной. Он подходил ей во всём, как, вероятно, и она ему. Но как? Как это случилось? Когда он стал ей так необходим? Так близок?»