Леонид Поторак

Посланец мой неполномочный

Леонид Поторак — замечательный лирик, продолжающий традицию Серебряного века и одновременно не перестающий удивлять многообразностью своего поэтического дыхания. Его лирический герой чутко и тревожно вслушивается в изменения мира — в поисках исчезающего прошлого и ещё не свершившегося будущего. Поэзия Леонида полна дыхания, и за каждой строкой здесь сквозит «движенье тайное вещей».


 


Юлия Шокол

 

 

ИНТРОДУКЦИЯ

 

Я выхожу на балкон посмотреть на град.

Рамы скрипят.

Чёрную мельницу вертит вечерний гром.

Что-то изменится, чувствую всем нутром;

В какую ни лезь дыру,

Мы в узелке у грядущего, на ветру.

Это не буря несёт над землёй пыльцу,

Это ты подносишь меня к лицу,

Это лист, предчувствующий глаза.

Позади грозы небесная полоса,

Где золотистою коркой иной земли

Жёлтое слово высветится вдали.

 

 

АВГУСТ

 

Я не сдавался никому,

Помимо августа, пожалуй,

Когда распугивает тьму

Вечерний гром над гаражами,

 

Когда гроза рождает вдруг

Не застланную мглой полоску

И жёлтый свет, и тонкий круг

От чашки на столовых досках.

 

И вечером, и вообще –

Я в августе всё время вижу

Движенье тайное вещей,

В иные месяцы недвижных,

 

И жёлтый свет, и тонкий круг

От чашки на столе дощатом,

Как будто от тебя, мой друг,

Мне сообщаются закатом.

 

Как будто из иного дня,

Когда, не встретившись с тобою,

Я шёл, и с яблонь на меня

Сходило пламя золотое;

 

И оттого, что я горю,

Я так же тайно торжествую,

Как будто этим я дарю

Тебе, далёкой, жизнь иную.

 

Когда-нибудь в час труб и крыл

Воздастся, может быть, сполна мне

За то, что музыку любил

И вещи называл словами,

 

И, может быть, заметит внук,

Меня ворочая под лупой,

Тот жёлтый свет и тонкий круг

От чашки на дощечке грубой.

 

Но ты храни меня, храни,

Сама не ведая об этом,

За эти медленные дни

На медленном исходе лета,

 

За жёлтый свет и тонкий круг

От чашки на доске неровной.

Не выпускай меня из рук,

Мой ангел неправдоподобный!

 

 

* * *

 

В нашем доме нет огня

Ходят кони сквозь меня

На распахнутом балконе

Сплю с полночи до полдня

На балконе ходят кони

Лунным стременем звеня

 

Завтра встретимся с женой

Кто-то есть в ночи живой

В тёмных призраках растений

Ходят кони под луной

Завтра будет день осенний

День овсяный

день ржаной

 

 

В ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

 

1

 

Бывает ходишь по квартире

Замрёшь неведомо зачем

Одни заботы жизни мирной

Теперь колотятся в плече

И голос тонкого эфира

Заговорит в таком ключе

 

2

 

Год прожит

в этот час полночный

Пора итожить жизни треть

Посланец мой неполномочный

К чему тебе напрасно петь

Каким скажи небесным силам

Ты подчиняешься творя

Лишь то что непроизносимо

Очерчивая как моря

 

3

 

Весна уже не понарошку

Я новых встреч с тобой ищу

За эту сжатую в ладошке

Пренебрежимую пращу

От увядающих растений

Не отворачивай лица

Их увяданье есть цветенье

Хотя с обратного конца

 

4

 

О как легко роднится с нами

Невыносимая страна

Когда над чёрными водами

Ночным огнём озарена

Когда перед границей года

Твой город коркою укрыт

Не все любовь не всё свобода

Но всё с тобою говорит

 

5

 

И хорошо что наши домы

На разных сторонах земли

И хорошо поскольку кто мы

Когда не музыка вдали

И вдруг почувствовав на коже

Касанье из небытия

Мы не узнаем скажем Боже

Незримы ангелы твоя

 

 

* * *

 

Декабрь; неясен, нездешен

Декабрь. Исчезнет – пойму.

За окнами наших скворечен –

Декабрь, декабрь в дыму.

 

Проснёшься; в тумане округа;

Декабрь; в глазах облака.

Ты скажешь мне – вытяни руку,

И я понимаю – рука.

 

И как расступается иней,

Мы выйдем из мрака наверх:

Декабрь; я в шумном и синем;

Фонарь на моей голове.

 

Потом заметёт голубое,

Земное застынет, звеня;

И всё же я думаю: кто я,

Когда ты не видишь меня?

 

Когда ни восторгом, ни страхом,

Ни тонкой тревогой любви, –

Прохладный скользит амфибрахий

На влажные жабры мои

 

 

* * *

 

Как я боюсь привыкнуть

К тому, что это так:

Воинственно курлыкнув,

Жена идёт во мрак.

 

Ей видятся в кровати

Такие города,

В каких не побывать мне,

Наверно, никогда.

 

Я сплю под стенкой белой,

И спрашивают сны

Меня: а что ты сделал

Сегодня для жены?

 

Что если ночи эти

Не выбиты в бою,

То я ещё на свете

Чему-то предстою.

 

Как города огромны,

Как ночь на них длинна.

Не всё равно ли, кто мы,

Откуда мы, жена.

 

Вот локон твой всклокочен,

И простыни белы

Под ним; и ночь за ночью

Грызут на них углы.

 

* * *

 

Кода.

Кончается месяц июль,

Достойный вниманья поэта.

Ничто не случайно. Заглянешь за тюль, –

Идёт за приметой примета:

 

Шумит перекличка живого в лесу,

Горячий репейник трепещет,

Паук, между веток застыв на весу,

Плетёт необычные вещи;

 

Чайки с собаками делят эфир;

Трамвай голосит над рекою,

Играя за окнами наших квартир

Немыслимою синевою.

 

За всем этим следует что-то ещё,

Чего-то иного начало.

Вьются над битою алычой

Бабочки адмиралы;

 

К полудню жара заливает большой

Пустырь, где колеблется вереск.

За всем этим следует что-то ещё,

Какой-нибудь август, надеюсь.

 

И даже когда уберут алычу

С дорог специальные люди,

И я на удачной строке замолчу,

Там что-нибудь всё-таки будет,

 

Там что-то останется, Боже ты мой,

Творящий за месяцем месяц, –

Какая-то чёрточка у запятой,

Какой-нибудь август, надеюсь,

 

Какой-нибудь атом, лежащий в пыли,

Незримый, – останется рядом;

Он будет ничем и ни с кем неделим;

Спасибо; мне нравится атом.

 

И вот, начиная примерно с конца

Июля, до берега лета,

По всем палисадникам пахнет пыльца

Ни с чем не сравнимого цвета,

 

В траве от неё тяжелеет пчела,

Пчелиную чувствует радость,

Вступая в расцвет своего ремесла, –

Тогда начинается август;

 

И будет трамвай проплывать над рекой,

Пестрящей утиною корью,

В пространстве, заполненном краской такой,

Подобранной в детстве для моря.

 

Ты думаешь, я всё не вытяну нить,

Слова волоча за словами,

Но это моё ремесло шевелит

Моими сухими губами:

 

Мой царь травяной, нам не вечно, звеня,

Тревожить горячие ульи, –

Ты кончишься, август мой, но и меня

Не сможешь оставить в июле;

 

И там оглядишься: иная близка

Пора; и пока мы как будто

Не знаем, – сентябрь основные войска

Подводит на наши редуты.

 

Туман; и собаки над жёлтой листвой;

И чайки с трамваями спорят

В пространстве, заполненном краской такой,

Подобранной в детстве для моря;

 

И мне остаётся не голос, но звон,

С которым, допустим, цикада

Прощается с летом; я счастлив, что он

Не может быть понят превратно;

 

Грячий репей или запах дождя

Из прошлого времени года,

Цветенье, цветенье, но, чуть погодя,

За всем этим следует кода,

 

За всем, мой немыслимый, этим и тем,

Неназванным, месяц мой, дай мне

Закончить, – не здесь ещё, август, но где

Уже не достанет дыханья,

 

Поскольку иначе не встретят конца

Слова, заполняя пустоты,

Здесь хватит,

держащий меня у лица, –

Ты знаешь,

Здесь хватит работы.


К списку номеров журнала «ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРА» | К содержанию номера