Главная | Журналы | Персоналии | Книги | Медиа | ПОМОЧЬ МЕГАЛИТУ |
Центр |
Нина Викторовна ГорлановаОб авторе: Родилась в семье колхозников в деревне Верх-Юг Чернушинского... >>> |
Юрий Фридрихович СедовОб авторе: (Фоос) Родился в селе Ново-Любино Омской области. С весны 1939 года... >>> |
Вера Николаевна КиселёваОб авторе: (Фомина) Родилась в 1940 в селе Давыдовка Курганской области. Закончила... >>> |
РегионыЦентрРоссияАбаканАнадырьАрхангельскАстраханьБарнаулБелгородБлаговещенскВладивостокВладикавказВладимирВолгоградВологдаВоронежЕкатеринбургИжевскИркутскКазаньКалининградКалугаКемеровоКраснодарКрасноярскКурганКурскЛенинградская областьЛипецкМоскваМосковская областьНарьян-МарНижний НовгородНовосибирскОмскОрелОренбургПензаПермьПетрозаводскПетропавловск-КамчатскийПсковРостов-на-ДонуРязаньСамараСанкт-ПетербургСаратовТверьТулаУлан-УдэУфаХабаровскЧебоксарыЧелябинскЯкутскЯрославльЗападная ЕвропаАвстрияАлбанияБельгияБолгарияБосния и ГерцеговинаГерманияИзраильИрландияИспанияНорвегияПольшаРумынияСловенияФинляндияКавказАзербайджанАрменияГрузияАзиатско-Тихоокеанский регионАзиатско-Тихоокеанский регионАфрикаАфрикаВосточная ЕвропаБеларусьМолдоваУкраинаЦентральная АзияКазахстанКиргизстанТаджикистанУзбекистанСеверная АмерикаКанадаСШАСтраны БалтииЛатвияЛитваЭстония |
Иосиф КурлатМихаил Светлов. Отрывок из романа И. Курлата «Казнить Нельзя Помиловать». Стихотворения. Письма к дочери.Роман Иосифа Курлата «Казнить Нельзя Помиловать» был издан в двух номерах северодонецкого Литературно-художественного альманаха «Мрiя» (№ 1, 1999, № 2, 2000). «Буду безмерно рад, если у этой моей мемуарной книги найдутся неравнодушные читатели», — написал автор в предисловии к роману. Уверены, таких читателей станет больше — в пятом выпуске «Особняка» опубликованы выдержки из воспоминаний о Борисе Пастернаке, Корнее Чуковском, Ярославе Смелякове. Сейчас — Михаил Светлов: таким он запомнился Иосифу Курлату, студенту Литературного института имени А. М. Горького, в пятидесятых годах двадцатого века — времени далёкого, но памятного, хранимого и всегда ему дорогого.
МИХАИЛ СВЕТЛОВ
…На встрече первокурсников со студентами других курсов было весьма торжественно: нас принимали в литинститутскую семью. В президиуме не оказалось ни одного свободного места — на эту встречу пришли почти все руководители творческих семинаров и преподаватели. Нас вызывали по алфавитному списку, мы шли на сцену и, волнуясь, читали свои стихи. Всё шло чинно и благородно — как в лучших домах. Но тут вошел в зал худощавый человек в стареньком осеннем пальто и галошах. Он поднялся на сцену, встал за стулом, на котором сидел заведующий кафедрой марксизма-ленинизма Г. Нестеренко, и, сощурив близорукие глаза, посмотрел в зал. Мы сразу узнали его: это был несравненный, всеми любимый Светлов! Высокомерный и замкнутый Нестеренко услужливо вскочил и побежал за кулисы за стулом для себя, а Михаил Аркадьевич с достоинством сел на его место. По очереди о наших стихах говорили руководители семинаров: Лев Ошанин, Евгений Долматовский, Василий Захарченко, Василий Журавлёв, Александр Коваленков, Сергей Смирнов1. Они поругивали у каждого из нас отдельные строчки, демонстрируя отличное профессиональное чутьё, но общий тон был возвышенно-восторженным, и мы внимали мэтрам, что называется, развесив уши. Что тут скрывать: многие чувствовали себя чуть ли не гениями, и было бы странно услышать, если бы кто-то сказал о наших стихах, что они в большинстве своём слабые, примитивные, подражательные, и совсем ещё не ясно, выйдет ли что-нибудь из нынешних первокурсников или нет. — Смотрю я на вас и завидую, — сказал Светлов. Он взял слово последним и как бы завершал всю длившуюся часа три встречу. — Как вы молоды! — Михаил Аркадьевич налил себе в стакан воды из графина и опёрся одной рукой на трибуну с большим государственным гербом. — И каждый, наверное, про себя думает, что он — исключительно талантлив. Но не обольщайтесь: далеко не из всех получатся настоящие поэты и писатели. Талант или есть, или его нет. И если его нет, то тут уже ничем не поможешь. Даже специальным постановлением ЦК. Но если б в этом стакане была не вода, а что-нибудь другое, покрепче, я бы с удовольствием выпил за то, чтобы из вас всё-таки получились настоящие поэты и прозаики. Смысл светловских слов дошёл до нас не сразу, не в тот же день. Пройдут месяцы, и мы убедимся, что в институте было действительно много совершенно случайных людей2. ……..
Меня определили на семинар к Сергею Смирнову и даже сделали старостой его. Но я не пропускал занятия и того семинара, который возглавлял Михаил Светлов. Его семинар был не очень многолюдным: обычно приходили Рим Ахметов (Ахмедов. — Ред.)3, Гена Лисин4, Игорь Шаферан5, Юра Гутин6, кажется, Борис Рахманин7. Ещё какие-то ребята появлялись и исчезали периодически. Я спросил у Михаила Аркадьевича: — Вы знаете, что некоторые ваши коллеги в институте называют вас автором одного лишь стихотворения? — Они, наверное, имеют в виду «Гренаду»? — грустно улыбнулся Светлов. — Но у меня есть и другие неплохие стихи. «Итальянец», например. Или «Ночь стоит у взорванного моста…» — Не кажется ли вам, что «умирает ПРЯМО на земле» лучше, чем на «сырой»? — Нет, не кажется. Потому что в первом варианте у меня как раз так и было. — Михаил Аркадьевич посмотрел на меня с интересом. — А то, что говорят… О человеке можно говорить по-разному, подразумевая одно и то же. Вот, скажем, Светлов. Ну кто он такой? Винище хлещет, в карты дуется, за бабами бегает, а стихи пишет какие…Это же, но с другой интонацией, может звучать и так: Светлов? О, он и выпить не дурак, и в картишки при случае любит переброситься, и за женщинами не прочь приударить, а стихи пишет какие! Чувствуете разницу? Что же касается отдельной строки, то как бы она ни была хороша, стихотворения не сделает. Это всё равно что завлекать человека одной ногой красивой женщины: вы скажете, что она вам нужна целиком, вся. Я написал цикл стихов «Раздумья» и понёс его не к Смирнову, а на светловский семинар. В цикл, считавшийся в нашей среде «острополитическим», я включил и стихотворение «Ярославу Смелякову». Про это стихотворение было сказано весьма категорическим тоном: прочесть тому, кому посвящено, но… за рюмкой водки. А весь цикл Михаил Аркадьевич разнёс в пух и прах. Из десяти стихотворений Светлову понравилось лишь одно:
Я писал о цветах и рассветах (Мол, борьба — это дело газет!), И меня называли поэтом, И поверил я в то, что поэт.
Сколько было камней преткновенья На нелёгких маршрутах страны… Голубые мои сочиненья, Вы кому-нибудь были нужны?
Ну а дальше ещё три четверостишия — в том же духе.
Светлов сказал: — Первую строфу я бы снял вовсе. А вторую следует основательно доработать. Я спросил: — А как? — Хотя бы так, — ответил Михаил Аркадьевич и после небольшой паузы произнёс:
Я мечтал о великом с рожденья — Стать поэтом большим для страны… Голубые мои сочиненья, Вы кому-нибудь были нужны?
— Вроде лучше. Не так ли? Я протянул Михаилу Аркадьевичу блокнот: — Запишите, пожалуйста, это четверостишье! — Для потомков? — улыбнулся Светлов. — Это можно. И записал строфу нарочито крупными буквами и даже расписался: «Мих. Светлов»8. ……..
К моим стихам Светлов относился по-разному. Некоторые замечания, сделанные им на полях моей рукописи, вошли потом в его прекрасную посмертную книгу «Беседа». Он мог восхититься: И весенней радугой смеялась Вымытая рожица окна… — Если бы вы написали так все свои стихи, им бы не было цены! Мог язвительно уколоть: Я был в тот вечер светлоглазым… — А в другой каким вы были? Мог сделать упрёк и посильнее: Я знаю, что солнце почётным жильцом В уютных квартирах навечно пропишется… — Здесь хохмачество, а не образ, который дан изнутри. Это остротка, которая снижает авторитет стихов.
…………..
Со Светловым можно было соглашаться или не соглашаться, но показывать ему стихи было хоть и боязно, но — интересно. Впрочем, если говорить полную правду, многие из нас тогда никого и ничего не боялись.
Иосиф Курлат. Стихотворения
***
В государственный ящик почтовый, Словно солнечный луч, золотист, Опустился тихонько кленовый, Весь исписанный осенью лист.
Юным был он весною, зелёным, Шелестел на ветру в тишине… Вместе с почтой его почтальоны Принесите, пожалуйста, мне.
На ладони он ласково ляжет, Неказистый кленовый листок, И, наверное, больше расскажет, Чем полсотни обыденных строк.
***
Горы в профиль и анфас, Леса позолота, Я люблю смотреть на вас С птичьего полёта.
У порога длинных вьюг И снегов пространных Я — не беженец на юг К землям иностранным.
Вот — морозный день в унтах, Вот — следы на тропке… Я — снегирь. Я — зимний птах Перелесков робких.
Я — кольцо на пальцах дней Невысокой пробы, Но была бы жизнь бедней Без моей особы.
***
Стога. И поле с гречкой. И лес под облака. И вьётся по-над речкой Дорога, далека.
Хоромы и лачуги, Где зори так тихи, И весело пичуги Поют свои стихи.
Ах, эти пасторали И ситец голубой! …Когда ж мы постарели, Мой бедный друг, с тобой?
***
Не помню уж, в каком году Так хорошо жилось: Стихи бормочешь на ходу, Вынослив, словно лось.
Такой же, как и он, худой В преддверии весны… И курточка была худой, И башмаки тесны.
Захочешь есть — два пирожка Съешь тут же, у лотка. А встретишь давнего дружка, Спиртного — ни глотка.
И всё — какие-то дела Без выгод и без льгот… Спасибо, жизнь, что ты дала Хоть тот в подарок год.
Не получал пинков под зад, Не числился в ловцах… А было это в Черновцах Лет сорок пять назад.
***
Одни — давно уж за кордоном, Других — отметили кресты, А я всё здесь, и беспардонно Мараю белые листы.
Глотками кофе попиваю И, скромный завтрак не доев, Я сам себя перепеваю, Себе до смерти надоев.
Работа? Это не работа: Что за работа песни петь? А просто стоящее что-то Сказать так хочется успеть…
***
Как же эти стихи сочиняются, Что и славу сулят, и суму? Никому они не подчиняются — Даже пишущему самому.
Не ищите ответа, родимые: Нет у музы господ или слуг… Это дело настолько интимное, Что нельзя говорить о нём вслух.
***
Должно было это случиться По логике жизни простой: Уехала дочка учиться, И круглым я стал сиротой.
Такая вот выпала доля, Такая досталась стезя, И главное, волей-неволей Теперь даже выпить нельзя.
И слабость какая-то в теле, И не разрешают врачи, И главное, вдруг улетели На юг раньше срока грачи.
И кот без причины мяучит, И главное, скучно уму. …Чему-нибудь дочку научат, А я научился всему.
***
За рощей где-то коростель Зовет подругу: «Дорогая!» Где та, что стлала мне постель, И та, и эта, и другая?
За горизонт ушла весна, Куда-то делись коростели, С того и мучаюсь без сна На незастеленной постели.
***
А голова совсем уже бела,
***
В архивных бумагах я рылся, Пропавший искал документ, И вдруг сорок третий открылся Всего на какой-то момент.
С давно позабытого фото, Спокойствие внешне храня, В пилотке со звёздочкой кто-то В упор посмотрел на меня.
Как будто спросил молчаливо: А как ты сегодня живёшь? Не прячешь ли мысли трусливо? С кем споришь? С кем дружишь? С кем пьёшь?
А может быть, самодовольно Устроил привал на пути? Готов ли ты вновь добровольно, Коль надо, хоть в пекло пойти?
Держу пожелтевший квадратик И думаю, грусть не тая: Шестнадцатилетний солдатик Неужто действительно — я?
На место кладу его нежно И щёлкаю тихо ключом: Не бойся, остался я прежним, Тебя я не предал ни в чём.
***
Как мы жили? Кем мы были? Воды были голубы ли? Были зелены леса И надёжна ли леса?
Сазана в полметра ростом К лодке я тащил не просто, И над берегом осина На меня свой глаз косила.
Тот, кто пишет, тот — избранник. А по сути — тот же странник: Ты придёшь издалека — Даст хозяйка молока.
Это в нас сидит издревле: Вот ты в маленькой деревне, Сам становишься ты мал, Хоть сома — на пуд! — поймал.
Это поле, это люди, Свежий каравай на блюде, Речь, что бьёт нас наповал, А в итоге — сеновал.
Просыпаешься в соломе, Весь в мурашках и трухе. Ничего не нужно, кроме Правды в будущем стихе.
Этим людям, этим хатам Долго плыть ещё в дыму, И всё будешь виноватым, Сам не зная почему…
***
Душа чернее штольни, Глаза черствей галет… Ты болен, друг мой, что ли, Последних десять лет?
Года тебя сгубили Или транжирой был? …Кого мы так любили, Уже нас разлюбил.
Завещано отцами, И прав из них любой, И связаны концами Любовь и нелюбовь.
И сколько душ печальных, Обжёгшихся сердец От этих обручальных Незолотых колец…
***
Отжурились журавли и улетели, Пролетели над просторами земли, И следы их разъярённые метели В небе зимнем по-хозяйски замели.
Час пробьёт — сугробы снежные согнутся, И зима запричитает, как вдова, И опять к гнездовьям журавли вернутся, И в душе взойдут высокие слова.
А пока — метель. И стужа ополчилась Против будущей зелёной новизны… Я дождусь их, что б со мною ни случилось, Если только доживу до той весны.
СЕАНС ОДНОВРЕМЕННОГО СЧАСТЬЯ
Мальчик играет со взрослыми вместе: Он — за доскою, напротив — гроссмейстер. Хоть не турнир это — просто сеанс, Тут интересен малейший нюанс.
Тридцать разбитых на косточки досок. Стар сеансёр и похож он на посох. Вежливым тоном, как дипломат, Он объявляет сопернику мат.
Вот уж партнёр предпоследний сдаётся. Мальчик один за доской остаётся. Партия — схватка воды и огня. …Жертвует мальчик слона и коня.
Не было, жаль, в эту пору оркестра! — Ты молодчина! — воскликнул маэстро. Сгрёб все фигуры с доски он рукой: — В жизни мне мат не давали такой!
Уравновешен, галантен, участлив, Был он, как в юности, весел и счастлив: Если тебя ученик победил, Значит, не зря по земле ты ходил.
Значит, не попусту ты и не слишком Был так привязан к этим мальчишкам, И на турнирах в заморских краях Сменят тебя они в жарких боях.
…Мальчик с победой, как с редкой находкой, Вышел из клуба обычной походкой. Шёл он домой вдоль вечерних аллей И не боялся ничьих королей!
***
Почернел над домами шёлк От густого едкого дыма, И от города лес ушёл, Как уходят от нелюбимых.
Позасохли цветов венки, Глас кукушки не слышен вещий, И торчат из земли пеньки, Как забытые в спешке вещи.
***
Радуги коснулся я рукой. Верьте мне, всё это так и было: Вдруг она возникла над рекой И меня, земного, полюбила.
Мне бы взять и попросту пройти, Как проходят люди мимо счастья, Но она стояла на пути, Полная и неги, и участья.
Я не знал, что делать мне, как быть, Эта встреча — так ли уж фатальна? Радуга — она материальна? Разве можно радугу любить?
Радуга смеялась в семь цветов И восторг из сердца извергала, К ней тянулись венчики цветов, И трава на цыпочки вставала.
Я её коснулся…И тогда Радуга исчезла, излучилась В воздухе весеннем, и беда С той поры со мною приключилась.
Обрести б свободу и покой, Юным и удачливым казаться… Радуги коснулся я рукой, А её нельзя рукой касаться…
***
Уже очертанья нечёткими Становятся день ото дня… Тюремными были решётками Ресницы твои для меня.
Нетрезвый бывал, неухоженный, Но всё же о чём-то радел, И срок свой, как было положено, За ними сполна отсидел.
Рассыпалась доля по колышку — Один остается в уме: Я вышел на вольную волюшку, Но всё ещё как бы в тюрьме…
***
Через годы, через расстояния Прозябаю, бедствуя в глуши: Никакого нету состояния, Кроме состояния души.
***
Вот и расчёска нашлась,
***
Стихи пишу, ломаю в спорах копья... 1Ошанин Лев Иванович (1912–1996) – поэт, автор более 70 поэтических сборников. Долматовский Евгений Аронович (1915–1994) – известный советский поэт. Захарченко Василий Дмитриевич (1915–1999) – журналист, писатель, общественный деятель. Коваленков Александр Александрович (1911–1971) – поэт-песенник, прозаик. Смирнов Сергей Васильевич (1912–1993) – русский советский поэт. Окончил Литинститут им. М. Горького. Во время Великой Отечественной воевал в Панфиловской дивизии. — Здесь и далее примечания Надежды Бахолдиной. 2 Из главы «Что такое антиклимакс?». И. Курлат. Казнить Нельзя Помиловать. — Мрiя. №1, 1999. С 46. 3Ахмедов Рим Билалович (1923–2017) — писатель, переводчик. Родился в Уфе. С 1953-го по 1958 г. учился в Литературном институте имени Горького (семинары Михаила Светлова и Константина Пустовского). 4 Лисин (Айги) Геннадий Николаевич (1934–2006) — поэт, переводчик.В1953 г. поступил в Литературный институт имени Горького. В марте 1958 г. был отчислен из института «за написание враждебной книги стихов, подрывающей основы метода социалистического реализма». Один из лидеров советского авангардного искусства 1960–1970-х гг., создатель русского поэтического сюрреализма. 5 Шаферан (Шаферман) Игорь Давыдович (1932–1994)— известный советский поэт-песенник. Родился в Одессе. В 1960 г. окончил Литературный институт им. Горького. Михаил Светлов познакомил его с композитором Аркадием Островским — так образовался их творческий союз. Автор сборников «Слушай, сердце!» (1971), «Красно солнышко» (1973), «Для тебя» (1985) и других. Лауреат Всесоюзных и Всероссийских конкурсов песни. 6 Гутин Юрий Анатольевич (1928). Родился в Херсонской области. Окончил Каспийское высшее военно-морское училище в 1950 году, затем — Литературный институт им. Горького. С 1967 г. — редактор, старший редактор Главной редакции литературно-драматического вещания Всесоюзного радио. 7 Рахманин Борис Леонидович (1933–2000) — писатель-фантаст, поэт, сценарист. Родился в г. Бердичеве. Сборники его рассказов, повестей выходили в издательстве «Советский писатель» в 1970-е –1980-е гг. («Часы без стрелок», 1975; «Моря впадают в реки», 1977; «Ворчливая моя совесть»,1981; «Тёплый ситец», 1982; «Токарь, пекарь и аптекарь», 1989). 8Из главы «Голубые мои сочиненья». И. Курлат. Казнить Нельзя Помиловать. — Мрiя, №1, 1999. С. 41.
Иосиф Курлат: «Я очень счастливый человек. Запомни это». ПИСЬМА К ДОЧЕРИ
Эти письма Иосифа Курлата адресованы дочери Наталье, в то время студентке Донецкого университета. Сто восемьдесят три письма, написанных за два года — с 16.07.1998 по 15.07.2000, — наполнены планами, желанием жить и работать, подробностями городской культурной жизни, бытовыми мелочами, в которых человек проявляется именно таким, каков он есть. Если говорить о Курлате, то бесконечно добрым, неунывающим, верящим в справедливость, молодым даже в свои 70 с гаком, «детским», как он сам себя называл. И в каждом письме — стихи: новые и старые, рукописные и вырезки… Здесь, в публикации, посвящённой его памяти, только некоторые из этих писем. Иосиф Курлат умер 16 июля 2000 года, и два его письма были доставлены дочери уже после его ухода, как будто донося последние слова отцовской любви из неведомых живущим миров: «Я тебя всегда любил, люблю и буду любить до конца своей жизни. Но даже и потом, из космических отдалений, всё-таки постараюсь найти способ продолжить опекать, оберегать и поддерживать тебя своей любовью…». Письма из архива Натальи Курлат; публикуются впервые.
1998 год …Дорогая доченька, поздравляю тебя с началом нового, студенческого, совершенно необыкновенного поворота в твоей судьбе. Вспоминаю, как это было со мной в юности в Харьковском институте иностранных языков, а затем — уже в довольно зрелой юности — в Москве, в Литературном институте, и ужасно завидую тебе, разумеется, «белой» завистью. Ты уехала, и город в какой-то степени потерял для меня прежний интерес: он вроде как осиротел, ну и я вместе с ним. Но у меня до больницы остаются считаные дни. Нужно справиться с оставшимися незавершенными делами, чтобы за мною не числилось — на всякий случай — никаких хвостов. P.S. С позавчерашнего дня меня всё сильнее тянет на стихи. Может, отважусь написать что-нибудь после этого огромного периода молчания…
…Как я тебе уже говорил, отбываю в больницу. Конечно, из-за неопределенности, от незнания, что ждет меня впереди, и чем все закончится, на душе подскрёбывают кошки. А так — все более или менее нормально. Вчера был вынужден отключиться от стихов, выметая из головы начисто возникающие снова и снова строчки, а то бы, наверное, у меня сил бы не хватило даже до больницы добраться. В квартире — повсюду горы исписанной бумаги, и на кухонном столе — тоже. Стало холодно — на улице, дома и в душе. Но ты не волнуйся обо мне, дорогая, по-моему, ничего трагического на этот раз со мной не случится…
…Часто вспоминаю свою студенческую жизнь, когда я учился сначала на стационаре – в Харькове (с 1947 г.), а потом в Москве (с 1955). В Харькове в инязе наше общежитие было в глинобитном бараке, и сильно холодно было в ту зиму, свыше 20 мороза, иней толщиной с палец выступал с утра на внутренних стенах. В нашей комнате (со мной жили ещё трое парней-фронтовиков) мы повесили плакат: «Великий полярник Амундсен сказал: «К холоду привыкнуть нельзя — его можно только терпеть». По такому страшному морозу я был тогда ещё в своей форменной офицерской шинельке. И вот «за активную общественную деятельность» меня неожиданно премировали «промтоварным» талоном, дававшим право на покупку в магазине осеннего пальто (хлеб тогда, кстати, тоже продавали только по карточкам, и нам вечно его не хватало) — за 596 р. Это было, наверное, самое дешёвое в мире пальто, но оно мне очень нравилось, потому что было «цивильным», то есть гражданским. На нём был крепко вшит большущий ярлык: «Пальто демисезонное. Полушерсть. Настоящая». И я тут же сочинил стихотворение:
Не лентяй я и не бездельник , Но хожу я всегда без денег, Ветер гонит листья вприпрыжку, Снег на улице или дождь, Надеваю своё пальтишко, Из которого сыплется дрожь. Помороженное, пропылённое, Настоящая полушерсть, Дорогое демисезонное — За 596!
А поступив в Литературный институт в 1955 г., я «отличился» чуть ли не в первый месяц учёбы, сочинив стихотворение «В больнице», которое долго потом называли «антисоветским» и «антипартийным».
Заходит доктор в белые палаты У белых коек подолгу стоит То комкает он лацканы халата То через силу шутит и острит. Он ловит пульс уверенно и ловко, Кладёт на лбы горячую ладонь: И в равнодушных выпуклых спиртовках Горит холодный голубой огонь. Кому-то больно, и кому-то плохо. Кому-то страхи видятся из тьмы. Как человек, великая эпоха Заражена бациллами чумы.
Вот такие воспоминания, любимая моя доченька. Вообще, полагаю самым серьёзным образом, время прочтения моих стихов ещё не наступило. А когда оно наступит, то их уже нигде нельзя будет сыскать, и я сам вместе с ними уже никому не буду нужен. И это, поверь, не бахвальство и не оголтелый пессимизм: такова жизнь…
…У нас выпал хороший снег, температура не очень низкая, кругом бело и красиво. Одним словом, настоящая зима. Я почти здоров, поддерживаю форму при помощи ежедневной зарядки. Позавчера динамовцы Киева в блестящем стиле выиграли в Париже у чемпиона Франции «Ланса» со счётом 3:1 в Кубке европейских чемпионов и вышли в четвертьфинал. Наблюдая за игрой по телевизору, я получил колоссальное удовольствие и даже посмотрел её повторно на следующий день. Так что я в неплохом настроении. Вспомнилась одна штучка, сочинённая в шутку в 1955 году на творческом семинаре у Александра Коваленкова. Были на нашем курсе очень занудные и сволочные молоденькие поэты, которые вздорно критиковали Беллу и Юнну1 всякий раз. Вот я и сочинил на лекции четыре строчки, когда задали привести пример точной рифмы:
Только Вова Фирсов стих — Кузнецов читает стих. А скажите, то не вы ли На Тверском под вечер выли?
На Тверском бульваре расположен наш незабвенный Литературный институт. В бывшем доме А. Герцена (неподалёку от знаменитого памятника Пушкину).
… Весь день сижу и жду пенсию, как дурак: приготовил сумку для базара, в доме нет ничего съестного, и жду: может, осчастливят. Ничего не поделаешь: такая жизнь пошла: надо терпеть и приноравливаться. Да я уж как-то и приспособился. Вот только если не принесут сегодня пенсию, Фильку кормить будет нечем. Он, кстати, сейчас разлегся, вытянувшись во всю длину, на спинке кресла у окна, свернув странным образом шею набок и расположив голову прямо на батарее — блаженствуя, спит. Припомню специально для тебя что-нибудь их самых ранних моих стихов.
Я таким ещё ласковым не был, Если хочешь, скажи, дорогая, По шершавой ладони неба я погоду тебе угадаю. Этот вечер поэтом создан, Или Богом — его рукою. Если хочешь, по картам звёздным Всё, что было и будет, открою. Если хочешь, я рифмы жемчуг В нити строчек любовно продену И тебе, самой лучшей из женщин Ожерельем на шею надену. (1947-й год).
Странно думать, что все это сочинялось целых… полвека тому назад! Наверное, ерунда, но вот, поди ж ты, всё помнится, до последней строчки.
1999 год … Получил твое письмо, от которого веет грустью и безысходностью. Маме2 позвонил, мы поговорили с ней и об этом. Ты просто очень устала. Вообще-то нужно сызмальства учиться извлекать чувство радости из всего — и даже из воздуха. Жизнь сама по себе — огромная чудо-радость, и только за это нужно быть благодарным ей. Утро солнечное и теплое — радуйся, встретила хорошего человека — радуйся, успешно сдала зачёт — радуйся. Радуйся хорошей книге, одежде, пище. Не понимаю людей, которые с горечью говорят: «Скорей бы день прошёл». Особенно тех, у которых они, по сути, уже «считаные». Мне ближе и понятнее те люди, которые с сожалением вздыхают: как жаль, что и этот день уже прошёл и канул в вечность. Так что учись радоваться жизни! А я считаю дни до нашей встречи. Осталось 6 дней… … Вчера наконец-то привезли мне сигнальный номер альманаха3. Уровень как минимум европейский. Одним словом, блеск! И мы это сделали. И название мне теперь нравится — «Мечта». Это действительно мечта всей моей жизни. Будет презентация и большая тусовка. А сегодня в Центре детского творчества — первое занятие «Родничка»4. Я счастлив!
… Временами становится жутко тоскливо, и я спасаюсь работой. Над своей книжкой5 тружусь каждый день, постепенно продвигаюсь вперёд: пишу новые стихи, переделываю старые, разбираю бумаги архивные, печатаю на машинке, вычитываю. Эта работа приносит радость и удовлетворение. Заедает быт. Но всё это — пустяшные события, которые учусь переносить с юмором. …Я ушёл весь в работу, и времени на всё остальное уже начинает не хватать. Не знаю, чем это кончится, но я рад этому, рад, что пишу стихи, тружусь над книжкой, сотрудничаю с газетами. Значит — живу. 90 процентов времени, когда не сплю, отнимают занятия. Остальные 10 — быт. Второй день у меня отличное настроение, приподнятое до невозможности. Радости земные надо ценить, тогда она покажется не такой уж и беспросветной. Разбирая архив, выуживаю стихи, которые считал утерянными. …
А вообще, всё у меня было и есть. Умру — скажут: вот что у него было? А ты не слушай, у меня было всё, я очень счастливый человек, запомни это. Я думаю, ты довольна мною сейчас: я держусь, делаю полезные дела и стараюсь реже болеть.
…Не переживай, доченька. Вот что со мной случилось со времени твоего отъезда: Во-первых, починили раковину. Во-вторых, написал статью и завтра отнесу в редакцию. В-третьих, чувствую себя несколько лучше. В-четвертых, мне занесли ещё одно лекарство – от давления. Но главное: ничего плохого не случилось. И я пишу стихи! Кот стал очень странно себя вести: линяет от жары, а ещё на каждый телефонный звонок бросается, как очумелый, к аппарату, словно звонить могут ему. А посредине разговора лапой нажимает на кнопку, чем поставил меня несколько раз совсем в неудобное положение. Вчера на последние деньги (как всегда, жду пенсию), купил мороженое. Было очень жарко, не утерпел. Пришёл домой, сел в кресло и стал есть. Филя пристроился рядом и начал тоже к нему прикладываться. Так мы по очереди и лизали это мороженое, пока не съели совсем. Привет тебе от него! (т. е. – от Фили!).
…Вот снова пришло твое письмо! Знаешь, я всегда за пару ней до события точно знаю, когда придёт от тебя письмо: предчувствую. А я двое суток провалился в какую-то бездонную яму: страшно поднялось давление, затемпературил. Каюсь, в минуты слабости душевной призывал тебя — хотелось повидаться. Знаешь, жизнь, как правило, тяжёлая штука, но у человека одна, и другой у него уже не будет. И, несмотря ни на что, — она прекрасна. И неповторима, особенно в юном возрасте. Сколько у меня было плохого и тяжёлого в жизни, а в конце пути вспоминается только хорошее, светлое, доброе. И оказывается, что всего этого в моей жизни было гораздо больше. Мне нравится, что ты так хранишь мои письма и даже разложила их в хронологическом порядке (целых 52!). В конечном счёте от меня и останутся они. Да ещё стихи. Будет что помнить. А это уже, полагаю, немало. От многих не остается и этого… P.S. Не надоел ли я тебе своими стихами?
Когда, уже не на этом свете Спросят меня, где я так долго был, Отвечу: «Гулял на одной далёкой планете И дочку свою любил…»
… Вчера, работая над «Родничком» 6, прихватил и часть ночи. А в 7 утра раздался звонок в дверь: пришла нищая, такая захудалая на вид, что я отдал ей последний оладик, приготовленный с вечера на завтрак. Голова трещала ужасно. Всё же сочинилось четверостишие:
…И снизошла благодать, только за что, не пойму. Нечего нищенке дать, Нечего есть самому…
На этом месте пришлось прервать письмо, потому что мне сообщили, что в Черновцах умер Саша7, мой сын и твой брат. Меня как обухом по голове ударило — ему всего 46 лет. Мне стало так плохо, что и передать словами не могу: терял сознание, падал, поднимался с трудом, ударился головой о косяк и не смог вызвать «скорую». Отпустило немного только через несколько часов. Вот так случилось в жизни: пережил собственного сына… Теперь Саши больше нет, а мы даже не попрощались. Помяни его добрым словом… … Оставшись один на один со своим горем, старюсь — даже через силу как можно больше загрузить себя работой. Может быть, к понедельнику закончу наконец рукопись пятого выпуска «Родничка». Разослал письма-приглашения на фестиваль в 26 городов Украины, готовлю страницу детских стихов для городской газеты, а также материалы для луганского журнала «Бахмутский шлях» общим объёмом 500 страниц. Сам себе удивляюсь: как это мне удаётся сворачивать целые горы рукописной и машинописной бумаги? Устаю страшно. Поработаю часа два, потом столько же почти лежу на диване, даже читать не могу — не хватает сил.
…У нас (наверное, и у вас) сильно похолодало, отопление успели отключить накануне, и мне от резкого перепада температур стало хуже. Да и ещё почти три дня выдались такие – никуда не выходил из дому и ни с кем (!!!), кроме Фильки, не разговаривал. Хоть волком вой от такой тоски… Но я всё же справлюсь в конце концов и со своим состоянием, и с настроением. Я всё время думаю о тебе и вспоминаю только хорошее из прежней (семейной) жизни. Родная, есть ли у тебя деньги и еда? От незнания мне постоянно грустно. Наверное, от собственного бессилия и невозможности немедленно что-либо круто изменить в лучшую сторону. Я живу по-стариковски. Придерживаюсь почти что больничного режима. Но при этом каждый день часа по 3 занимаюсь рукописью будущего «Родничка»-2000». Иногда мне это утомительно, а иной день — в охотку. Зависит всё от состояния моего душевного.
... Меня всё больше засасывает работа над «Родничком»8, с каждым утром встаю всё раньше и всё больше часов просиживаю за столом и за пишущей машинкой. И то сказать: надо из 1250 детских стихотворений выбрать 75-80, составить рукопись. Устаю всё больше, но эту работу надо сделать обязательно, иначе дети будут лишены уже ставшего привычным для них поэтического праздника.
… Два дня не знал покоя и почти не спал. Вышла из строя моя печатная машинка, а на столе — гора сверхсрочной работы. Вчера вечером разыскал по телефону одного старого приятеля, мастера на все руки, он сегодня утром же примчался, нашел сразу же неисправность и за 10 минут её устранил. Повезло на этот раз, теперь можно продолжить работу над рукописью. Судорог у меня больше нет, и я несказанно этому рад. Каждый день выползаю по каким-то делам из квартиры. Читаю, работаю. Так и жизнь проходит жизнь за днём. Иногда бывает очень одиноко. Хорошо, что есть кот. Кстати, у него радостное ЧП: за диваном обнаружил мышку (?), съел её на кухне и передает тебе «мяу».
…Ты уже должна приехать на мамин день рождения, и моё письмо не успеет дойти до твоего отъезда. И всё же я пишу тебе — очень тоскливо стало. Может, в этом виновата погода. Такая не по-весеннему сумрачная и холодная. Филька всю ночь не давал спать: то без конца просился на балкон, то метался по квартире, вздымая палас, как ошалелый. Может, ему хотелось поймать ещё одну мышку? Но у меня, видимо, больше нет никаких мышек…
...Вот и кончились наши римские каникулы. Спасибо тебе, родная. Ежедневное общение с тобой прибавило мне сил, и теперь, кажется, можно жить дальше. Я почувствовал, что снова обрёл семью и смысл жизни: считать, отмечать дни в календаре до твоего приезда, ждать писем и звонков. Моя золотая девочка! Теперь мне стало полегче, и я постараюсь прожить подольше, чтобы не расстраивать тебя уходом в другие сферы, пока ты по-настоящему не окрепнешь, чтобы вынести разлуку вечную со своим глупым стареньким отцом.
2000 год … Дорогая моя, любимая, единственная! Пишу тебе «на бегу» (не хватает времени и сил). Вчерашний день был трудным, но перенёс я его лучше, чем ожидал. В Кременное9 меня увезли в 9.15 утра, а привезли позже 14.00. Там я третий год подряд провожу в качестве «шефа» районный фестиваль детской поэзии. В основном эти дети из сельских школ. Читали человек 40. Я неожиданно для себя самого оказался в неплохой форме. Выступил перед детьми: удачно говорил и с успехом почитал стихи. А потом «за стаканом чаю» — и взрослым почитал также (из последних стихов), и вроде бы с успехом: одну даму из районной администрации даже довёл своими стихами до слез. Приятно слышать от людей (в конце фестиваля меня благодарили очень душевно и дети) такие слова о себе и своих несчастных стихах… …Завтра самый для меня ответственный день в году — фестиваль. Пожелай мне успехов и сил, чтобы выдержать такую нагрузку!
…Пишу тебе вечером, снова всё не успеваю, времени в обрез. С утра возобновил работу над своей рукописью, много общественных обязанностей, в субботу первое занятие литобъединения (я занялся его восстановлением и реконструкцией). И фестиваль детской поэзии уже «на носу». Но всё равно:
Как жалко: день уже прошёл, И спать пора ложиться… Мы с ним успели подружиться, Нам вместе было хорошо!
…Рад послать тебе вырезку со своими стихами из областной «Нашей газеты». Эти стихи дороги для меня тем, что писались в процессе борьбы за самого себя. Когда на меня многие уже махнули рукой, я вернулся к самому себе и не выживаю, а живу полноценной жизнью и делаю — по мере своих сил — добро людям. Меня сейчас чуть ли не ежедневно благодарят то взрослые, то дети, за то, что я им помогаю делать их первые шаги в поэзии. И это объясняет, почему у меня всё чаще превалирует хорошее настроение…
Когда издалека весною Вернутся к гнёздам журавли, С души сойдёт все наносное, Как сходит снег и грязь с земли. И в лучезарный день погожий, Возникший из небытия, Я чист, как одуванчик Божий, Седоголовое дитя.
Не переживай обо мне, моя доченька. Пенсию задержали, но я доживу до счастливого дня её получения. И до других счастливых дней. Думай обо мне постоянно, но особо не переживай. Я от жизни уже взял почти всё, что мог. Но мне по-прежнему, несмотря ни на что, жить интересно и любопытно. Так что я постараюсь прожить подольше… 1Белла Ахмадулина (1937–2010) и Юнна Мориц (р. 1937). 2Литвинова Татьяна Александровна (род. 23 мая 1956; Изюм) — поэт, автор шести книг и многочисленных публикаций в литературных журналах и альманахах: «Этажи», «Европейская словесность», «Особняк» (№3, №5) и многих других. Живёт в Северодонецке (Украина). 3 Литературно-художественный альманах «Мрiя» («Мечта»), главным редактором которого был Иосиф Курлат. 4 «Родничок» — детская поэтическая студия. 5 «Книга посвящений» — над её созданием трудился в то время Иосиф Борисович. Он задумал издать 130–150 стихотворений, посвящённых конкретным людям, с которыми сводила его судьба. После его смерти рукопись долго лежала невостребованной. В 2012 году в Луганске был издан сокращенный вариант книги под названием «Когда добры ко мне бывали…». 6Здесь имеется в виду: над книжкой детских стихов по итогам Всеукраинского фестиваля детской поэзии. 7 Александр Курлат – сын И.Б. Курлата от первого брака. Родился в 1955 г. в г. Черновцы. 8Фестиваль детской поэзии «Джерельце» («Родничок») был создан в Северодонецке Курлатом в 1990-м году как городской, в 1995-м стал областным, с 1998 года приобрел статус Всеукраинского; после смерти Курлата стал Всеукраинским имени Иосифа Курлата. Однако несколько лет назад финансирование прекратилось, и сейчас фестиваль существует в качестве регионального; по итогам каждого фестиваля, начиная с 1995 года, издавалась книжка детских стихов «Джерельце» («Родничок»); несколько последних лет не издаётся. 9Кременная — город районного значения в Луганской области Украины, административный центр Кременского района. Расположен на реке Красная около реки Северский Донец в центре лесного массива «Кременские леса»; находится примерно в 30 км от Северодонецка.
|
ГолосованиеВыберите название/тему следующего раздела проекта "Вещество"ЖурналыКАШТАНОВЫЙ ДОМСИБИРСКИЕ ОГНИВРЕМЕНАКыштым-ГраниСОТЫВЕЩЕСТВОАРТИКЛЬДАЛЬНИЙ ВОСТОККОВЧЕГМОСТЫМЕНЕСТРЕЛЬПриокские зориВИТРАЖИДОНДРУГОЕ ПОЛУШАРИЕБАЛТИКА-КалининградНОВЫЙ СВЕТНАЧАЛОСлово-WordКольцо АЭМИГРАНТСКАЯ ЛИРАДЕНЬ ПОЭЗИИЖурнал ПОэтовСВОЙ ВАРИАНТГРАФИТИНЫЕ БЕРЕГА VIERAAT RANNATЮЖНОЕ СИЯНИЕЛитературный ИерусалимЖурналы, публикация которых на сайте прекращена:Пятью пятьКочегаркаРусское вымяЕВРОПЕЙСКАЯ СЛОВЕСНОСТЬЕВРЕЙСКАЯ СТАРИНАЗДЕСЬЛитСредаЗаметки по еврейской историиСемь искусствЛиФФтОСОБНЯКСЕВЕРЛИТЕРАЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕЮЖНЫЙ УРАЛИЛЬЯСеверо-Муйские огниАРГАМАК-ТатарстанСлова, слова, словаЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАДВОРКИКАЗАНСКИЙ АЛЬМАНАХПять стихийЗАРУБЕЖНЫЕ ЗАПИСКИГВИДЕОНИНФОРМПРОСТРАНСТВОСорокопутДЕРИБАСОВСКАЯ - РИШЕЛЬЕВСКАЯСТЕРЖЕНЬТело ПоэзииБАШНЯБЕЛЫЙ ВОРОН22ВОЛОГОДСКАЯ ЛИТЕРАТУРАНАШЕ ПОКОЛЕНИЕУРАЛРУССКАЯ ЖИЗНЬДЕТИ РАФУТУРУМ АРТАРТ-ШУМЛИТЕРА_DNEPRТРАМВАЙЧЕРНОВИКЗАПАСНИКЗИНЗИВЕРЫшшо ОдынПРЕМИЯ ПБЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫЛИКБЕЗЗНАКИ11:33ВАСИЛИСКДЕНЬ И НОЧЬУРАЛ-ТРАНЗИТНОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬАЛЬТЕРНАЦИЯ |