Николай Тютюнник

Стихи разных лет

У памятника Татьяны Снежиной



              В Луганске

 

Унеслась куда-то, в даль безбрежную,

Хоть зови теперь, хоть не зови…

Только здесь и встречу Таню Снежину, −

Светлую от песен и любви.

 

Кто-то мимо пробежит рассеянно,

Ничего не видя, − ну и пусть!

У неё ж в глазах − тоска Есенина

И почти есенинская грусть.

 

Это ж не глаза, а наваждение.

Жаль, их свет безвременно угас.

Но она одним своим рождением

Всё же осчастливила Луганск.

 

Ветер клёны раздевает наголо.

А в ушах − её щемящий стих.

Где же были, Таня, твои ангелы

В тот кошмарный и прощальный миг?

 

Самая далёкая и нежная,

Что тут скажешь, если се ля ви…

И стою я, чуть касаясь Снежиной, −

Полон тихой грусти. И любви.

 

 


По Новому Свету

 

                                                 Друг мой, друг мой…

                                                                   С. Есенин

 

Друг мой, друг мой, на возраст не сетуй,

Ни к чему нам замшелая грусть.

По вечернему Новому Свету,

Как когда-то, вразвалку пройдусь.

 

Не семнадцать уже, ну, и что же…

Почудить ещё можно вполне.

Прикурить даст пугливый прохожий,

Поднеся робко спичечку мне.

 

Сразу мысли, как пошлые осы

Зазудят, мол, не слишком ли груб?

Как прищепкой, зажму папиросу

В уголке плотно стиснутых губ.

 

Да не груб я, и не был я грубым.

Это всё… ну, положим, броня.

Ведь не раз чьи-то сальные губы

Оплевать норовили меня.

 

От босоты спасала сноровка,

А точнее − тяжёлый кулак.

А от этих, что спаяны ловко,

От холёных, зажравшихся − как?

Друг мой, друг мой, на возраст не сетуй,

Ни к чему нам замшелая грусть.

По вечернему Новому Свету,

Как когда-то, вразвалку пройдусь.

 

И сниму я по ходу вопросы.

Ну, хотя бы вот этот вопрос:

Я давно не курю папиросы,

Да и нет их сейчас, папирос.

 

Разве что сохранилась кепчонка,

Приблатнённое кепи моё.

Но уже не прельщает девчонок −

Не фирма и уже не новьё.

 

Да и я к тем девчонкам не очень.

И не то, чтобы старый уже.

Просто ждут меня серые очи

Там, на пятом моём этаже.

 

Поднимусь, и звонок словно трактор:

Дзинь-дринь-тринь…

− Сколько можно гулять?!

− Да, − совру, − снова чёртов редактор

Задержал на работе опять!

 

 


На родине

 

Ну, здравствуй, белгородская земля!..

Стою, как встарь, на дедовском пороге,

Где чахленькие наши тополя

В пыли по-стариковски греют ноги.

 

Здесь мой исток. Начало всех начал -

Весёлое, как тройка с бубенцами!

Какой простор меня, мальца, встречал,

Окрашенный пунцово воронцами!

 

И я веснушки лет до двадцати

Носил, как память о далёком лете.

За долгое отсутствие прости,

Мой милый край, единственный на свете.

 

Ведь я всю жизнь вдали от этих мест,

Где терриконы подпирают небо,

И памяти своей тяжёлый крест

Несу за то, что здесь так долго не был.

 

Уже и солнце не позолотит

Моих волос – наполовину белых

Как время-то безудержно летит,

Роняя дни, как нива колос спелый.

 

Так здравствуй, белгородская земля!..

Я, наконец, на дедовском пороге,

Где чахленькие наши тополя

В пыли по-стариковски греют ноги.