Рябов и Тихон. Новелла

"Чёрт побери, – подумал Рябов, – если б мне не понадобилось стать евреем, то сейчас я бы не валялся в квартире-клетушке на окраине Тель-Авива. Однако понадобилось, ибо мне чётко объяснили, что, не став евреем, получить должность сторожа на еврейском кладбище мне не разрешат, и вообще…"

     Рябов долго думал над этим и многими другими "вообще", узнав, что стать евреем можно лишь пройдя мероприятие, требующее и крови, и боли. Нестерпимо хотелось пива, и теперь, чувствуя себя беспомощным, как младенец, он валял-ся на мятой простыне и чертыхался. На кухне хранилась бутыль вина, а подняться с постели возможности не было, поскольку боль между ногами всё не утихала, да и, кроме того, хотелось пива, а не вина.

Приподняв голову, Рябов с тоской взглянул на торчащий между ног бугорок бинтов, а затем, вновь опустившись на по– душку, поморщился, подумав о наполненных влагой ночах Тель-Авива, о плате за квартиру, о будущей работе, о приня– той на себя еврейской доле и ещё о многом другом. Однако возвращаться в своё село под Калугой он не хотел, а если бы даже захотел и вернулся, то отец, антисемит, его бы, ставшего евреем, утопил бы в колодце.

Утомлённый жаждой, Рябов вдруг уснул, а когда прос– нулся, вспомнил, что теперь он еврей и что зовут его не инженер-экономист Борис Сидорович, а просто Барух.
      Постучали в дверь.

 Увидев на пороге бледнолицего мужчину и краснолицую женщину, Рябов торопливо притянул к груди простыню.
– Вы кто? – спросил он.

– Мы, – сказали гости, – агенты по продаже холодильников.
– Пива с собой не прихватили? – спросил Рябов.

Пропустив вопрос Рябова мимо ушей, мужчина сказал:                
– Меня зовут Оксман, а эта женщина помогает мне в биз-несе. Так как с холодильником? У вас его, вроде бы, нет?

– У меня ничего нет. А ещё я в какой-то мере болен.

– Что ж, – заметил мужчина, – придём в другой раз. А вы выздоравливайте и не унывайте. У нас здесь все, в конце концов, устраиваются. Вот, посмотрите на мою жену, живой, так сказать, пример: когда-то эту женщину звали Рита Дмит– риевна, а теперь она Реввека Оксман. Как говорится, женщи– на нашла своё счастье! А ну, Ревекка, спой-ка ту частушку, которая про счастье

– Зачем? – тихо проговорила женщина.

  Оксман подошёл к жене и, ущипнув её за зад, повелел:

– Пой!
      Женщина запела.
      Рябов сказал, что частушка непристойная.
      По лицу Оксмана пробежала растерянная улыбка.
– Спой вторую! – велел Оксман.
      Вторая частушка оказалась ещё более непристойной, чем первая.

После того, как гости ушли, Рябов скинул с себя просты-ню, закрыл глаза и стал представлять себя в поле, у лесного озера, на сеновале.

Зазвенел просунутый под подушку телефон.

– Ты как? – спросил Тихон, с которым Рябов познакомился на рынке. 

– Я-то? Я теперь в процессе становления евреем. А ты?

 Тихон тяжело вздохнул.

– Решил вернуться к себе в Нижний, – проговорил он. – Мою жену, Риту Дмитриевну, я так и не нашёл, и теперь чего мне в этом Израиле околачиваться? Вот решил к тебе наве– даться, попрощаться.

– Приходи. Прихвати заодно пива.

Тихон принёс три бутылки. Заметив торчащий между ног Реброва бугорок бинтов, он спросил:

– В тебя никак стреляли?

– Это мелкие издержки. Зато впереди счастье. А с женой твоей, Ритой Дмитриевной, что стряслось?

– Ушла она от меня. Ушла к мужику по фамилии Оксман. Увёз он её сюда, в Израиль. Хотел её отыскать, чтобы спро-сить, хорошо ли ей теперь тут. Не нашёл. Любил я её.

 Рябов покачал головой, потом сказал:

– А то останься здесь? Риту Дмитриевну отыщешь. А чего? Стань евреем, и всё наладится. 

– Думаешь, всё наладится?

Рябов не ответил. Лишь протянул на прощание руку.

Тихон ушёл.