Имя времени. Стихотворения

...Весть была — о Тавриде. О Крыме.
Весть — оттуда, из прожитых лет,
Ставших с возрастом впрямь дорогими,
Из которых —  дыханье и свет —
Над судьбой, над словами благими,
Над пространством в серебряном дыме.
Имя времени. Сны ли о Крыме?
Явь ли с правью? — Лишь ветер в ответ.— Вот оно, вот, начинается.
Начинается — и звучит.
Возвращается — и живет.
Возвращается, исподволь движется.
Ближе, ближе. Уже вплотную.
Обращаясь — небось, ко мне.
Возвышаясь — и расстилаясь.
Разворачиваясь, лучась.
Продолжаясь, — все дальше и дальше.
В глубь цветущую, в гущу сквозную.
Вниз — и ввысь. И опять: вниз — и ввысь.
Растворяясь в мареве. Тая.
Проявляясь — рядом. Вблизи.
Так, что ближе уже нельзя.
Разветвляясь и умножаясь.
Провожая — чтоб встретить вновь.
И встречая — чтоб не расстаться.Что за диво? Богиня Дева.
Царство света. Страна тепла.
Тавры, скифы, сарматы, готы.
Киммерийцы. Ну кто — еще?
Все здесь жили — и все здесь пели.
Все — оставить свой след успели.
Что за имя, скажи, у моря?
Помнишь — Русским оно звалось?
Все осталось, как есть. Все — живо.
Все привады и все порывы.
Здравствуй, Дева! Твое ли диво?
Ну, теперь-то уж — началось!Южный берег. Понизу — роскошь.
Всюду — щедрость. С избытком даже.
Где амброзия? Черпай ложкой!
Дрожь проймет на пороге блажи.
Дождь пройдет — и цветы встряхнутся.
Оживут и засвищут птицы.
Все ушедшие встарь — вернутся.
И откроются все границы.Растений — везде — сплетения.
Теней — вокруг — нарастание.
Средостений — вмиг — возрастание.
Зелени — вдруг — прорастание.
Из почвы — сквозь синеву.
Из синевы — сквозь время.
Во сне ли? Нет, наяву.
Сквозь явь. За семенем семя.Дикое, вечнозеленое,
Вихрем страстей опаленное,
Грозное, неутоленное
Буйство. Извечное действо.Геройство — считай, мифическое.
Беспокойство. Свойство — лирическое,
А может быть, и космическое —
Жить, вопреки злодейству.Торжество зеленого цвета.
Вполне вероятно — блаженство.
Шаг всего лишь — до совершенства.
Почему бы, скажите, и нет?Волшебство. Цыганщина. Воля.
С песней таборной. То ли доля,
То ли боль. Диезы, бемоли.
Звукоряд. Вопрос и ответ.Оттенков перетеканье,
Друг в дружку, словно в считалке.
Перекличка тонов, а за ними —
Всех возможных полутонов.Игра повальная — в жмурки?
Чьи там видны фигурки?
Декорации — для миракля?
Он — доселе — и стар, и нов.Иглица. Иглы сестрица?
Вязальная тонная спица?
Вздрогнувшая ресница?
По-татарски — сич-аутекен.Инъекции соков и запахов —
Куда-то во вздутую вену
Расплескавшегося прибоя,
Куда-то в артерию сонную
Разомлевшего побережья,
В пульсирующую, внизу,
И вверху, и от глаз ускользающую,
Смутно-синюю жилку шоссе.Земляничное дерево. Или —
Вспоминаем — кизил-агач.
Земляничным полянам — лукавый,
По-восточному, томный прищур
От ветвящихся тезок, — и только.
На открытках и снимках — наискось —
Каллиграфически четким,
Школьным, знакомым почерком,
Надпись: Привет из Крыма!Критский ладанник. Надо же — критский!
Афродите — крымский поклон.
В пояс. Вдруг да возникнет — из пены.
И не критской вовсе, но — крымской.Черт от ладана встарь — убегал.
Помогла, видать, поговорка.
То-то было монастырей
И церквей — в оны годы — по склонам,
На плато, на скалах, в пещерах,
На высоких мысах над морем,
Наверху, в недоступных местах!
И на тех же местах — еще раньше —
То-то было древних святилищ!А потом, втихаря, чертовщина
Развелась — и стала напастью.
Знать, была на это причина.
Черт — он дружен с бесовской властью.От напасти до власти — шаг.
А от власти до вести — миг.
Сколько видано было — благ!
Сколько читано было — книг!
Сколько пройдено было — зол!
Сколько дадено было — сил!
То-то встал на заре — и шел.
Сколько найдено — рудных жил!
Кожей чувствуешь: здесь причал.
Кораблями заполнен порт.
Связью давнею — всех начал.
Кровью жаркой — из всех аорт.
Кто тебя провожал, скажи?
Кто встречал тебя — и когда?
Где вчерашние рубежи?
Где сегодняшняя звезда?
Здесь найдешь ее — сам, потом.
Здесь приют обретешь и кров.
И стоишь ты с открытым ртом.
И не надобно лишних слов.Как же здесь, посреди красот,
Что встают на пути повсюду,
Не смутиться? И что спасет,
В этом случае? Только чудо.
Не тушуйся! Чудес — не счесть.
И любое — помочь готово.
Но такое меж ними есть,
Что сердечного жаждет зова.
Гумилёва спроси. Он — знал,
Что за этим грядет призывом.
Если шел и кого-то звал —
Будь отважным и стань счастливым.Разобраться бы — что к чему.
Что с душой? И цело ли тело?
Что замечу? И что пойму?
Изумлению нет предела.Да к тому же еще — соблазны.
Что ни шаг — сплошные кулисы.
Плющ, растущий лавинообразно.
Вертикалями — кипарисы.Лавры. Ими округа увенчана.
Мавры с пляжей, ищите женщину!
С танцплощадки — песня: «Рамона!..»
Меж танцующих — Дездемона.
То гитары, то кастаньеты.
Заждалась Ромео — Джульетта.
Все для Золушки — принц ли, фея ли.
Ну а лилия — для Офелии.Для Феллини — Джульетта Мазина.
Музе, Ангелу — роз корзина.
Крымских роз. Таврических роз.
Гроздья к ним — с виноградных лоз.
Грозы к ним — и обратно к нам:
Видно, знают — по именам.Флейта. Скрипка. С тропы — гурьба.
И — серебряная труба.
Две гитары. Тромбон. Саксофон.
И — трофейный аккордеон.Карнавал? Или — просто так?
Звук в пространстве. Времени знак.
Символ веры? Молодость? Юг?
Лавры, лавры. Лавры вокруг.Брег Таврический.
Благ — не зря.
Круг магический.
Брезг. Заря.Лавровые деревья.
Лавровые кусты.
В детство ль не впасть? Кочевья.
Пропасти и мосты.За стеклами очков,
За взмахами ресничными —
Встает сейтум агач,
Дерево масличное.Надписью лапидарною,
Чтоб число позабыть календарное
И не вспомнить его, хоть плачь, —
Дерево скипидарное —
Тарак, саккис-агач.И, конечно, жасмин.
Жасмин, из полутьмы, из темноты,
Из всяких закутков, порой — из мрака,
Порой — стеной пахучей, вдоль аллей,
Мерцающий воздушными цветами,
Дымящийся, туманящийся, пряный,
Томительный, волнующий, в слезах,
В дожде, в росе, к себе привороживший —
Да так давно, что, кажется, всегда
Над сердцем были властны эти чары —
И ночь цвела, и прямо с пылу, с жару
Звала к себе прохладная вода.Можжевельник — ардиш-агач.
Он стоек, живуч, можжевельник.
Иногда он — пустынник, отшельник.
А нередко — и вместе с такими же,
Как и сам он, живучими, стойкими,
Собратьями, зеленеющими
Под синими небесами,
Растет себе на приволье,
По склонам холмов, и в предгорьях,
И ниже растет, и выше, —
Везде, где ему хорошо.
В Чувашии мне говорили,
Что высоко, на вершине
Можжевельника, к небу поближе,
Любят орлы отдыхать.
Но в Крыму я такого не видел.
Возможно, еще увижу.
Люблю можжевельник. Люблю.
Отец мой в былые годы
В своем саду криворожском
Посадил можжевельник — и он
Прижился, в рост устремился,
Окрепнул, — и вот зеленеет
Звенящей под ветром кроной,
И ягоды колокольцами
Позванивают на нем, —
И звон этот слышу я
В своем саду коктебельском,
Где, может быть, тоже однажды
И я посажу можжевельник,
Чтоб он прижился, окрепнул,
Разросся — и, зеленея,
Тихонько звенел под ветром —
И я об отце вспоминал.Растений многообразие.
Многозвучие их названий.
Все здесь рядом. Ворота — в Азию.
И — в Европу. Не без оснований.
Север с югом. Запад с востоком.
Что ни шаг, то сплошное: где ты?
Смотрит Африка черным оком.
И в Америке песни спеты.Авраамово дерево. Имя
Говорит само за себя.
Надо же! — Авраам.
Ветхозаветный вздох.
Воздух над ним — как выдох:
Эх! — отряхни, старина,
Древний библейский прах
С грустных ветвей! Не хочет.
Ствол его тверд, упрям.
Надо же! — Авраам.
Но в Крыму это дерево раньше
Называли — аргундее.Сумах — сума. Что за сума, и чья,
Висела на тебе? Пастушья, может?
И — заманиха. Ну а ты кого к себе
Заманивала? Ну-ка, признавайся!
И — держи-дерево. А ты кого держало?
Другое имя у тебя — кара-текен.
А вот и чашковое дерево. Но вовсе
Нам не до чашек, если мы твое названье
Вдруг узнаем — и отступаем поскорее,
Подальше от тебя, шайтан-текен.А ежевика, ежевика!
Такие заросли — и вдоль оград,
И где-то там, за огородами, в лесу,
Сцепленья лоз, — и ягоды темнеют —
И так идет им их названье — бурульчен! —
Вот бурульчен — и все тут, не бирюльки, —
Срываешь, пробуешь — поспела ежевика!Шиповник. Что за имя! — ит-бурун.
И тут же, второю, другое — кирниче.
Шурум-бурум, сорвавшийся со струн.
С отметиной кровавой на плече.
Дворец колючий. Зарослей орда.
Багряные походные шатры.
В котлах кипящих вязкая бурда.
Кочевий не погасшие костры.А травы! Каперсы — длиннющими плетьми —
Привычно укрепившись, распластавшись, —
Все под уклон да под уклон, — чтоб озадачить
Нежданным именем своим: шайтан-арбус!
И — молочай. Ни молока, ни чаю.
Но вот растет себе под солнышком, как есть.
А тут еще и невидаль! Представьте,
Бывают — бешеные огурцы.
Они — стреляют, и довольно громко.
Наступишь на него — и вдруг: бабах!
Людей пугают. С непривычки можно
И растеряться, хоть потом соображаешь:
Да это же растение такое!
Всего-то навсего. А все-таки — стреляют
Огурчики. Совсем с ума сошли!Каскады дрока всюду. Он — испанский.
Но — крымским стал. Освоился. Привык.
Табак. Он тоже — крымский. С ним все ясно.
И виноград. Ну, с ним — ясней всего.Все естество и таинство сплошное.
Земное племя. С песней — и трудом.
Все волшебство и празднество живое.
Прибрежный рай. В аду бесчасья — дом.

И вставало солнце с востока,
Прогревая все бухты, все скалы,
И растения, и всех нас, —
А потом, во второй половине
Дня, оно, тепла не теряя,
Заходило за жгуче-высокие,
Золотистые, в дреме, вершины
Уходящих на юг и на север,
На восток и на запад хребтов,
И прохладные, мягкие тени
Обволакивали весь берег, —
А потом, вечерами прозрачными,
В тихом, ясном, высоком небе,
Озаряя окрестности в августе,
Поднималась над морем луна.И не просто идиллию видел я
В том, что нас окружало, но — сплав
Самых разных страстей и желаний,
И событий, которым еще
Предстоит где-то в будущем — сбыться,
И вглядеться не вправе мы в них,
Потому что живем — настоящим,
И горит наш прибрежный костер.Коктебельские бухты — привада,
Для тогдашних, восторженных, нас,
Чародейство природы, мистерий
Назреванье, наитий оплот,
Утешенье — на долгие годы,
Приобщенье души к естеству,
Наших чаяний в мире начало,
Правь, с которой в родстве до сих пор.

Где мы были и что мы пели?
Нам, собравшимся в Коктебеле,
Там, на воле, где мы сумели
Суть покоя открыть в тиши,
Хорошо бы собраться снова
Там же, — благо, живое слово,
Как и прежде, для сердца ново
И спасительно для души.Кто-то жив, а кого уж нету —
Набродившись по белу свету,
Все равно мы придем сюда
Отовсюду в юдоли нашей,
Круговою подъемля чашей
Мир, дарованный навсегда.

Тому, что сбудется — извечный дух и свет.
На том стою. Пред новой гранью. Слов и лет.
Земля ведическая. Жреческая вервь.
Порода певческая. Ивовая ветвь.

Потом, в пути, как сквозь магический кристалл,
Сквозь время двигаясь куда-то к новой грани
И кровность осени предчувствуя заране,
Сплетенья связей я в пространстве различал.Московской осенью увидел я воочью
Свой путь сквозь век — и не до сна мне было ночью.
Московской ночью вновь к себе меня звала,
В окно влетев ко мне, из прошлого пчела.
Вновь этой осенью себя я ощутил —
В который раз уже! — своим — в кругу светил.В Москве сентябрь не просто был для нас
Началом осени, но мира постиженьем,
Сближеньем радостным и лета продолженьем,
Круженьем лиственным, пространством без прикрас.
Тогда встречались мы и с тем, что всякий раз
Казалось близким нам, но было слишком дальним,
Чтоб разрушать своим присутствием печальным
Все то, что строилось, — еще не пробил час
Для всех вторжений вражеских — извне.
И день вставал — и радостен был мне.В Москве сентябрь не просто был для нас
Началом осени, но — краткою свободой,
Порыву давнему неистовою одой,
Чей свет сквозь непогодь доселе не угас.

Город морской. Бухты.
Военные корабли.
По-гречески — город Славы.Мы бродили по улицам, праздничным,
Нам казалось, прибрежным, гриновским,
Зурбаганским, пахнущим плещущимся
Где-то рядом, поблизости, морем,Вдоль цветов, на балконах, на клумбах,
И в руках загорелых женских,
И в садах, и в парках, и в скверах,
Всюду, где бы тогда мы ни шли,Вдоль деревьев, повсюду растущих
И шумящих резною листвою,
Тополей, воздушных акаций
И каштанов, под ветром свежим,Вдоль прерывистой и непрерывной,
Синкопической, как и мелодии
Из окошек раскрытых, зелени,
Всех тонов и оттенков любых,От легкой, чуть желтоватой,
Прозрачной, до изумрудной,
Густой, с отливом лиловым,
С налетом сквозных теней,Вдоль светлых домов, построенных
Из инкерманского камня,
Со стенами, солнцем нагретыми,
Нарядных, стройных домов.

Берег, изрезанный длинными,
Глубоководными бухтами,
Притягивал нас к себе
Отовсюду, он звал к себе —
И на зов этот невозможно
Не откликнуться было нам, —
Он, единственный в мире, светлый,
Благородный, сухой, подтянутый
По-военному, говорил
На морском языке — пространства
И звучащего второй ему
Неизменно молодцеватого
И давно уж седого времени,
Говорил о том, что возможно
В единении двух стихий —
И морской, и воздушной, — чудо —
На земле каменистой — славы,
Чудо чести и чудо гордости,
Чудо радости и добра.

А над морем кричали чайки
И летали под синим небом.
И повсюду ходили люди,
Загорелые и красивые.
И листва шумела под ветром,
Прилетающим в город с моря.
И звучала из окон — музыка.
И светло здесь было — всегда.

А потом оказались мы
В Херсонесе, античном городе,
И бродили там по раскопкам
Среди стен городских, и башен,
И ворот, и руин античного —
Вот бы ожил он вдруг — театра,
И вздымались к небу колонны —
Беломраморные, конечно,
И порой прислонялся я к ним,
Да вот так и стоял, задумавшись,
Ощущая хребтом своим теплое,
Благодатное прикосновение
Всей распахнутой взгляду, выжившей,
Просветляющей старины.Мы купались там — и вода
Тоже теплой была, прозрачной,
И соленой, сине-зеленой,
И мерцала под солнцем, плавилась,
И струилась, и легкими бликами
Рассыпалась, и вновь собиралась —
Не вдали, так хотя бы в горсти.
Мы снимались там вместе — на память.
И потом, через несколько лет,
Криворожской ненастной осенью,
В отчем доме, всегда спасительном,
В одиночестве затянувшемся,
Весь, как есть, в нахлынувшем творчестве,
Эти снимки я вспоминал.

Как ни радостно, как ни грустно,
Как ни горестно — так все и было.
Как ни больно, как ни привычно
Вспоминать мне — так все и есть.

И то ведь сказать — Париж!
Лютеция. Стольный град.
Кораблик, над Сеной плывущий.
Готической розы шипы.
Виньетки и витражи.
Но прежде всего — стены.
От башни до башни звук
Доходит без всяких мук,
За светом пристроясь, вдруг
Срываясь, и — с уст? из рук? —
В лиловый врываясь круг,
Скрываясь внутри, но вот
Растерянно возвращаясь
И радуясь возвращенью
По-птичьи, — а там и сон
Придет из былых времен
И молча уйдет, чтоб нам
Вздыхать по нему, печалясь
О чем-то, что нам дано,
Как взгляд из глуши в окно, —
И все же привычней здесь
Молчать, воскрешая — образ,
Из множества ощущений
Видение создавая,
И все-таки лучше — так,
Всегда для души спокойней —
Быть в яви своей таким,
Как есть, собою самим,
Чем в мареве растворяться,
Достойней намного — жить
По прави, как предки наши,
Чем, с навью играя в прятки,
Терять естество свое, —
О нет, не для нас все это! —
Пусть все же Париж хорош —
И был я в мираж сей вхож.

Но вернемся в Париж. Пора уж.
Я еще расскажу о Париже.
Я еще расскажу о Париже.
Я скажу о нем слово свое.
В этой книге, в других ли книгах, —
Он возникнет, живой и древний,
Влажный трепетный, нежный, гневный,
Ежедневный, вечный, чужой,
Чуть хмельной, но все больше — трезвый
И практичный, и деловитый,
Предрождественский, предрассветный,
Предзакатный, чудной, ночной,
На разломе веков, на стыке,
Двух эпох, двух тысячелетий,
Дух бунтарский, гнездо свободы,
Притягательный, шарм, шарман,
Се ля ви и шерше ля фам,
Шансонье, фантом, балаган,
Цирковой, роковой, жестокий,
Блесткий, верткий, крутой, широкий,
Круговой, словно горсть — вразброс,
Плеск воды и холма откос,
Птичий щебет, оград узор,
Зазеркалье, мираж, надзор,
Озаренье, сезон в аду,
Снег сквозь солнце, лоза в саду,
В декабре-то — ну впрямь весна,
Звук и призвук, отзвук, стена,
Замок, призрак, тополь, каштан,
Фортепьянный раскат, обман,
Крик в тумане, призыв, завет,
Оклик робкий, нежданный свет,
Путь сквозь время, блаженный зов,
Образ, кров, пробужденье слов...

...Фаска. Лезвие. Кромка. Грань.
Синеватый, жемчужный, лиловый, —
Сон ли, город ли, старый и новый? —
Взгляд с прищуром в такую рань,
Что звезда еще дышит рядом, —
И восходит заря над садом, —
И над морем протяжный свет,
Словно весть из минувших лет,
Доносясь, разливаясь шире,
Станет песнью благою в мире
Обо всем, чем душа жива.
Край столетия. Птица Сва.

Сюда, где вся Одесса на виду
Иль на людях — пока еще не знаю —
Негаданнее, стало быть, приду —
А ныне говорю, припоминая,Чтоб выплеснулись всласть, как никогда,
Листвою воспаленною увиты,
Трамваев беспокойная езда
И обнятые полуднями плиты.И прелести немеркнущий намек
Оттуда, где Левант изнемогает,
Разнежился и словно занемог,
Но исподволь томит и помогает.И воздух, укрупняющий черты,
В завидной невесомости сохранен,
И некогда расспрашивать цветы —
Их перечень заведомо пространен.Так мягко надвигаются дожди,
Что поступью красавицы осенней
Биение, возникшее в груди,
Мелодии верней и совершенней.Столь много зародилось не вчера
Попыток отрешенья и порыва,
Что моря безмятежная игра
Очерчена изгибами залива.Хождения по мукам не видать —
Найди его, приметы разглашая, —
Ведь будущему проще помогать,
Хождение по крышам разрешая.И что тебе раздумия судьба,
Когда не донимают из туманов
Акаций средьсентябрьская резьба
И целая колония платанов.И что за безнаказанный каприз
Помог неописуемо нарушить
Лепнины сплин, осыпавшийся вниз,
И помыслы досужие на суше?Теперь я вопрошаю у тебя,
Раскаянья раба и упованья, —
Куда ты подевала, разлюбя,
Авзонии одно воспоминанье?Не слышала ль, кого я навестил,
Где подняли наполненные чаши —
И кто меня и принял, и простил?
Ужо тебе, кормилица-мамаша!Постигну ли когда-нибудь с утра
Торжественнее благовеста ветры
И это воплощение добра
Под флагами Гермеса и Деметры?Так трогательно вышептаны ртом
Ограды, как привет из океанов,
Фронтон, балкон — и скошенный притом,
И странная традиция Фонтанов!Но что же безвозвратное внесу
Из молодости, горькой и чудесной,
Сюда, где вся Одесса на весу,
Как чайка одинокая над песней?

Где трамвай, отзвенев, промелькнет
Переимчивым вестником зноя,
Подивившись летам напролет,
Повстречаюсь я с вашей четою.И тогда-то воскреснет пора,
Где, слова сопоставив с листвою,
На знакомом пространстве двора
Наболевшую радость не скрою.Что сказать вам? — я вновь не один —
Здесь и город, и степь невредимы,
И не в них ли значенье картин,
Что с природой давно воедино?Где меж южных ветров рождены
Для служения правде, к тому же,
Ястребиное око жены
И печаль несравнимая мужа.Что за взлет колыбели степной
Умещается в комнатах этих,
Где и море почти за стеной,
И часы проведешь, не заметив?И откуда в них столько тепла,
Ненавязчивой сути без масок?
Украина затем и мила,
Что сама — объяснение красок.И поэтому нам по пути,
Хоть скитанья в былом разлучали, —
Только вырос я рядом почти,
Те же звезды увидел вначале.Потому и живем не во мгле,
Чье обличье изведали сами,
Ради песен на этой земле
Перед встречей с ее небесами.

Быть может, в осени степной,
Широкой осени приморской,
Есть дух людской и толк иной,
Где пепел битв насыпан горсткой.Как шорох лет, шероховат
Летучей мыши взмах бесшумный —
И разве в этом виноват
Навет фантазии бездумной?Где каждый промах был как нож,
Кого ты ждешь? чего желаешь?
Не потому ль туда ты вхож,
Откуда выхода не знаешь?Пусть азиатские черты
Присущи людям и растеньям —
Но к ним присматривался ты,
Подвержен частым огорченьям.И вспомним, если помолчим,
И укротим не потому ли
Перенасыщенность причин,
Кошмары полночи в июле.Но что же чудится подчас
В бесплотной ткани сновиденья,
Куда подруга пробралась
Почти оправданною тенью?Затем ли, чтобы возвратить
И горя глубь, и моря охрипь,
Иль с тем, чтоб напрочь запретить
Ненастье скрыть и степи охрить?Утехи в будущем щадя,
Мелькнешь, как луч в оконной раме,
Где пьют обещанность дождя
Сады Одессы над буграми.

Киевские квартиры!
как ни темно подчас
точно за честь мундира
я постою за васах промахнулось лето —
вот и хожу в пальто —
месяц приткнулся где-то
как савойяр Ватточто ж! на житье не сетуй —
что тосковать из мглы?
где ни броди по свету
всюду снега белыты-то ужо послушай
хватит тебе роптать —
ну-ка рожок пастуший
выберу я опятьуговоримся с риском?
все это брат не то —
на берегу неблизком
небо не обжитосахаром белым колот
крыш набежавших вид
замерший где-то холод
рядом со мной стоитвсе бы ему стараться
рыскать в развязках драм —
как ни грешно скрываться
это на пользу намкак ни запретна тема
слишком цела слеза —
и замолкаем все мы
как ни закрыть глазадаже платить по счету
надо уйдя в бега
чтобы очистить что-то
может быть и снегаобраз еще не создан —
так протяни потом
незаходящим звездам
ковшик воды со льдомперемениться в лике
не мудрено сейчас —
к Самофракийской Нике
тянет теченье наск пологу и порогу —
негу не преступай —
к звездному каталогу
путь позабыл Китайпомнишь и ты конечно
где заскользит стезя —
и существует нечто
что позабыть нельзячто же! увижу реже
даже гляжу смирясь —
вешнего снега вежа
падает накренясьи добываем брашно
во поле чистом лет
и никому не страшно
и огражденья нетвсе для меня едино
в этом кругу даров —
может придет година
лучшему из миров?и отогреет руки
зимнее забытье —
паволокой разлуки
проволоку еевздрагивай раменами
не прозябай сквозь ум
новыми временами
принятый наобумразве не столь забвенны
свечи высоких цен
где предлагают вено
за воздвиженье стен?и вожделеет ржаво
к желтым запястьям уз
скипетра и державы
дружественный союзгде разглядишь злодейство?
чем укоришь? — стерпи
свойства эпикурейства
марево ли в степирозно грозя воздремлют
ввергнуты в глубь основ
те кто еще приемлют
единогласье сновзвон колокольный боли
так и плывет к словам —
коли светло на воле
зван добровольно к вамчто за хвалу вам числа
скоро воздам в делах?
не растеряли смысла
зодии в зеркалахесли порыв живые
токи возьмет из льгот
розами Пиерии
будет украшен годвыйди же Киферея —
кто тебе здесь не рад! —
не укоряют рея
взорами Бореадподлинного напева
не ублажают стон
пламенниками слева
чисельниками в тонистина днесь искома —
мир тебе спящий град!
драмы надрывной дрема
пройдена наугади удивляя повесть
тает во тьме окон
Негретос Гипнос — то есть
непробудимый сони не ищи за шторой
там где стекло дрожит
бисерницу в которой
что-то давно лежитвышедшая небога
встретится на ветрах
Аппиева дорога
или Чумацкий шляхтак не забудь напомнить
ты Мнемозина мне
то что пора восполнить
и возвратить вдвойне.

Богом дарованный город!
Где ты открылась? кому? —
Там, где захлестывал холод,
Еле вглядишься во тьму.Там из узоров оконных
Еле видны вдалеке
Пастбища запахов сонных
Или следы на песке.Там различаю невольно
И постигаю вполне,
Как широко и привольно
Ты прикоснулась к волне.Что старина? — словно локоть —
Ну-ка опять дотянись, —
Только минувшее трогать
Мы наклоняемся вниз.Там, в этой шахте догадок
И наслоеньях пластов,
Голос минувшего сладок
И отозваться готов.Это смятенное эхо —
Словно разбуженный сад,
Где что ни шаг, то утеха,
Слога дремотного лад.Если же голову вскинуть —
Может гордиться душа,
Что заповедные вина
Пили и мы из Ковша.Льется ли звездный напиток
Прямо в сухие уста —
Соль застывает попыток,
Затвердевает, чиста.Что ж! — запрокидывай лица
С болью чела от венца —
Мне ль пред тобой повиниться?
Ты — половина кольца.Где же частица другая?
Созданы мы для зари —
Только, небес достигая,
В сердце чужих не бери.Кто же кольцо воедино
Соединит навсегда?
Это — уже поединок,
Это еще не беда.Так принесите же, Музы,
Хоть песнопенья мои
К берегу прежних иллюзий,
К мысу святого Ильи.

Свалка галечного гвалта —
Ну конечно, это Ялта!
Боже! Все же чудеса —
В оборотах колеса.Ты меня усыновила —
Погоди, не семени,
Не совсем остановила —
Сине море, осени!Не синеющий экзамен
Нынче выдержать пора,
А стареющий гекзаметр
Приурочить, как вчера.Чаровницу примечая,
Что ты чувствуешь плечом,
Что ты чествуешь, прощая?
Не отказывай ни в чем.Ни за что ведь не услышишь,
Что таится наизусть,
Разобщения превыше,
Шевеленьем темным уст.Так-то бродим под навесом,
Озоруя фонарем,
Не с пиковым интересом,
А с толковым словарем.Наершилась ноша наша,
Учинили ералаш,
Ничего не приукрашу,
Не захочешь — не отдашь.То-то оторопь грешила,
Но теперь не торопи —
Из мерила в три аршина
Пироги себе лепи.Чуть посвистывая вдосталь,
Я, наверно, расплескал
Приготовленные тосты
И отравленный бокал.На прославленные склоны,
На невидимую суть
Дуновение муссона
Снизойдет когда-нибудь.Не томи мне, море, душу,
Причитания храня, —
Никогда я не нарушу
Процветание огня.Не грусти со мною вместе
В отдалении своем,
В мире мести да известий
Охраняя окоем.Ведь не нами помыкают,
Да и я не виноват,
И никто не упрекает,
Что лохмат, чудаковат.Корабли, ограды, гроты,
Лозы, льготы, поворот — —
И не я дарю щедроты,
А совсем наоборот.