Феликс Чечик
Избранное
Мы сами напророчили
и карту начертили:
по столбовой обочине
идти на все четыре.
Мы сами напортачили
и заслужили сами,
как будто жили начерно
с тобой под небесами.
Случай
Постричься «под Котовского», потом
под окнами у Власовец Наташи
стоять часами мартовским котом
и маяться, не пригубив из чаши,
когда другие пили, и взахлёб,
но этого не знать – лишь много позже,
как получить шальную пулю в лоб,
узнав случайно, и мороз по коже.
Каких-нибудь – лет 40-45...
И в рифму сублимировать опять,
и гнать строку, которой грош цена
в базарный день и не в базарный, кстати;
и повстречаться вдруг: Она? Она!
однажды – в «Одноклассниках»? «В контакте»?
Фамилия другая и лицо,
в разводе, трое внуков – жизнью бита,
но... взгляда голубое озерцо
притягивает посильней магнита:
– Привет, Наташа! Как дела? Как жизнь?
– Привет! Нормально. Сам-то как?
А больше и не знаешь, что сказать
и, опершись на опыт, что-то говоришь,
– о боже! – и сам уже не рад, что отыскал
и рад, что прекратилась переписка...
Осталась только пыль от вечных скал
и море слёз бездонное от Пинска!
Мемориал
Нас расстреляли, но об этом
не сообщили, и теперь
мы – между тем и этим светом –
невидимую ищем дверь.
А может – не было, и нету,
и бесполезны все труды,
как вечная дорога к свету
несуществующей звезды?
***
Безнадежно, безутешно,
бесконечно, как страда.
Это – временно, конечно,
и, конечно, навсегда.
Это – длится, длится, длится,
не закончится никак.
Но белеет, как больница,
самолетик в облаках.
Унеси меня отсюда –
да, за тридевять земель,
где октябрьская остуда
и фаллическая ель.
Тары-бары растабары
соек, галок и ворон,
а дождливые пожары,
украшенье похорон.
Унеси, пока не поздно,
в тишину небесных тел...
Помаячивший неврозно –
испарился, улетел.
Но горит, горит утешно
левантийская звезда.
Это – временно? Конечно.
И, конечно, навсегда.
Из Пабло Неруды
Запомните меня таким,
каким я не был никогда.
Я – Хоакин.
Я – смерть-звезда.
Запомнили меня? Теперь
забудьте, раз и навсегда.
Я – в небо дверь.
Я – жизнь-звезда.
Свечу не только ночью – днем.
Убитый – дожил до седин.
Я – два в одном.
Един.
***
Концы с концами не сводя
и затянув ремень потуже,
живешь, тоскуя без дождя,
несуществующий, как лужи,
как небо, Пина и каштан
и паутин сухие нити...
Храни тебя твой Мандельштам,
Иванов, Новиков – храните.
***
Старо-новое,
как воронье,
дневниковое
время мое.
Не страды
безнадежность в тоске,
а следы
воронья на песке.
***
Ах, если так – пускай тогда
не достается никому:
осенне-мутная вода,
напоминающая тьму.
И листья желтые на ней,
как звезды на небесном дне
и хрупкость преддекабрьских дней,
тебя напомнившая мне.
И, не сговариваясь, мы
куда глаза глядят пойдем.
И растворимся до зимы
под нескончаемым дождем.
***
Любимая, когда бы мы
не охладели без зимы
и не отчаялись без вьюги –
мы счастье взяли бы взаймы
и растворились бы друг в друге.
Феликс Чечик родился в Пинске (Беларусь). Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Публиковался в журналах «Арион», «Знамя», "Новый Мир" и др. Автор многих поэтических книг. Лауреат «Русской премии» (2011).
С 1997 года живет в Израиле