Елизавета Мартынова

Воздух дороги. Стихотворения

Елизавета Сергеевна Мартынова (Елизавета Данилова) родилась в 1978 году в Саратове. Окончила филологический факультет Саратовского государственного университета и аспирантуру при нём. Кандидат филологических наук. В — доцент кафедры русского языка и культуры речи СГАУ им. Н.И. Вавилова. С 2008 года по настоящее время – главный редактор журнала «Волга – ХХI век». Публиковалась в журналах «Наш современник», «Волга – ХХI век», «Луч», «Вайнах», «Введенская сторона», «Русское слово» (Чехия), «Подъём», «Русское эхо», «Новая Немига литературная», «Сура», «Гостиный двор», «Отчий дом», «Камертон», «Великоросс», в альманахе «Новые писатели России», коллективном сборнике «Новые имена в поэзии» (Москва) и других изданиях. Лауреат премии им. Юрия Кузнецова от журнала "Наш современник" (2008), годовой премии журнала «Сура» (2013). Автор книг "Письма другу" (2001), "На окраине века" (2006), "Свет в окне" (2009), «Собеседник» (2012).Член Ассоциации Саратовских Писателей и Союза писателей России (с 2016 г.)


 

 

Воздух дороги

 

Кому любовь свою ни говори,

Слова опять истают до зари

И снег смотает голубую пряжу,

И стаи птиц разрежут небеса,

Послышатся слепые голоса

Из прошлого, с которым я не слажу.

 

До крови ранит, но не рвётся нить,

И я не прекращаю вас любить,

Ушедших ни на миг не отставляю.

И снится мне окраина небес

И светлый сад, и тёмно-синий лес,

И дом, в котором ждут и умирают –

 

И снова ждут. И жизнь течёт сама,

И нету в ней ни горя, ни ума,

Легка-легка, как будто птичья стая.

А я во сне летаю тяжело

И разбиваю тёмное стекло

Меж адом жизни и небесным раем.

 

Там живы все. И мама, и друзья,

И бабушка, и те, кого нельзя

Увидеть, но забыть их невозможно.

Сиянье душ и отблески планет,

Их навсегда неутолимый свет –

И снег, летящий в мир неосторожно.

 

Я там жила, в завьюженной степи,

В ночном дому, где темнота слепит

И где лучина освещает песню.

А выплачется песенка когда,

Тогда метель и горе – не беда,

В прошедшем сгину, в будущем воскресну.

 

 

***

 

Опять листвы просвеченная медь,

Сквозняк берёзы бело-синеватой.

И снова можно плакать и неметь

Пред красотой такой же, как когда-то

Давно, за много лет до наших дней –

Чем раньше, тем прозрачней и ясней.

Здесь жили деды. Мельница кружилась.

Казалось, что сам воздух был крылат.

А если что, как песня, не сложилось –

В муку перемололось наугад.

А если что, как листья, облетело –

Так это моей бабке на венок.

Чернеют птицы в небе чистом, белом.

И мы живём. И Бог не одинок.

 

 

***

 

В ночной дали прольётся поезд

Наплывами из перестуков.

Пульсирует дороги повесть

Мерцаньем звёзд и тихих звуков.

 

Перекрывая расстоянья

Своей мелодией пустынной,

Состав летит легко и рьяно,

Но вот на станции застынет.

 

И в это самое мгновенье

Я вдруг пойму, что здесь когда-то

Остались предков поколенья

В земле, ни в чём не виноватой.

 

Зачем я мимо проезжаю

Деревни той, в которой жили

Они так тихо, не мешая

Друг другу и небесной были?

 

Остановиться бы, остаться

В бараке ветхом и дощатом,

И тёмным звёздам улыбаться,

И облакам, грозой измятым.

 

И дожидаться до рассвета

С дежурства мужа или сына,

И песенку, что не допета,

Тянуть чуть слышно и наивно.

 

 

***

 

Чьи это гены во мне говорят,

Властно зовут по России скитаться,

В дикую степь, в гулевой листопад,

Хоть мне давно уже не восемнадцать?

 

То ли в кибитке, а то ли пешком,

С поездом шумным, с надеждой тревожной –

Всё же покину постылый мне дом,

Так, что вернуться назад невозможно.

 

Да и к чему? Ведь земля широка,

Каждая ночь может стать роковою,

И разливается в небе река

Птиц, улетающих над тишиною.

 

Мы-то не птицы, да песня долга,

Стелется степью да вяжется шалью.

Звуки раскатятся, как жемчуга,

Вырастут звёзды на месте печали.

 

В чёрную полночь за рыжим костром

Тень танцевальная движется следом,

И осыпается ржавым холстом

Воздух дороги, ведом и неведом.

 

 

***

 

Косматые ветры играют огнями окраин,

Но ветры и сами – игра им неведомых сил.

И ночь распрямляется, всей чернотой догорая,

И падает в небо размахом обугленных крыл.

 

Светлеют листва и домов невысокие стены,

И чуть приглушённей – блеск уличного фонаря.

 

Как жили мы долго и как расставались мгновенно –

Об этом окраина помнит и знает заря.

 

И пение птиц, и сияние облачной пены,

И воздуха тонкого сумрачно-грустная медь –

Всё это о нас говорит, и всё это нетленно,

Круженье, движение жизни сильнее, чем смерть.

 

 

***


 


Деревья начинаются с мечты


Об их стволах, о кронах незнакомых,


О чёрных гнездах – тихих, невесомых


На уровне лазурной высоты.


 


Деревья начинаются с ворон,


С их тишины тяжёлой, полусонной,


С их выкриков, гортанных и огромных,


С томительной зимою в унисон.


 


Деревья начинаются с листвы


Прозрачной и просвеченной навечно –


В обнимку с фонарём стоят беспечно


Они, не поднимая головы.


 


Деревья начинаются с тебя,


Огнём зелёным в сердце прорастают,


Как горькая весна, как злая тайна


И добрая — соседствуют, скорбя.


 


Ты не умеешь вырваться уже


Из душного цветения мирского,


Из лиственного шума городского,


Пока не вспоминаешь о душе.


 

 

***

 

Того что было, не вернуть.

Дорога верная поката.

Преодолев нелёгкий путь,

Душа касается заката.

 

И всё, что с ней произошло,

Умыто смехом и слезами,

И чьё-то белое крыло

Качается перед глазами.

 

Веди меня, мой дивный друг,

Мой странный спутник безымянный,

Сквозь боль, и нежность, и испуг

В иные дни, иные страны.

 

 

Там снег белее, чем всегда,

И невозможное возможно,

 

И осторожная звезда

Дрожит над городом тревожным.

 

 

***

 

Костры – Дон Кихоты осени,

Оранжевы и остры,

Себя в синий воздух бросили

До сумеречной поры.

 

Качаются – не кончаются

Их пламенные бои,

Как будто звезда-печальница

Роняет искры свои.

 

И на костров неистовство

Смотрит речная мгла,

Пристально смотрят пристани

И тихих вод зеркала.

 

Вода утекает медленно,

Огонь погасает враз.

Ночные костры последние

Не помнят меня сейчас.

 

Их время уже закончилось,

Их пепел совсем седой.

...Я стану костром пророческим

И никогда – водой.

 

 

***

 

Чёрного неба тягучий мёд

Льётся за горизонт.

Кто эту тяжкую сладость пьёт

Вместе с ночной слезой –

 

Тот навсегда свободен, а я

Слишком земной была,

И оставалась – летя, скользя,

Птицей гнездо вила.

 

Чёрной звездой сияло оно

В гуще лохматых крон,

И облетала его стороной

Стая старых ворон.

 

И обходили сплетни его,

И миновала беда,

Но капля неба – всего-ничего –

Однажды коснулась гнезда.

 

И вот, как пропасть, зияет оно,

И видно в его окно,

Что смерти нет,

И уже всё равно,

И боль отменить не дано.

 

И видно: бежит затяжная вода

По стёклам домов людских,

По зеркалам невинного льда,

Светлым глазам тоски.

 

И всё скрывает небесный дождь:

Души, сердца, крыла,

И обнимает синяя дрожь

Землю, где я жила.

 

 

***

 

Другая плотность зрения, мой друг.

Пора душе лучиться и дробиться,

Преодолев свой тягостный испуг,

Себя увидеть облаком и птицей.

 

Её глаза в себя отворены,

И стёрлась зыбкая перегородка

Между простором, заключённым в сны,

Калиткой кроткой, памятью короткой.

 

И дотемна по саду ей порхать.

Гнездо не свито, песня не допета.

И разве могут души  отдыхать,

Когда наступит радостное лето?..

 


 


***


 


Под крышей будет гореть фонарь,


Как раньше и как всегда,


И снег заискрится старинным «встарь»,


Замёрзнет в реке вода


В году две тысячи никаком,


Забытом на много лет,


Поскольку я возвращаюсь в дом,


В котором меня больше нет.


А я любила и здесь жила,


Сгорала сто раз дотла,


И воскресала как свет фонаря


В прозрачной реке января.


И если меня ты забыл опять,


То повода нет умирать.


Осталась надежда на что-то ещё,


Что нас обоих важней –


На белый снег, на небесный шёлк,


На праздник далёких огней.


 

 

***

 

Начинается осень. Щербаты ступени её.

Эта лестница нас на чердак голубиный уводит.

Там все стены исписаны разною глупостью вроде

«Саня З. + Марина», и тоненький ветер поёт –

 

Паутину колеблет, рассеянный свет рассыпает.

Только выйдешь на крышу – весь город, гляди, пред тобой:

Здесь темнеет овраг, дальше синяя Волга мелькает,

Шпиль готический в небо уткнулся упрямой иглой.

 

Эта осень меня укрывала столиственной мглою,

Уводила в упорную, гордую горесть любви.

Что теперь от неё, осторожной и скромной, я скрою?

Ржавый лист паутиной знакомых морщинок овит.

 

На доске рисовала мелком ярко-белым и жёстким,

На асфальте – дождём, самолётиком – на синеве.

Эта осень прошла. Стала женщиной взрослой.

Эта взрослость её не укладывается в голове.

 

И сбивается слог, и уходит привычная гладкость,

И ступени щербаты – на память, на счастье, на боль.

До свидания, осень. Прощай, моя радость.

Хорошо навсегда, до конца оставаться собой.

 

 

***


 


Всю ночь горевала свеча


И залита воском клеенка,


Как будто земная печаль


Звучала тепло и негромко.


 


И будто бы солнечный свет,


Такую невинную малость,


Душа разделяла на всех,


Кому она близкой казалась.


 


Растаяла... Что же теперь?


Живу я, себе незнакома.


 


Скрипит приоткрытая дверь,


И ветер гуляет по дому.


 


 


***


 


Всё это было когда-то


В дальней и плавной дали:


Звёздами пахла мята,


Стыли ромашки в пыли.


 


И деревянная дача


Вечной казалась мне.


Жизнь, много жизней знача,


Тайной была вполне.


 


В ней ковыли мерцали,


Пела гвоздики кровь,


И над землёй печали


Месяц нахмурил бровь.


 


И восходили лица,


Полные тишины:


Кроткие, словно птицы,


Нежные, словно сны.


 


Бабушка песни пела


Так, что земля цвела.


Звёздами небо кипело


И мама ещё жила.


 


А всё остальное – пропасть,


Там, у резных ворот:


Тёмной дороги прорезь,


Сомкнутый небосвод.


 


 


***


 


Я закончила старый рисунок


И закрыла вечерний альбом.


В серый город спускается сумрак,


Чёрной ласточкой – в медленный дом.


 


День сегодняшний доверху полон –


Завяжу, как дорожный мешок.


Мимо книжных заставленных полок


Чёрно-белый скользит ветерок.


 


Он крылами касается остро,


Он о прошлом не помнит уже.


Расставанья пустынная росстань –


Не на свете, а только в душе.


 


Хорошо, я с тобою согласна:


Уходить надо ночью — не днём,


 


Оттого что вся нежность напрасна,


Оттого что мы только вдвоём.


 


Я закончила старый рисунок.


Время холоду и темноте,


Время снегу, когда через сумрак


Свет проступит на ветхом листе.


 


 


***


 


Нам надо подготовиться к зиме:


Заклеить окна и купить картошки.


Кто знает, у зимы что на уме,


На сердце что, и в будущем, и в прошлом –


Снега, снега... Тропинку протоптать


Нам надобно под окнами своими


И уходить уже, и ускользать


От бед глухих по белизне равнины.


Здесь лыжников и беглецов не счесть,


Лыжня вдоль леса тянется, петляя,


Впадая в синеву, теряя блеск,


Саму себя перечеркнув, теряя...


Давай на склоне белом постоим


И помолчим мгновение-другое


О том, что нам известно лишь двоим –


Прозрачное, скользящее, тугое,


Как ветер, что шумит уже в ушах


При спуске с гор свистит, не умолкая,


И вот лицо твоё уже в слезах,


Перед зимой исчез недолгий страх,


И тёплый снег в твоей ладони тает.


 

 


***

 

Весь воздух сер и синь, и серебрист,

И запахами города расцвечен.

Но жизнь твоя – пока что чистый лист,

Не порван, не измят, не изувечен.

 

Ты ощутишь свободу и весну

И тайный дар преображать предметы,

И жар земли, и неба тишину,

Росток травы и древнюю комету

 

Как близкое – руки не отводи,

Не отводи ни голоса, ни взгляда.

И облако души, прижатое к груди,

Окажется неумолимо рядом.

 

 

***

 

Весь вечер пели соловьи,

А птицы прочие молчали

Во имя веры и любви

И нерастраченной печали.

 

Лучилось небо над землей.

Сирень рвалась через ограду,

Как это пенье, – к нам с тобой,

Когда гуляли мы по саду.

 

И влажной тяжестью дыша,

Земля струилась под ногами

Цветком, движеньем мураша,

Шурша под нашими шагами.

 

Её душа травой жива,

И в ясный вечер стало ясно:

Она по-древнему нова,

Она по-новому прекрасна.

 

Земля озвучена судьбой,

И соловьи взывают: верь ей,

В её крылатые деревья,

В закатный свет над головой.

 

 

***

 

Окно,

В котором цветёт сирень –

Оно остаётся мне,

И нежный свет,

И живая тень,

И облако в глубине.

 

Я нарисую это окно,

Море лиловых крыл,

И тех, кто жил здесь

Давным-давно,

И тех, кто о них забыл.

 

И тех, кто не помнит

Теперь себя,

Стоит у небесных врат,

Прижав к себе

Охапку дождя,

Светом его богат.