Раймонд Крумгольд (Великобритания)

ПОБЕЖДЕННОЕ СОЛНЦЕ

I.

Летнее солнцестояние

Странное ощущение
Будто солнце действительно
Остановилось

Почему-то вспоминается кадр
Из старого
Глупого
Советского мюзикла про весну
В этом кадре ученая
Которую играла Любовь Орлова
Держала в руках колбу
С сгущённым светом солнца

Не люблю подобные фильмы
Но в этом кадре есть какая-то
Почти алхимическая гордость

Победы над солнцем

Наверное поэтому
Хочется взять
бутылку обычного пива
И смотреть

Как люди готовятся к самой короткой в году ночи
Ночи дождей. Пожаров. Аварий. Зачатий

И думать о том
Было ли когда-нибудь время
В которое это всё имело реальное значение

А с другой стороны
Какое вообще отношение к профанации ритуалов
Имеет наивный фильм Александрова?

Такое же отдалённое
Как звезда
Падающая в пустоту
Где-то на расстоянии
В восемь световых минут

От нас


II.
Созданный прославить солнце, Тугурти – чёрный ритуал.
Он – Ритуал чёрной ночи и вечной смерти солнца
Антонен Арто.

Раньше
Практически в прошлой жизни
На самом деле казалось
Что в жизни необходимы лишь книги
И психоделики
Для понимания
Прочитанного

Сейчас же не получается
Что-либо понимать

Томик с надписью Les Tarahumaras
Купленный перед Ночью вне Времени
В качестве  конверта

Сам по себе оказывается
Наркотиком

И бетонная эстрада
По странной прихоти построенная практически на кладбище
легко превращается
Если смотреть на неё в полнолуние
В идеальную сцену для
Импровизированного ритуала

Являющегося таковым
Лишь для участников

Мне до сих пор кажется, что когда мы закончили
И пошли, покачиваясь, в сторону леса
За нашими спинами, кто-то встал
С пустых скамеек
И разошёлся

Не издавая ни звука


III.

Три тела
Лежащие в разных частях комнаты
На отходах после
Диссоциативов

Вяло пытающиеся вспомнить
Происходившее с сознанием ночью
Когда любое движение
Или ощущение
Не реализовывалось
Словно притягиваясь гравитацией тела

Как свет притягивается материей
Чёрных дыр
Вернее замкнутых
На себе солнц

Между ними девочка
Ей пятнадцать
У неё уже есть ирокез, любовник и психоделик
Медленно растворяющийся в крови

Она задыхается от счастья
И пытается отвлечься
Читая вслух первую попавшуюся книгу
С именем Лидия Ланчь на обложке
И зачитывает эпизод
Где Дженни насилуют бутылкой

Тридцать секунд тишины.

Она замолкает
Поднимает глаза
Где в гигантских зрачках плещутся  ошеломление и понимание
И молча смотрит на три тела

Всё ещё поглощающих собственный свет


IV.

Ночное море
Еле заметно светится

Ты говоришь
Что оно возвращает накопленное
За день

Зима

Мы лежим
В маленькой гостинице
Возле опустевшего пляжа

Читаем "Книгу Народа"

И через тебя
В этот момент
Говорят забытые люди

Кормившие кровью не собственное самолюбие
А Сердце небес
И земли

Если они были правы

Значит

Каждую минуту и каждую секунду
На этой планете
У кого нибудь вырывают сердце

Это доказывает тот факт
Что здесь всегда

Где то есть

Рассвет.


V.

Самая длинная ночь в году
Зимнее солнцестояние
Но то что творится на улице
Трудно назвать
Зимой

Час волка
Три человека сидят
И копаются в своих внутренностях
С удивлением понимаю

Мои ещё пахнут тюрьмой

Где-то в ту зиму
Самую длинную из тех, какие я пока переживал
Тоже была подобная ночь

Но я не помню
Когда точно
И где я конкретно был

Вариантов много
Но
Трудно заметить тьму

В месте где человек
По правилам внутреннего распорядка

Всегда должен быть

Освещён


VI.

В тот год
Я словно медленно падал сквозь атмосферу газового гиганта
Планеты, вроде Юпитера
Как в глупой фантастике
Где можно упасть на одной половине
И вылететь обратно на противоположной
Просто выдержав давление
В центре это бури

Я себя чувствовал так тяжело, словно уже был в центре
Хотя на самом деле
Падение только началось

В тот вечер
Мы уже начали пить
И человек, которого я знал только один вечер
Спросил у присутствующих про их мечты

Сперва я привычно ответил про баррикады
Помолчал
И впервые за много лет начал рассказывать про зелёный луч

Солнце не только жёлтое и красное, его спектр разнообразен
Но сквозь атмосферу к нам пробивается лишь два этих цвета
И в редкие, наиболее ясные дни
Высоко в горах, или в открытом море
Когда горизонт чист а воздух
Прозрачен
На несколько минут
Солнце меняет цвет
Крайне редко на синий, обычно - зелёный

У меня нет ни одного шанса это увидеть

Ни одного

Через пару часов этот человек
Попытается меня убить
Розочкой
От разбитой бутылки

У него ничего не получится

Кроме того, что на несколько минут
Которые длилась та глупая драка
Я всё же почувствую себя

Существующим


VII.

Неисполнимое:

Снять фильм
Короткий и почти без звука

Первый кадр: Фотография военного ботинка.
Камера медленно приближается
К отверстиям для шнурков.

Камера отъезжает.

Фотография висит на голой стене.
Рядом заметно ещё несколько фотографий, это распечатанные кадры из "Scorpio Rising"
Das  Blaue Licht " и "Да Здравствует Мексика"

Под ними, на чистом полу, аккуратно постеленный матрас.
На матрасе лежат сложенный бомбер и шапка.
Возле него стопка книг.

Могутин.  (Открыт на фразе: "Ботинки - глаза скинхеда"Подмигиваю
"Смерть в Середине Лета" Мисимы, "Кот Внутри" Берроуза и
"Гелиогабал" Арто.

Слышны шаги.
Щелчок включаемого магнитофона. Играет джаз.
Это Charlie And His Orchestra - Bei Mir Bist Du Schoen

Камера переходит на центр комнаты.
Там стоит табуретка.
На табуретке – военные ботинки, вакса и щётка.
Босиком подходит человек. И начинает
Медленно чистить ботинки
В такт музыке.

Закончив
Человек подходит к матрасу
Одевает бомбер и шапку и идёт
К выходу из комнаты.

Камера двигается за его спиной.
Остановившись в дверях, человек поворачивается.
Его шапка – это пасамонтана, и она надета
На лицо.

Крупный план глаза.
Камера опускается вниз

На руке человека вытатурирована шумерская свастика
Четыре девушки
С развевающимися волосами

Я не сниму этот фильм.
И не сыграю в нём.
Во мне осталось слишком мало от того человека.

Хотя, шумерскую свастику всё равно
Нужно  куда-нибудь набить




VIII.

Когда умирают травы - сохнут
Шепчу
Лежа на диване
Комната наполнена тяжёлым и терпким дымом
Колыхающимся в так музыке

Когда умирают солнца..
Велемир считал, что они тогда гаснут
Если и так, скорость света даёт нам ещё
Восемь минут

Ещё восемь минут всё будет длиться
Может только птицы замолкнут
Или косяк в океане
Резко изменит своё направление

Или в ком-то на миг
Всплывёт память предков
Каждое утро приносивших жертвы или
зажигавших связки кораллов над камнем

Либо тех кто
Раз в год
Топил коней в море у Родоса
Или резал на вершине горы Тайгет

Они ведь тоже дышали, те кони
Умиравшие, что бы солнце вставало

Но на самом деле
Мысли про восемь минут
Внушают некое спокойное чувство

Близкое к оптимизму

У нас всегда есть немного времени
Хотя бы секунда
Отделяющая от слияния с этой мёртвой вселенной
Сплошной бесконечной
Материей звёзд и туманностей

Когда умирают люди...
Однажды я видел как две девушки
Ехавшие на похороны  близкого им человека
Пели на два голоса "Солнце Взойдёт"

Не знаю
Почему я про это всегда вспоминаю
Вот и сейчас вспомнилось.



IX.

Традиция и обычаи
Соотносятся друг с другом так же
Как пепел соотносится
С огнём

Ещё раз убеждаюсь в этом
Мой народ
Давно празднует своё солнцестояние
Независимо
От астрономического

В самую короткую ночь в году
Мой город почти пуст
Небо светиться
Словно по соседству всё же взорвалась атомная станция
И мы стали новой Припятью

Это не сделало бы город хуже

Здесь бы вырос сад, звери
Лежали бы на горячем асфальте
Проломленном
Выросшими деревьями

Даже тюрьма
Где писал Кампанелла
Стала бы отражением его  Civitas solis
Если бы из неё
Убрать всех людей
Включая его самого

Утопии не возможны с живыми людьми...

Прохожу
Мимо озера, переполненного кричащими чайками
Светло как днём
Но пригородний лес пуст
В том месте
Где через два дня будут пить пиво толпы празднующих
Только ветер
Сосны
Скамейки

Становлюсь на сцену
И взрываюсь

Уже возвращаясь
Вдруг сформулировал для себя:

Сакральный ритуал -  тот, в который верят
Значит самый сакральный
Тот в который веришь лишь ты.
Nigrum Nigrius Nigro

I.

Только на открытом
Огне
Чай превращается
В кофеиновый стимулятор
Который называют чифирём.

Поэтому камера
Дожидается вечера

Когда дверь закрывают на несколько замков
И никто не войдёт внезапно

Собирается в душе
Месте не видном с наружи в глазок

И начинает варить

Человек садится на корточки
Держа в руках длинную полосу материи
Вырезанной из простыни
Её край поджигают и начинают
Быстро перебирать руками
Удерживая огонь на одном уровне
Под закопчённой жестяной кружкой

Все стоят кругом
Ожидая очереди

Я стою среди них
Чувствуя себя антропологом
Внезапно попавшим в племя
Наблюдающим процесс, близкий
К изначальной алхимии

И остро чувствую, что
Несмотря на свет ламп
Вокруг этого места
Сгустилась первобытная ночь
Тьма
Которая была здесь тысячи лет назад
И что достаточно сделать неверный шаг
И она поглотит тебя
Как проглотила этих людей

Я очень давно не чувствовал её близости
Но помню
Она всё ещё рядом
И всегда будет там

На расстоянии одного шага


II.

В горстке праха - бесконечность
И я хорошо помню
Какой вкус у этого праха

Деревья и индустриальные конструкции
Слегка светятся
Когда ты сидишь в пригородном лесу на одной из труб теплотрассы
И смотришь вокруг

В этом лесу
Немного дальше
Есть место, на котором расстреливали евреев
Или пленных, теперь неясно
Памятник давно кто то снёс, оставив лишь ржавую трубу
К этой трубе, кем то, колючей проволокой
Была привязана дверь от запорожца
На двери, детским почерком
Огромными буквами с грамматическими ошибками
Описано то, что здесь  прежде стояло
И то,  что происходило

Такой памятник выглядит более искренним
Он словно вырастает из этой почвы

Из этого праха

Дойдя до окраины города
Мы увидели парочку
Целующуюся лёжа на траве
Под огромной чёрной надписью на заборе о том
что смерть не страшна

На минуту пожалел, что с собой не было фотоаппарата

Хотя, в таких случаях,
Хватает памяти.


III.

Рот заполнен
Горькой слизью
Вкус
Тщательно пережёванной сальвии

Если её проглотить
Внутри зародится болото
Из северной Англии за окном
Пустыни в сознании
И точек на потолке

Из которых уже складывается нечто похожее на дракона

Тело
Словно подключено к линии электропередач
Первобытная, грубая энергия
Безразличная к своему проводнику
Просто перетекает куда-то

На каменистое плато
Где сидит человек
И смотрит
На перекрёсток чёрной
Красной, белой и жёлтой дорог

Ведущих в Шибальбу*


*прим:
(Братья) двинулись дальше, пока они не пришли на место, где соединялись четыре дороги, и здесь, на этом перекрестке четырех дорог, они были настигнуты судьбой.
Одна из этих четырех дорог была красная, другая - черная, третья - белая и последняя - желтая. И черная дорога сказала им: "меня, меня должны вы избрать, потому что я - дорога владыки". Так сказала дорога.
И в этом месте они были уже побеждены. Они приняли эту дорогу, дорогу к Шибальбе, и когда (братья) прибыли на место совета владык Шибальбы, они уже потеряли в игре.
Пополь Вух (Книга Народа)

IV

Фарсальская кобылица по кличке Справедливая...


Если начинается разговор
О том, что такое
Свобода
Я молчу
Потому что вспоминаю
Про фарсальскую кобылицу
По кличке Справедливая

Её упомянул Аристотель
Во второй книге "Политики"
Прагматично критикуя мечты Платона
Об обществе без частной собственности
И с общностью жён и детей

У кобылицы жеребята
Были очень похожи на мать
Значит и люди
В любом случае
Будут узнавать своих родственников


Вот уже тысячи лет
Каждая утопия
Желает начать мир с чистого листа
Представляя себе идеальных граждан
Без генетической памяти
И веры в обычаи
Но
Самые крепкие прутья
У клеток наших тел
Даже то
Как мы выглядим
Является продолжением тех
Кого мы не помним
И продолжится в тех
Кто не вспомнит
Нас

И как можно говорить о свободе
Если в вечернем автобусе
Посмотрев в отражение в грязном окне
Вы увидите собственных предков
А если прислушаетесь
То почувствуете
Как дышит кто-то
С телом Венеры из Вилендорфа
И миллионами разных имён

Одно из которых
Возможно
Совпадает с именем
Древнего животного

V.

Аш-Шу'Ара


В течение нескольких месяцев
Я старался соблюдать запреты
Не ел и не пил того
Что называют «харам»
И колебался в вопросе
О произнесении шахады
Иногда склоняясь к положительному ответу

Впервые я задумался об этом
Осенним днем
Сидя в развалинах крепости
Недалеко от трассы Даугавпилс – Рига
И читая «Ориентацию – Север»

Образ мира
В котором человечество
Эта бесформенная масса материи
Слишком похожая на тину и жидкую глину
И постоянно пожираемая
Временем
Застывает в служении
Полюсу абсолютного холода
В небе которого отсутствует свет
Завораживал
Ведь жидкую глину нельзя закалить
Ее можно лишь заморозить до состояния камня

В течение нескольких месяцев
Садясь по утрам в электричку
Которая везла меня до маленького поселка на берегу моря
Я открывал только две книги
«Коран»
И «Царство Количества и Знаки Времени»
Чем холоднее становился воздух
Тем больше хотелось отказаться
От всего что я знаю
И сделать вид будто я верю
В существование истины
Надеясь на то
Что в будущем
Я действительно в это поверю

Не знаю
Почему я в конечном итоге сказал себе нет
Замороженная глина
Все равно остается глиной
И еще я не верю поэтам
Не только тем
Кто скитается по долинам
И говорит о том
Чего не совершают


VI.

‘And this also,’ said Marlow suddenly,
‘has been one of the dark places of the earth.’

Joseph Conrad – “Heart of Darkness”*



Берег Ла-Манша усыпан
Огромным количеством гальки
Среди нее часто встречаются «куриные боги»
Камни с дырками
Проточенными водой
Их так много в этих краях
Что их вряд ли здесь считают талисманами

В то время как нам
Пришедшим с северо-востока
Трудно избавиться от привычки их подбирать



Я храню только один камень
Найденный под ногами в первую ночь в этом месте
Когда мы
Неожиданно вышли
На берег этой части Атлантического Океана
И мимо нас пробегали
Лисицы
Занявшие в местной экосистеме
Роль бродячих собак

Теперь каждую ночь
Мы приходим на этот берег
Только здесь действительно чувствуешь
Что ты не на севере восточной Европы
Что именно сюда
Со стороны Галлии шли римские легионы


На остров
Населенный в то время
Совсем другими
Народами



* «И здесь тоже», резко сказал Марлоу, «было одно из темных мест земли».
Джозеф Конрад – «Сердце Тьмы»