Письма на волю. Поэллада.

 

1

…и я был Господом, грешным Богом,

недолго, правда, – часа четыре,

зато воистину всемогущим,

свободным Богом,

каким приснился блатным мальчишкам,

парням угрюмым, прыщам вертлявым,

верзилам наглым, чертям смазливым,

уже прознавшим о журналисте

по тем каналам, которых вовсе

не существует и быть не может!

 

каким приснился – таким приехал.

поговорили…

(по всем законам эсэсэсэра,

корреспондентам любого ранга

дорога в зону была закрыта.)

 

2

…в четверг дождливый, уже под вечер,

редактор выпестовал задачу:

– езжай в колонию малолеток,

не помню точно предельный возраст –

до восемнадцати, по идее.

крайком одобрил «тюремный очерк»,

сам понимаешь, с подлейшим скрипом,

волынил долго…

даю машину – туда-обратно:

уедешь утром, вернёшься к ночи.

анонс, понятно, в субботний номер.

«подвал» воскресный – на развороте.

 

3

вёрст двести (с гаком) – как гоп со смыком…

вопрос со смаком: – из «Ставрополки» –

по буеракам за чик-чириком?

(под тем бараком – овчарки-волки!..)

 

полковник рыжий, курящий «Приму», отбросил чётки:

– письмо увижу – украшу мину! пиши с Чукотки!

у вас, в газете, ЛИТО лютует,

у нас, на зоне, старик Литовкин –

бессмертный цензор.

письмо оттуда – всегда издёвка,

враньё, насмешка, подстава, пасквиль –

других не видел за четверть века!

вы – журналюги. мы – солдафоны. они – бандюги!

какие, к дьяволу, диктофоны? без объективов покинешь флюгер…

 

блок «Стюардессы»? – полковник Спичкин зевнул устало. –

ну эти бесы, известно, хнычут… заначек мало?!

блок «Стюардессы» и блок «Столичных»? – договорились.

старлей Летягин, проверишь лично. с тобою – Ирбис.

 

сержант Лебяжий, обед – на бочку: чтоб битте-дритте!

ступайте с богом. а мне – к сыночку, проводим в Питер.

 

совсем по-свойски, убавив тону, полковник молвил:

– собак не бойся: тебя не тронут – ты пахнешь волей.

 

старлей Летягин, сержант Лебяжий,

сопроводите корреспондента!

 

4

…блок «Стюардессы» и блок «Столичных»

делили долго, считали честно –

однако каждому из пришедших

по две «цигарки» не получалось,

а по единой как раз хватало.

пяток вернули: кури покуда,

а мы по «Шипке», а мы по «Приме»

да «козьей ножке» поприударим…

 

и я был богом. молчал и слушал.

курил и слышал великий русский,

могучий русский, ничтожный русский,

перемежаемый жутким матом.

 

из байки страшной «я невиновен: судья – паскуда»,

легенды страстной «он невиновен: судья – подонок»,

новеллы странной «она невинна: судья – змеюга»

слагался эпос «мы невиновны: уроды – судьи!»

 

зеваки «пачками» прибывали –

но под конвоем, само собою…

 

вагон историй. война сюжетов.

мильон терзаний…

поверить трудно. проверить сложно.

бог неподсуден.

 

от каждой исповеди знобило,

хотя ласкало всех бабье лето –

и жеребёнка на косогоре,

и вертухаев на чёрных вышках…

мальчишкам тоже тепла хватало.

 

равновеликое царство солнца.

 

старлей Летягин дремал в обнимку с огромной псиной.

сержант Лебяжий терзал колоду, сдавая карты:

– король бубновый! валет пиковый!

 и следом – дама сердечком дышит…

всё верно, хлопцы?..

 

толпа рассказчиков поредела.

– сержант Лебяжий, а фокус-покус?!

толпа болельщиков прирастала…

– часы бастуют, но я – волшебник!

дождётесь птичек, – сержант Лебяжий

починит примус, починит чайник,

починит время,

и раскричатся над степью чайки…

 

со мной остался один Серёга по кличке Ржавый:

– поскольку тёзка у нас за бога, спасай державу!

в примятой пачке из-под «Столичных» есть сорок писем.

не ради славы, не ради лычек отправь на волю!

ты из приезжих, но из приличных и независим –

шмонать не станет полковник Спичкин, грехи замолим…

конверты стоят пустяк-копейку.

писали письма на папиросной.

Господь обманет судьбу-индейку!..

и шмыгнул носом великорослый…

 

5

сержант Лебяжий накрыл «поляну» на косогоре –

и зону видно (она пустынна, народ в бараках),

и вид прекрасный: хребет Кавказский у горизонта…

 

старлей Летягин смеялся: – фокус –

всегда козырный!

колода медленно воспаряет…

тузы, шестёрки, на миг зависнув,

расправят крылья,

а там валеты распетушатся,

девятки-дятлы, догада, к счастью!

семёрки – сизыми соловьями,

восьмёрки – пьяными кренделями…

взлетают дамы за королями

и растворяются сизарями

над транспарантом:

«Даёшь свободу до коммунизма!»

 

подъехал Спичкин: – бывай, бродяга! 

стакан «Столичной» возвысив к солнцу,

воскликнул: – любо! и горстку ягод

забросил в глотку: – когда снесёшься?

 

– анонс обещан в субботний номер.

«подвал» – воскресный на развороте.

 

– тогда – по ко?ням!

 

6

…вёрст двести (с лихом). вопрос со смаком:

– все невиновны? все поголовно? –

водитель Миха единым махом

командировку назвал «условной».

– я сам – условно, я сам досрочно

освобождённый, Серёга, так-то!

и знаю точно: порежет строчки

наш главредахтур!

покроет лаком... прикроет лыком…

вёрст двести (с гаком) – как гоп со смыком…

 

в Невинномысске, у главной почты, притормозили.

– вернусь, поедем уже до дома.

вздремни, Мишаня!

 

и я стал богом – минут на сорок, а то и боле.

конверты… марки… чужие письма… чужие боли…

 

Москва, конечно… прокуратура… столица… Кремль…

генсеку? ясно… Москва, понятно… рука устала…

обратный адрес – как под копирку: «письмо с Кавказа».

 

и лишь однажды глаз изумился:

«Петрозаводск… Елизавете, занозе с детства…»

 

так, расправляя «сигареты»,

так, исправляя строки су?деб,

я не заметил, как час промчался…

 

– однако долго! – ворчал Мишаня. –

темнеет небо, прибавим газу!

 

…ах, мыс Невинный! Кубань речиста, сварливы волны.

припев старинный: «окстись, нечистый, мы невиновны!..»

 

стиль символиста: «закат и злато, отец и Овен…»

наган чекиста: «ума палата – Телец виновен!»

 

«герой и гений – без привилегий!» – абзац закона.

а дальше – Пётр, который Вегин, Вергилий с Дона:

 

– Не виноват! – кричу. – Не виноват!..

А эхо утверждает: – Виноват…

И в жёлтом небе журавли трубят:

– не-ви-но-

ви-но-ват-

не-ви-но-ват…

 

мне оставалось

додумать думку совсем простую:

там, расправляя «сигареты»,

там, исправляя строки су?деб,

на главпочтамте Невинномысска,

судьбе вручая срока? и сроки несовершенных,

но совершивших в свои неполные восемнадцать

большие(!?)-малые(!?) преступленья,

я помолился: «пусть невиновным

признают даже одного – всё не напрасно!

и все напраслины, мой бог, должны исчезнуть –

отныне и присно, отныне и присно,

отныне, а также во веки веков…»

 

7

в субботний полдень принёс в контору

огромный очерк «Даёшь свободу до коммунизма!»,

предполагая:  главред успеет прочесть, подправить…

и новый номер, «гвоздём» украсив,

спецкор Сутулов друзьям отправит –

в Москву и Киев, где «Ставрополку»

прочтут, поскольку…

нескромно – дальше.

 

– где письма, Сержик? –

редактор Кучма предельно ласков.

– какие письма, Борис Георгич?

– где письма, Серый? –

мой шеф Кучмаев почти на взводе.

– какие письма, товарищ главный?

– где письма, сволочь?!

вернёшь – поставлю

в «подвал» немедля «тюремный очерк»…

полковник Спичкин звонил три раза!

ему, естественно, настучали –

«шестёрок» в зоне всегда хватает…

 

молчишь, радетель чужого горя – чужого счастья?

– шофёр – свидетель… что ж, дядя Боря, пора прощаться!

 

– а за порогом (и под порогом!) – судьба другая.

– молчу о многом. и вы – под богом… сто раз пугали! 

 

8

«подвал» провален. перепечатка какой-то мути –

судебный дайджест.

режим авральный. а я по сути –

клеймёный аист.

выговорешник. без премиальных…

редактор новый.

– покайся, грешник: принципиально!

– увольте!.. – что вы?!

 

9

лет через двадцать Серёга Ржавый

нашёл Серёгу:

– давай брататься! ты – бог, пожалуй!  

– иди ты к богу!

– молчал о письмах. молчал о рисках.

молчал о зоне. 

– в тот миг и присно? маяча в списках,

детей позоря?!

– давай о главном: двоим скостили

срока? и сроки!

– вот это славно… конфуз бастилий…

пора – в пророки?

– о самом важном: троих на волю –

в тот год, вчистую…

– сержант Лебяжий не зря глаголил:

часы бастуют.

 

10

под тем порогом – судьба-иголка?

Кащей притырил?

и я был богом, совсем недолго –

часа четыре…

 

2010, октябрь-декабрь, 2013, октябрь-декабрь