Уборщица и академик. Рассказик

Иван Петрович вот уже сорок лет трудился на ниве научно-культурной деятельности. Был удостоен звания академика и получил благодарственное письмо от местной администрации. Жил Иван Петрович один, в собственной двухкомнатной квартире, заполненной журналами и книгами. Жил сносно, но денег всегда не хватало. Лекарства (а болел Иван Петрович часто) и хорошие книги отнимали львиную долю его скромной, академической зарплаты. Поэтому Иван Петрович экономил на других вещах – одежде (ходил в старом пальтишке), бытовой технике (на кухне Ивана Петровича стояла старая плита и холодильник 90-х «Бюрюса») и, наконец, на уборке своего этажа. Такое удовольствие, как сдавать уборщице каждый месяц по триста рублей Иван Петрович себе позволить не мог. Поэтому в его «смену» этаж стоял неубранным, а соседи косились на его дверь и что-то себе там думали.

Однажды в квартире Ивана Петровича раздался настойчивый звонок. Иван Петрович, открывая дверь, услышал громкую музыку, играющую из телефона. На пороге стояла девица, лет тридцати на вид. Она жевала жвачку и держала в руках швабру.

- Здрасьте, - сказала девица, сквозь орущую музыку.

- Чем могу? – спросил Иван Петрович, но уже и сам понял, чем он может. Явно пришли за деньгами на уборку этажа.

- Вы… это, либо мойте, либо платите! – выпалила девица требовательным тоном.

Возникла музыкальная пауза.

- Хватит ко мне приставать, - устало начал академик, - у меня на это нет денег.

- Чё? – уборщица не расслышала сквозь шум музыкальной эстрады.

- У меня нет на это денег, - громче повторил Иван Петрович, и язвительно продолжил – я уже не в том возрасте и положении, что бы мыть пол в подъезде.

- Ну, у себя же вы моете, - интенсивно зажевала девица, - а соседи жалуются, что у вас тут на этаже грязно.

- Я грязь тут не разношу! – начал вскипать академик, - если тут ходят свиньи, я за них не в ответе!

- Знаете что, - перекрикивая музыку, заголосила девица, - следить за чистотой этажа ваша обязанность, если сами не можете – сдавайте деньги, за вас будут мыть!

- Вот только не надо это произносить таким тоном, будто речь идет о жизни человека, - завелся академик, - что Вы ко мне прицепились? Не получите Вы моих денег и точка.

Еще одна музыкальная пауза.

- Хватит тупить, - не выдержала девица, - вы тупите!

Академик опешил. Да кто она такая? Окончила девять классов и строит из себя тут… оператора чистоты.

- Что вы себе позволяете? – повысил тон академик, - да я академик, у меня есть благодарственное письмо от мэра города!

Пока девица переваривала информацию, у Ивана Петровича стало звенеть в ушах от молодежного танцевального бита.

- Выключите музыку, наконец! – потребовал он, - когда со старшими разговариваете.

Иван Петрович хотел показать девице ее место. Но, видимо, девица ставила себя выше.

- А вот не выключу! Ну и чё, что академик, - хоть профессор! За чистотой следить ваша обязанность! Я за вами бесплатно мыть не собираюсь!

- А вы и не мойте!

- Тогда что соседи скажут? Они платят за уборку этажа, а когда тут грязно…

- Послушайте, де-вуш-ка, - прервал ее академик, - я прекрасно понимаю, что вы тут не за чистоту радеете, а за деньги. Мой вам совет – найдите себе нормальную работу и бросьте меня терроризировать. Я уважаемый в городе человек, вы не имеете права заставлять меня мыть пол. Да у меня – задохнулся академик, - наград и дипломов…

- Нет, это вы послушайте – вы тупите!

Услышав это слово в третий раз, Иван Петрович понял, что продолжать диалог с уборщицей, все равно, что убирать грязь за свиньями. Она запачкала его академическое достоинство, прошлась своей грязной шваброй по всем его научным достижениям, заглушила своей музыкой из телефона все те овации, что он получал за всю свою научную карьеру. Ну как ей объяснить, что достижения в культуре и науке несовместимы с подъездной грязью?

- Я не желаю больше с вами разговаривать, - глухо сказал академик, закрывая дверь.

Девица попыталась зацепиться своими крашенными когтями за дверь, но дверь захлопнулась.

- Тупой, блять! – донеслось сквозь дверь и музыку.

Иван Петрович прошел к себе на кухню, сердце бешено колотилось. Такого унижения он еще не знал. Грустно улыбаясь, он плеснул себе из холодильника коньячку, и стал вспоминать, стараясь заглушить сердечную боль, как он выпивал в ресторане с Вознесенским.