Времена года

…Так они и шли вдоль берега: женщина с белыми голыми ногами – чуть скривленными, в грязных шлепках, старой куртке, с засаленным серым хвостиком. С ней понурый мужчина, и между их колен вилась, кружилась, повизгивая, беспородная большая собака. Мужчина жестом предложил спуститься к реке, и они свернули. Женщина послушно постелила пакеты, села, обхватив белые ноги руками, тихо стала смотреть, как раздевается ее мужчина. Никто не торопился, кроме пса, уже резвящегося в воде. Как делают все люди на пляже, мужчина осторожно оглянулся по сторонам, прежде чем снять джинсы, спрятал живот за сутулой спиной и пошел к реке, где вовсю бесилась их черная собака, сбивая пену у берега и звонко лая. Мужчина пригрозил собаке, женщина рассмеялась, устремила взгляд на закатное волжское солнце, и я поняла, что весна наступила. Конец мая. Хотя бы так…

…«Любовь опасна» - шептала маленькая старушка, пряча губы в нежнейшие цветки яблони под моим окном. Порой теряешь ощущение себя так незаметно и лишь спустя месяцы вдруг понимаешь, что не знаешь, кто ты сейчас, в этот выхваченный из всех контекстов момент. Возвращаешься с работы домой под ночь, видишь белое свечение среди зелени – это расцвели три белых шара – боярышник, вишня и яблоня под твоим окном. Нос ведет тебя к этим вечным запахам. Пробуешь их попеременно. Еще вчера ты так переживала, что не чувствуешь весны, сегодня от тебя ушел твой любимый, и вот она, весна – вся твоя. С ним ты была слишком далеко от реальности. Весна обрушилась на тебя таким привычным одиночеством и всею своею любовью, которой тебе так не хватало…

…В этот сентябрь теряю дыхание, оно соединяется с частицами перманентного тумана, уходит в дождь и ни намека на возвращение: я стою у замытого ливнями окна и смотрю, как уходит мое дыхание – небрежно перекидывает немыслимой длины шарф через плечо и скрывается за пролетом арки. Просто стала дышать по-другому в течение дня. Сначала по старинке – это когда не

думаешь вовсе о том, как вдыхаешь, куда выдыхаешь. И вдруг – в разные моменты повседневного – дыхание испаряется… Будто я уже не втягиваю воздух извне и не возвращаю его обратно в мир, а перерабатываю нечто внутри себя, попутно кидает в жар и чаще стучит сердце, но неважно. Главное, вместо прошлого уверенного и необременительного, вежливого и неприметного моего дыхания пришел страх.
  
…В мой сентябрьский день рождения ливень, начавшийся еще за день, не прекращался ни на час. Я сидела в квартире и не хотела ничего готовить, вышла только в магазин напротив: купила любимые конфеты, попросила открыть вино – бутылочку мадеры, привезенную с солнечного Крыма. Потом все-таки пришли гости, почти всех сбили с ног бесперебойные потоки ледяной жидкости и дикий, одичавший какой-то, негородской совсем ветер. Сидели втроем с приятельницей и ее приятелем, моим бывшим, уже спившимся. Хотя он делал вид, что все это безобидная игра. У моей приятельницы зеленые русалочьи глаза немного косят, в этот момент образовавшегося треугольника глаза ее смотрели совершенно в разные стороны, недобро и даже с отвращением… Я попросила его уйти, она отправилась следом, несмотря на презрение: вдруг упадет, не дойдет, кто ж его поднимет… Потом еще два мальчика – один принес вино, другой торт. Закутавшись одним пледом, говорили о Китае, о современном искусстве, о том, что сейчас модно среди молодежи – будто сами уже старички, «деды», отжившие свою моду. Я слушала краем уха и была спокойна тем, что кто-то в этой квартире есть кроме меня, что говорят на неглупые темы и можно дальше жить после такого дня рождения: все-таки поздравили, вон, и торт есть, и чудесное вино. То и дело из каких-то щелей вылезали мокрицы, я пыталась их поймать с целью уничтожения, не всегда удавалось, мы смеялись, устраивали засады и погони. А потом мальчишки ушли. А мне так хотелось, чтобы это продолжалось, чтоб никому не хотелось спать, чтобы метро уже закрылось. Они ушли в ливень, назавтра мне предстоят вылазки сквозь дождь в сбербанк, в больницу, в редакцию за гонорарами, в галерею на новую выставку, потом на сомнительное собеседование, потом курсы английского, а еще надо написать статью, прочесть книгу, проверить почту, что-то приготовить и съесть, постирать и помыть, и так без конца и


остановок, лишь бы не было повода оглянуться и закричать от одиночества, лишь бы никогда не позволять себе всерьез думать об этом.

…В раннюю осень становишься более чутким к ускользающим моментам повседневности. И невесело кривишь губы при мысли, что они все… что всё ускользает. Банальные мысли, но как редко осознаешь не разумом, но телом. А сознание тела не врет. Жаль, что оно мало на что претендует: разум узурпировал все самое интересное, телу остались крохи – инстинкты, реакции, стандартный набор физических потребностей и ощущений. И все же порой твое тело совершает открытия, например, вдруг чувствует время, ускользание материи и нечто между соединением и распадом атомов.
   В раннюю осень, в это время времени замечаешь себя спешащим в нестройной толпе без представления о цели пути, и толпа никуда не приводит, как можно было положиться на эту сконструированную целостность?.. А если нет цели, надо себя занять чем-нибудь, потому как если ничего не случится само, чем ты оправдаешь это время, потраченное на ничто? Можно наблюдать за другими – занятное дело, оно никогда не наскучит. В каждодневных походах из дома до остановки, от остановки до офиса, потом в магазин и обратно – с несколькими возможными вариациями – люди стремятся успеть сказать всем, что они красивы. Одежда, стрижка, походка, взгляд, жесты – всего и не учтешь… Но каждый как будто кричит без слов: «Посмотри на меня! Я красивый! Я достоин твоего внимания…». Я представляю их без одежды, со складками на животах, с подпрыгивающими грудями, дрожащими ягодицами, сильными пальцами ног. Как бы изменились выражения их лиц! А надоест, так представлю их скелеты. Вот невысокий скелет тянется к другому и целует в челюсть, а совсем крошечный скелетик тянет его в это время к бегущему скелету собаки…
   В раннюю осень глаза встречных девушек еще полны томных образов-воспоминаний о минувшем отпуске с его неизменными звуками волн, и запахами акаций, и ночными купаниями, и небезопасным сексом… Блуждающие улыбки девушек будто не обращены к нам, серым жителям осеннего города, это нас не касается. Замечал ли ты, когда пересекаешь центральную улицу города, такую интересную особенность: на этой улице девушки стремятся держаться подальше от постоянных жителей

провинциального бродвея, от бомжей? И чем стильнее одета девушка, чем наряднее ее сапожки и аккуратнее подведены веки, тем дальше стремится она отойти от пропитанных водкой, землей и отбросами маргиналов. А если встречи не избежать, девушки увеличивают темп раза в три…
Ранняя осень, она порой осеняет, только на что они нам, эти открытия, если я не могу подарить тебе другие глаза и другие уши лишь потому, что мы слишком похожи – ты скажешь несколько слов, и я закончу фразу, мы уже не удивляемся идентичности мыслей и оттенков наших чувств. И если бы мы были художниками, то эту особенность можно было б использовать с умом – вдвое быстрее писались бы картины, оптимизация производства… Но мы заняты совсем другими делами, и я только пишу тебе письма, подобные этому, и не отправлю – зачем, если ты все это читаешь в себе, в ежедневных сводках мыслеобразов, к чему удваивать смысл?

…В эту раннюю осень… мне так хочется измениться! Чтобы стать дальше от тебя, тогда я смогу к тебе приехать, и ты выйдешь меня встречать, издалека увидишь непонятно красивую, чужую, странную, и, может быть, посвятишь немного бесценного времени своей жизни, чтобы меня понять. Тогда каждая осень будет неповторима, а все, что за ней – неожиданно. И дело за малым: мне нужно всего лишь измениться, пока не пришла поздняя осень, пока не поздно.