Анастасия Чернова

Подарки. Рассказ



Они ходили по слякотным улицам уже давно, и все не могли расстаться. Вадим рассказывал про свое детство, как первый раз поехал на метро и потерялся в толпе: сестра Неля, очень худая, высокая, да еще на шпильках, да-да, он именно такой и запомнил ее в тот день, тащила в клетчатой сумке рыжего кота, а его, маленького, вела за руку и повторяла:
— Будет эскалатор, Вадик, не пугайся. Прыгай. Главное — прыгай. Ну и все.
Кот постоянно высовывался в отверстие под молнией, похожее на дупло, и орал. Страшно так, выпучив желтые глаза. Стыдоба какая…
В какой-то момент Неля отвлеклась: наверное, толкала голову кота обратно, вглубь сумки, отпустила руку и в миг, да, это случилось в один миг, душная толпа всосала его и потащила, колыхаясь, куда-то в сторону.
— Я здорово тогда перепугался, — сказал Вадим, — думал, ну все, конец. Стал громко кричать. А голоса не слышно! Хотел залезть на дерево и повесить какой-нибудь флаг, так в сказках пираты делали, и только тут увидел: в метро нет деревьев. И нет облаков. И моря нет, чтобы бросить бутылку с письмом о помощи. Вот это ощущение…
— А дальше?
— А дальше не помню. Нашлись как-то. Знаешь, это Нелька придумала. Повезла меня выгуливать куда-то в центр. На карусель.
— А кот?
— Ну и кот за компанию, да…
— Здорово! Вадим, а как твоя сестра сейчас?
— В Германию поехала, там бизнес.
— Да… мы с папой были в прошлом году, мне понравилось.
— А я не понял. Заграница… — Вадим нахмурился, — слишком там стерильно. Не по-нашему все как-то. Все рассчитано, до минут…
— Там тепло, — вздохнула Аня, — мой папа обещал снять на юге домик, вот к следующему лету. Где-нибудь, в Италии…
По темному городу, в пятнах тусклого света, кружился мелкий снег. Пустые бесформенные улицы и холодное сияние чужих окон — везде, куда ни посмотришь. — Заговорившись, они забрели в новый район, пустынный и дикий. Привычный мир исчез. Лишь дома и гаражи, и сероватые горсти света, протекающие в небо…
— Замерзла?.. — спросил Вадим, — тут заблудиться можно.
— Да нет, мне тепло.
И все-таки они свернули в какой-то магазинчик, ветхое строение между деревьями, и купили чай. В пластиковом стаканчике, крепкий, обжигающий. Один на двоих.
— Почему ты не хочешь в кафешку? — в который раз спросил Вадим, — вон хоть, через дорогу.
— А на улице вкусней!
Она засмеялась и сняла шапку. Светлые длинные волосы рассыпались по плечам.
— Чувствуешь, снег, колючий… летит. Летит… И мне хочется. Как на крыльях.
— Чудная!..
И он впервые взял ее за руку; она не убрала, но и не сжала в ответ его ладонь. Задумчиво, будто отрешенно, посмотрела в темную, взвихренную снегом, мутную даль.
— Вот и зима наступила, — просто так сказал Вадим, — теперь все будет холодным и скучным. До весны.
А сам подумал, с каким-то привычным равнодушием, что опять завтра просыпаться затемно, спешить на работу, трудную и долгую, а ночью слушать шум электричек, тревожное биение колес, и как старый незнакомый сосед за стеной перебирает струны гитары, и все это будет сливаться в единый стон, нераздельный и тусклый, будто теплый воск золотистой свечки. Полуявь-полусон. Дом на краю железной дороги. Поезд, исчезающий в стрелах ледяного ветра.
Доброе детское воспоминание, да уж… Если бы Аня знала, могла догадаться о причинах той поездки в метро, когда сестра в одной руке сжимает сумку с обезумевшим от страха котом, а в другой — ладонь брата. До этого было вот что. Пьяный отец всю ночь зачем-то сдирал на кухне обои и при этом толи пел, толи плакал. Мама подметала пол. Молча. Тогда Неля рано утром собрала вещи. Взяла самое дорогое: лаковую шкатулку, туфли на каблуках, флейту, рыжего кота и меня. И хлопнула дверью. В метро пахло жарким летом. «Поедем к бабушке, — сказала Неля, — станем жить у нее. И на карусели кататься, не бойся».
— Идем-ка вон туда! Видишь? — потянула Аня за руку.
— Что?
— Вон-вон, книжный, там… К Новому году подарок посмотрим. Блокнот какой-нибудь, — Аня улыбнулась.
— Идея. И мне, кстати, для племянницы. Что-нибудь, конструктор, может… — А сколько ей?
— Два года три месяца.
Серые тучи бесшумно вились над домами. Тихий город моросил блеском фонарей. Было так легко, что хотелось вечно идти по этим замерзшим улицам. Просто идти, чуть касаясь друг друга. «Ну, разное у нас было детство, — подумал Вадим. — Ну и что! Мы любим. Кажется, любим друг друга».
В книжном магазине Аня долго и сосредоточено перебирала блокноты, а Вадим сразу прошел к кассе и спросил у продавца «что-нибудь интересное для ребенка, девочке два года».
— Есть книжка, есть конструктор… — засомневалась продавец, — или кукла еще.
— Мне вот такой блокнот, — наконец-то выбрала Аня, — а ты, Вадик, возьми конструктор. Дети любят такие штучки.
…Улица тонула, будто корабль, в вихре снега и мутного сияния фонарей. Они вновь шли, взявшись за руки, по этому бесконечному и влажному свечению.
— Тебе завтра на работу?
— Да!..
— А я в универ. А после к папе в театр. Или нет. Сразу домой.
Вадим знал, что отец Ани — давно уже не актер, но директор и успешный предприниматель. И все-таки уточнил:
— На репетиции ходишь?
— Нет, конечно! Коридоры мне нравятся… Длинные-длинные…
Длинные, как улицы, как провода, запорошенные снегом, как нехоженые тропинки диких лесов, корни вьются, вздымая песок. Колокольчики синие на поляне растут.
Перезваниваются динь-дзинь…
— Але, мам, не волнуйся, я почти уже дома.
Вот и черные ступени подъезда.
— До завтра, Анют. К восьми зайду.
— Можно и раньше. Я же не пойду в театр. Или… хотя…
Беззвездная ночь тянулась вязким туманом, в котором таяли звуки шагов и шорохи машин. В этой совершенной, точно глубокая пропасть, тишине они впервые поцеловались. Посреди талого снега. Деревьев. Немых темных окон. Быстрого движения далеких планет. Одни-одни во всем мире.



*   *   *

Дома Аня долго не могла заснуть. Часов до трех читала, потом включила негромкую музыку и легла. Тревожно цокали настенные часы. Нагнувшись, она подтянула с пола сумку и достала блокнот. Вот он, в красной обложке, чуть шершавый на ощупь. Маленький блокнотик, который никогда ему, наверное, так и не подарит. И не наверное. А точно. Ведь с тех пор, с их последнего разговора, прошло столько времени. Больше года.
…В темном свитере и кожаном пиджаке, он все также будет ходить по коридорам театра, переносить декорации из мастерской на сцену и обратно. Театральный художник. Такой далекий, чужой и невозмутимый. Каждый раз, увидев его, Аня теряла опору, и словно падала, но не в пустоту, а в огромный звучащий мир, в котором весенние дожди, высокие дома и далекие цветочные луга, соединялись в одну мелодию. Когда он подходил, просто замедлял шаг и, прищурив глаза, вежливо и хмуро здоровался, все наполнялось жизнью и радостью. Как же давно заблудилась она в этих коридорах! Осталась одна. Толпы людей спешат сквозь нее. Безмолвно. Страшно.
— Не спишь, дочка? — заглянула в комнату мама.
— Нет, не сплю…
— В воскресенье к нам в гости придет тетя Эля. Хочешь, пригласи Вадима, будет праздничный ужин.
— Хорошо…
Аня отложила блокнот и, обняв подушку, отвернулась.

Вадим стоял у себя на балконе и курил. Холодный ветер глухо поднимался от земли. Веял мертвыми просторами. А где-то далеко, в теплой тесной квартирке на окраине Москвы спит сейчас крохотная девочка с мягкими волосами и голубыми глазами. Машенька. Конструктор, наверное, ей понравится. «Па-па, па-па!» — звонко воскликнет она, подпрыгивая на одной ножке. «Скверно получилось, — в который раз подумал о жене Вадим, — ну выпил я пару раз чуть больше нормы, с кем не бывает. А она уехала, дура. Какая дикость». Впрочем, эту нервную женщину с желтым истощенным лицом и не жаль совсем. Пусть живет, как хочет. «Мне-то теперь что!», — почти вслух проговорил Вадим.
В снежном ночном тумане сипло и тоскливо прогудел поезд. Аккорды семиструнной гитары тихо капали за стеной.

К списку номеров журнала «ЗИНЗИВЕР» | К содержанию номера