Гипербореи. Из цикла «Ругачёвские чудеса»

Весна в тот год выдалась холодная, без дождей. Первые душистые почки показались только к школьному выпускному балу.  Еще не окрепла первая распустившаяся, очищающая воздух зелень. И на улочках Ругачёва ласковый ветерок поднимал ту особенную городскую пыль, которая следуя его порывам, бродит и гуляет по подворотням и закоулкам, пока не прорастет  трава. Особое раздолье этим волнам пыли было на школьном дворе.
Пустующие классы школы были залиты солнцем первого, по-настоящему теплого дня. Актовый зал, где все собрались чествовать вручение аттестатов зрелости выпускникам школы, вскипал от шума и смеха. Окна актового зала были раскрыты. По стареньким боковым ступенькам слева от сцены по очереди поднялись директор школы, завуч, учителя. Засидевшаяся без дела за расстроенным роялем в правом углу зала празднично одетая учительница пения бодро заиграла туш.
Завуч и учителя поздравили выпускников с окончанием школы, и на середину сцены в синем костюме вышла «директриса», одновременно славившаяся своей строгостью и справедливой «материнской» добротой. Директриса по списку громко зачитывала имена, устраивая своеобразную перекличку выпускников. Бывшие ученики откликались и  поднимались на сцену. И тотчас, радостно дребезжал рояль, как укрощенное маленькой, сухонькой училкой пения чудище, приветствуя каждого выпускника, получившего  аттестат. Наконец, директриса выкрикнула:
- Летунова Марина! 10-й «А»!
Заболтавшаяся с подружками Марина Летунова, вскликнув от неожиданности: «Ой, я здесь!» - поспешила на сцену получать свой аттестат. Пока Марина приближалась к сцене, все с нескрываемым восхищением смотрели на красивую, голубоглазую, стройную  девушку с длинными прямыми волосами, а директриса намеренно громко произносила торжественную речь, как если бы это была рекламная пауза:
- Наша Марина! Наша гордость, отличница! Мариночка, спасибо, ты не раз поддержала честь нашей школы! Хорошо училась и всегда побеждала на олимпиадах и соревнованиях! Красный аттестат! Вот, смотрите, ребята: одни пятерки! Молодец, Марина!
Марина взяла свой аттестат из рук директрисы и почувствовала, как же она счастлива от теплых, сказанных в ее адрес слов, от весны и праздника окончания школы. Да, она счастлива, счастлива! Марина прижала аттестат к груди и… взлетела. Как всегда, закрыв при взлете от смущения глаза руками. Она только слышала, как кто-то засмеялся, кто-то засвистел, а кто-то зааплодировал…
Директриса, помрачнев, произнесла полушепотом на ухо завучу по воспитательной работе:
- Ну, вот опять! Ну, неужели хотя бы сегодня нельзя без этого?! Улетела, так и не дослушав мою речь, которую я так долго готовила.
Старенькая училка пения, с нежностью глядя вслед улетающей Марине, попыталась защитить свою любимицу, продолжая при этом играть туш в ее честь:
- Мариночка не виновата! Она же не нарочно! Это у нее от счастья случается! Это у нее - наследственное! Мариночка вовсе не хотела кого-то обидеть!
Мариночка выпорхнула из зала, не оглядываясь. Прижимая к груди аттестат зрелости, она  летела над улочками весеннего Ругачёва. Знавшие ее с детства соседи,  поднимая головы, здоровались с нею, привычно помахивая ей рукой и спеша по своим делам. Она подлетела к дому - обшарпанной блочной пятиэтажке на улице Мира, легко вспорхнула на балкон квартиры на пятом этаже и тихонько притаилась у двери, задумав «напугать» маму и бабушку. Ведь не каждый же день она летает. Бабушка как раз гладила Мариночке платье для выпускного школьного бала, а мама при этом читала вслух какой-то журнал. Это была статья о гипербореях. Мама старательно произносила фразы из этой статьи, чтобы глуховатой бабушке было хорошо слышно. И Марина тоже вдруг заслушалась - такой необычной и знакомой показалась ей тема...
- Загадочные гипербореи… исконно проживали на территории центральной части современной России. Они умели свободно летать - легко и далеко…
Неожиданно бабушка прервала ее чтение:
- Так может, и  Витька-то твой,  тоже от тех гиперболеев произошел?
Мама Марины, Алла, даже расстроилась, потому что бабушке как всегда на самом интересном месте понадобилось все испортить…
- Гипербореев! Болеев… тоже, мам, скажешь!
Но бабушка неожиданно заспорила с ней:
- А правильнее все же сказать - «болеев», то есть «гиперболеев»! Ну, чем не болезнь - хроническое заболевание, наследственность! Дарвин, он ведь не дурак был, все правильно отметил: кто от кого и как произошел… Вот и Мариночка наша - с «гиперболейной» наследственностью! Помнишь, доктор в ее карточке так и написал «отягощенная наследственность», когда узнал, что от Витеньки ей передалось летание. Хотя правильнее было бы написать «облегченная», или «летательная» какая-нибудь наследственность. А ведь и посмеялся тогда доктор: пусть, говорит, летает - главное, чтоб не летательный исход.
Мама Мариночки задумалась и ответила не сразу, а лишь после паузы, не забыв при этом снова поправить бабушку:
- Не летательный, а летальный исход, мама. Да… если бы кто-то мне до свадьбы такое рассказал, я бы и сама не поверила, что от счастья - взрослый мужик! - взлетать может… Женщина-то, понятное дело - от счастья всегда в облаках парит…
В ответ бабушка сказала то, что Марина никак не ожидала от нее услышать:
- Да уж, видно потому и приехал Витенька в наш Ругачёв - невесту подальше от дома искать. Хороший был парень, и со мной всегда был уважителен! Эх, отлетался наш Витюша. Теперь с уже ангелами, наверное, резвится.
Марина почувствовала себя очень неловко и хотела, было, улететь, но вместо этого только легонько подпрыгнула и присела на прутья балконного заграждения, тотчас же почувствовав, что у нее закружилась голова, и появился страх высоты. Да, после услышанного разговора мамы с бабушкой она уже не чувствовала себя такой счастливой. Поэтому и не решалась слететь вниз, чтобы как обычный человек войти в подъезд с улицы и позвонить в дверь.
Сквозь балконный тюль Марина отчетливо видела, как мать все ниже и ниже склонялась над журналом, делая вид, что внимательно читает статью, смахивая при этом украдкой крупные, предательски катящиеся от неведомых воспоминаний слезы… Как бы хотелось Мариночке узнать, о чем задумалась ее мама! И вдруг неожиданно она осознала, что прекрасно понимает ее - и даже видит все, о чем она думает…
Матери Марины отчетливо припомнилось, как в «лихие девяностые» она встретилась со своим счастьем - будущим мужем. В тот поздний вечер Аллочка была «при исполнении», так как работала инкассатором. Она вслушалась в ночь и вспомнила, что в те лихие времена самым обыденным и привычным звуком в ночи был чудовищный грохот перестрелки. Ей и теперь в кошмарах иногда снилось, что она одна идет по черной улице в непроглядной ночи и кругом обязательно стреляют, а она все равно идет вперед, зная, что несет спасительные для многих семей пенсии и запоздалые, порой на полгода, зарплаты.
Итак, в тот чудесный вечер она, хрупкая девушка с мешком денег, спешила миновать самый опасный отрезок пути - от сберкассы до кабины машины. И когда она уже благополучно прошла этот путь и села в машину, то вдруг от нахлынувшей волны ужаса чуть не потеряла сознание. Ее водителя, Ивана Петровича, не было за рулем. Вместо него в машине сидел совсем незнакомый, рослый, загорелый и русоволосый парень. Но, рассмотрев его получше, Аллочка поняла, что он ей нравится, и тут же успокоилась, почувствовав ответную симпатию. Он смотрел на нее так, что она ощутила - вот так сидеть в машине и смотреть друг на друга они могут еще бесконечно долго. И обоим от этого стало так хорошо, как если бы тесная легковушка, приспособленная только под перевозку денег, заменила им весь мир. Не отрывая взгляда, парень произнес:
- Я вместо Ивана Петровича… Меня зовут  Виктор… Я буду с вами… работать.
И Аллочка - слово в слово - ему ответила:
-  А я - Алла… И я тоже буду с вами, Виктор, с удовольствием… работать.
Они так были увлечены друг другом, что так бы и дальше сидели в машине, улыбаясь и глядя друг на друга. Но тут в их остановившийся мир ворвался ночной грохот перестрелки. Ветровое стекло вдруг покрылось мелкой сеткой, а потом волна за волной, россыпью битого крошева опало вниз на колени, а затем звонко скатилось под ноги.
Почти одновременно жуткие рожи неведомых «детей тьмы» прилипли к боковым стеклам, размахивая пистолетами марки «Макаров».
- А ну, быстро открывайте! Пистолеты откинуть, руки на голову! - услышали хриплые крикливые голоса Аллочка и Виктор.
Тогда-то Алла, будущая мама Марины, и бросилась в испуге с размаху впервые на шею Витюши. А он от счастья и воспарил, нежно взяв ее на руки. Аллочка при этом, конечно же, продолжала цепко удерживать мешок казенных денег. Так они и вылетели из кабины водителя через ветровое стекло.
Бандиты сначала оторопели, видя воспаряющую у них на глазах парочку с мешком денег, но потом быстро сообразили, что «летучие инкассаторы» могут совсем затеряться в ночной темноте. И принялись обстреливать Витюшу с Аллой до последнего патрона. Но они все же успели затеряться среди темного неба и уцелели.
Счастливые, ни о чем не думая, они летели и летели по небу. Следуя, однако, по инструкции прямо к пункту милиции. Опустились как раз на крышу старинного одноэтажного особняка, где находилось районное отделение. Но даже не отдышавшись как следует, они так прильнули друг к другу, что им дела не стало ни до бандитов, ни до перестрелки, ни до милиции. Так бы целовались и целовались они, как голубки неразлучные… Но то ли звук отдаленной перестрелки все же побеспокоил милиционеров, то ли крыша ходуном заходила от спонтанных движений распаленных страстью Аллочки и Виктора, но что-то все же выманило милиционеров из теплого отделения милиции в зловещие потемки, и они дружно высыпали на улицу. И тут же увидели сладкую парочку, в наглую целующуюся прямо на крыше районного отделения. Тут уж они стали стрелять в воздух, требуя, чтобы влюбленные немедленно прекратили нарушать общественный порядок. Сверху Аллочка и Виктор отчетливо видели, как возмущенные милиционеры суетливо забегали вокруг дома, громко ругая их и размахивая табельным оружием.
- Прекратите сейчас же целоваться в общественном месте! - кричал плотный усатый майор с побагровевшим от гнева лицом, стреляя боевыми патронами в воздух.
- Не стреляйте! Мы при исполнении… обязанностей! Я тут… с инкассатором! - успел выкрикнул в ответ Виктор, с трудом оторвавшись от сладкой и томной Аллочки, и, найдя в себе силы, продолжил: - На нас напали у промтоварного магазина по дороге в Петрово! Бандиты остались на повороте на Богданово. Они тоже нас обстреляли! Вы лучше теми бандитами займитесь, - крикнул, немного осмелев, багровому майору Виктор.
Но милиционер не успокаивался:
- Что, это инкассатор с вами?! - крикнул он угрожающе и вдруг захохотал, глядя на покрасневшую Аллочку с истомленными от страсти глазами, в распахнутой блузке и с растрепанными волосами… Но, заметив, что она при этом цепко сжимает в изящных пальчиках банковский мешок с деньгами, заорал с новой силой:
- Я сейчас точно тобой и твоей кралей займусь! - и выстрелил несколько раз уже гораздо ближе к живым мишеням…
Вспоминая эту сцену, Аллочка уже не плакала, пряча слезы, а прыскала тонким, исподтишка, смешком, который тотчас заметила бабушка.
- Ну, и чему ты там смеешься, Аллочка? – строго спросила ее бабушка.
Аллочка, шутя, отмахнулась и подошла к готовому отглаженному воздушному платью, приподняла его на руках и, любуясь, невольно завальсировала под слышимую только ей и Мариночке музыку. Прокрутившись пару раз в вальсе, она, наконец-то, заметила замерзшую на балконе дочь. Но, глядя на нее, сдержала радость и решила все же закончить разговор с бабушкой Марины:
- Да, хороший был человек, Виктор! Царство ему небесное! - как-то уж совсем бодро и торжественно объявила она.
При этих словах и бабушка догадалась, что внучка вернулась и дожидается окончания разговора на балконе.  
- Мариночка, прилетела! Значит, все хорошо прошло?! - радостно сказала она.
- А ну, покажи аттестат! - шагнула навстречу дочери Аллочка и ласково притянула ее к себе.
Марина обняла мать и бабушку, отдала им разглядывать аттестат, а сама подошла поближе к платью - такому белоснежному-белоснежному, совсем как подвенечному.
- Какое красивое платье! - единственное, что она смогла выдохнуть от счастья, зарывшись лицом в воздушные складки, как в снег.
Мариночка в нарядном платье была очаровательна, как невеста! Она прокружилась в нем всего лишь пару раз, а уже ей стало казаться, что нежность и красота этого платья сливаются с пьянящим ощущением ее юности… Мама с бабушкой переглянулись, и Мариночка тут же спохватилась, стараясь контролировать и «притормаживать» свои чувства радости и счастья. В особенности этот «контроль» может ей пригодиться во время танцев на выпускном балу - чтобы, не дай бог, не взлететь и не улететь от партнера в самый ответственный момент…
Ночь привычного и размеренного Ругачёва превратилась в бескрайний сумасбродный праздник чудесного выпускного бала! Мариночка была от счастья уже на седьмом небе, но все же уверенно контролировала ситуацию и не взлетала во время танцев.
Наступившая вслед за затянувшимися холодами июньская жара внезапно вытолкнула ребят из душного актового зала на улицу. Не сговариваясь, все разом выбежали подышать вечерней прохладой и наперегонки бросились к реке. А Мариночка… она просто взлетела в своем белом платье и поплыла белеющим облачком над засыпающим Ругачёвым, и концы шелкового воздушного шарфика ее вились за спиной, как крылья. Опережая всех, она первой прилетела к реке. Пробежала по водной шелковой глади босиком с туфельками в руках, легко касаясь налету ступнями еще совсем ледяной, непрогретой воды. Залюбовалась на свое летучее отражение и вдруг услыхала едва уловимый, доносящийся издалека крик о помощи.
Голос был мужской, незнакомый. Марина полетела на крик в сторону левого берега Дурача, заболоченную часть которого все ругачёвцы называли не иначе, как Дурные болота. Место это было мрачное, и ругачёвским ребятишкам родители с детства запрещали туда ходить. Чтобы у детей не возникало желания забредать в болота, каких только ужасов о них не рассказывали. Мариночке стало страшно при одном воспоминании о тех рассказах, и в первое мгновение сработал внушенный с детства строгий запрет: «Туда-ни-ни!». Но умоляющий крик о помощи раздавался именно оттуда. И уже совсем низко, задевая вершины деревьев, она полетела туда, откуда доносился крик о помощи. Но тут ей стало страшно, что она не сможет туда долететь, потому что ее душевное состояние становилось далеким от еще недавно переполнявшего ее счастья.  А летала она только когда поднимала ее неведомая волна радости. Она представила себе, что может запросто плюхнуться в болото, не сумев помочь при этом не только попавшему в беду человеку, но и себе.
Мариночка отдышалась и решила все же в целях спасения неведомого ей человека попробовать вернуться в то недавнее радостное состояние, в котором пребывала во время танцев на выпускном. Она улыбнулась и отчетливо представила, что никогда, никогда больше не будет писать контрольные по математике. И она громко закричала, взлетая над болотом все выше и выше:
- Ура! Никогда больше я не буду сдавать алгебру! Никогда больше не будет диктантов! Никогда больше не…
И тут она увидела, что пролетает как раз над тем местом, где завяз в болоте мужчина. Мариночка подлетела к нему, бросила ему свой белый шарф и тут только всмотрелась в него получше. Увязший по грудь мужчина был лет тридцати - красивый и явно неместный. Парня медленно, но верно затягивала трясина, и Марина изо всех сил пыталась ему помочь. Но ее силенок явно не хватало.
- Девушка, милая! Обвяжите шарф вокруг пня, слева от ваших ног! Я и сам постараюсь вылезти. Только бы шарф не оборвался, - выкрикнул он.
Марина обвязала своим длинным шарфиком пень, но он оказался наполовину трухлявым. Марина, не отрывая зачарованного взгляда от прекрасного незнакомца, с досадой выдохнула:
- Не удается вытащить, не хватает сил…
Но тут же с удивлением для себя самой она обнаружила, что какие-то неведомые силы мгновенно подняли ее вверх и придали ее полету крепости. Нет, она не могла ошибиться - это были силы радости, но какой-то щемящей и не изведанной. Подлетев, она кинула незнакомцу середину шарфа, привязанного одним концом за хилое дерево, а другой конец подхватила сама, вытягивая в полете завязшего парня. Так еле и удалось ей вытащить «суженого» из болота.
Придя в себя, обессиленный, но счастливо спасшийся незнакомец, открыв глаза и взглянув на небо, увидел там витающую в облаках Марину в белоснежном платье. Отдышавшись, он произнес:
- А я ведь так и подумал, что раз ангел летит, значит, я уже… всё - на том свете!
Мариночка засмеялась от счастья и произнесла откуда-то сверху:
- Да,  но… я не ангел! Я - Марина! Иногда я, конечно, летаю, но не всегда, а только когда очень счастлива.
- Счастлива? Значит, мне просто повезло, что именно сегодня вы, Мариночка, счастливы… Отчего же вы счастливы?
- Так у меня же сегодня выпускной бал! На танцах было так хорошо, но слишком уж жарко. Наши всем классом на речку побежали, а я решила опередить их и полетела наперегонки. Вот я и успела до них и к речке слетать… по воде вдоволь побегать… Но тут услышала, что вы на помощь зовете - и помчалась сюда.
Саша, изумленно разглядывая влюбленными глазами Марину, пробормотал:
-  Счастлива… на танцах жарко… прилетела по реке побегать… Ну, и места здесь чудные, Марина! Ах, да, я же не представился - меня Саша зовут. У меня машина заглохла, а кругом никого, ночь… Я тут дом недавно в Диденёво купил. Места еще плохо знаю… Пошел напрямки в деревню… ну, и угодил в болото… Думал, всё, конец мне - тону, а глянул наверх - летит кто-то! - да и угодил прямо своему ангелу-спасителю в руки…
Утро, первое сладостное утро после свадьбы в доме Саши было медово-тягучим. За несколько месяцев до их свадьбы он успел и сайтингом дом обить и привезти в порядок все, что не было доделано бывшими хозяевами дома. Саша залюбовался спящей в уютном гнездышке, лучащейся от  счастья Мариночкой. Припоминая счастливые мгновения свадьбы, перебирая их, как отдельные кадры счастливого приключения, улыбаясь и тихонечко думая про себя в полудреме:
- Хорошо, что все местные знают про Мариночкино летание. И все даже как-то обрадовались, когда она взлетела во время свадебной церемонии. Такое чудо - парящая невеста! Она была так прекрасна, и все так обрадовались, словно так и надо... Хлопали в ладоши оттого, что она красиво танцевала в воздухе. Как дети на новогодней елке радовались! Да, ну и повезло же мне с Мариночкой!
Саша, лаская Марину, тихонько привлек ее к себе. Она, абсолютно счастливая, просыпаясь от поцелуя, тоже обняла его. И только они слились в долгом сладчайшем поцелуе, как… неожиданно Мариночка, словно  шелк, выскользнула из-под него, и с виноватой улыбкой зависла под потолком.
- Ой, прости, Сашенька… это от счастья, от счастья… это, наверное, скоро пройдет.
Возбужденный и расстроенный Саша, был не в силах скрыть досаду.
Он взвыл, как раненный зверь, но, встав на кровати и поглаживая под потолком ее прекрасное стройное тело высоко поднятыми руками, твердо сказал:
- Я твой муж и не допущу, чтобы у тебя состояние счастья от нашей совместной жизни закончилось! Что ж, будем вместе исправлять ошибки природы!
Как ни контролировала себя Мариночка, но то же самое летание «от счастья» повторилось с ней и вечером, и утром следующего дня. В момент близости она взлетала от счастья под потолок в дивной ночной рубашке и нелепым кружевным колоколом свисала с потолка. Молодой муж, хоть и смеялся, но досада и страх перед ее взлетами в миг сладостных утех стали раздражать его все сильнее.
А ситуация все повторялась и повторялась. Саша был очень огорчен и раздражен, Марина смущена и расстроена. Надо было что-то предпринимать. Однажды, после очередной неудачной ночи любви Саша сел в машину и отправился покупать на стройдворе тяжелые железные цепи. Приехав со странным товаром домой, он едва дождался ночи! Настораживающие звон, лязг и грохот металла в тиши спящего Ругачёва озадачивали соседей. И заставляли гадать о вкусовых пристрастиях этих странных москвичей. Саша ведь был москвич, а, значит, по местным Ругачёвским меркам - уже странен. А тут еще такое вытворяет - в медовый-то месяц!
По ночам он и впрямь приковывал Мариночку тяжелыми цепями к железной кровати. И ласкал ее страстно и нежно в надежде, что уже теперь-то им удастся преодолеть этот «летучий» недуг. Но, увы, не помогли ни цепи, ни самые что ни наесть «маломерки» - наручники для малолетних преступников. Ее тонкие, изящные запястья выскальзывали из наручников, и поднятые невольно взлетающей Мариночкой пудовые цепи с грохотом спадали с нее, сотрясая до основания весь их новый дом. И Мариночка, воспарившая под потолок, снова извинялась перед любимым, как опоздавшая на урок школьница перед строгим учителем.
Не помогли и купленные Сашей в спортивном магазине тяжеленные гири, которые, надрываясь от натуги, загружали ему в машину три грузчика. Марина снова взлетела в самый трепетный момент. Саша не выдержал и буквально взвыл от досады. Его лицо, перекошенное от горечи и неудовлетворенности, так испугало Марину, что она рухнула прямо на гири, сильно ударилась при этом и даже вся покрылась синяками. С того дня не то что слухи поползли по Ругачёву, а все принялись открыто обсуждать свалившуюся на Марину беду. Причем, не сговариваясь, ругачёвцы подозревали, что Саша - столичный извращенец.
А тут, как на грех, и еще одна беда приключилась с Мариной и Сашей, после которой дело уже стало попахивать приводом в милицию… Среди ночи привез Саша Мариночку в Ругачёв в одном наспех наброшенном прямо на голое тело ситцевом халатике в веселенький цветочек и втащил на руках в травмпункт с хлещущей из головы кровью. Сильно, конечно, была разбита голова у Мариночки, но к счастью обошлось без сотрясения мозга. А случилась эта беда, когда они решили залезть в погреб, чтобы там, заперев крышку… Ну, словом, понятно, что их туда загнало…
Марина села на прохладные ступеньки подвала - прямо посреди посверкивающих в потемках трехлитровых банок с законсервированными бабушкой на зиму молодыми огурчиками и помидорчиками. Саша, нежно целуя ее плечи, снял с нее халатик. Голова его кружилась от нежности и страсти, пряные запахи консервированных заготовок и влажный аромат сырой земли, сплетаясь с нежно-пьянящим теплом разгоряченных тел, обволакивали обоих нежным туманом. Все это будоражило их как изысканный любовный напиток. Но тут, как только он нежно раздвинул ладонями ее белеющие в потемках подвала атласные бедра, наслаждаясь тонким запахом ее сладостной женской неги, Марина опять взлетела… Доски от удара головой разлетелись в щепки, фонтаном поднялись вверх и вдребезги разбили «дворцовую» люстру из богемского хрусталя, подаренную на свадьбу Мариночкиной свекровью! Люстра осыпалась на пол с хрустальным звоном. Позже, в травмпункте Саша пытался что-то объяснить, но разве такое объяснишь… С трудом уговорили дежурного врача не вызывать участкового. Марине наложили на голову швы, и Саша увез ее домой.
Не дожидаясь, когда снимут швы с головы Мариночки, Саша решил, наконец, повести себя в этом вопросе «цивилизованно» - по-московски. Посадил в машину и повез Мариночку на прием к московскому сексопатологу. В назначенный день, смущаясь, они с полчаса потоптались у белой двери с заветной табличкой «Психолог по семейным вопросам», а затем, постучав, все же решили войти. В кабинете их встретил забавный человечек с глазками-буравчиками и всклокоченными на висках вьющимися черно-смоляными волосами; его узкий, вытянутый подбородок украшала довольно ехидного  очертания эспаньолка. Глянув на забинтованную голову Марины, он почему-то сразу обрадовался. Нежно погладил ее голову, обмотанную бинтами, и ласково, как неразумным детям, сказал, обращаясь к ним обоим:
- Эх, весь этот «садо-мазо» требует четких инструкций! И никакой самодеятельности - без разумного инструктажа - опасен для жизни! Вы непростительно поторопились!
И он затараторил, бегая по чистенькому кабинету, всплескивая тонкими руками с утонченными музыкальными пальцами и щедро присыпая свою медицинско-научную речь загадочными латинскими терминами - не то диагнозами, не то изречениями. Пугая при этом время от времени Марину странными возгласами, словно шаманскими заклинаниями.
- Да, садо-мазо спасет мир! Вы хотите иметь детей… Но между вами - странное препятствие... Вы, Марина Викторовна, вы совсем некстати взлетаете в самый ответственный момент... И поэтому не можете зале… простите, зачать! Признаюсь в моей многолетней практике это - уникальный случай... Но…
И он снова затараторил на диком смешении русского и латыни.
Понимание столь странной речи затрудняло и то, что время от времени в кабинет довольно бесцеремонно врывались  какие-то незнакомки - красивые молодые женщины, которым без лишних объяснений сексопатолог совал в карманы какие-то деньги. Одеты женщины были совершенно как «светские львицы» с обложек журналов, и все их одежды были таких ярких расцветок, о которых бабульки в Ругачёве обычно говаривают «вырядиться в ляпёрды». Глядя на них, Марина засмущалась, что так простовато выглядит в халатике. И сексопатолог, тотчас заметив ее смущение, пояснил:
- Понимаете, это мои бывшие… Нет, нет, не пациентки! Это - мои бывшие жены, вот только что заходила третья… У меня, знаете ли, свое счастье - много детишек! И всем нужны деньги! Дети - это мое счастье! Так что, не сомневайтесь, я и вам помогу в ваших затруднениях! Следуйте моим советам, и у вас будут, как и у меня, славные детишки…
Мариночка сбилась со счета, но зато быстро поняла, что бывшие жены любвеобильного сексопатолога являлись за деньгами не в порядке матримониальной последовательности. Появляющиеся в кабинете доктора сверкающие стразами жены становились все моложе и моложе… Наконец, Марина уже почти пришла к какому-то определенному выводу относительно последовательности жен, но тут сексопатолог неожиданно прервал ход ее мыслей бравурным, вполне понятным, хоть и латинским выкриком:
- Эврика! Я догадался, как спасти ваш брак! Ведь все проблемы вашего брака заключаются в том, что Мариночка слишком счастлива, и взлетает, «паря на крыльях любви». Так, значит, нужно сделать так, чтобы Мариночка… ну, не то чтобы стала несчастной… а хотя бы чуть-чуть стала не такой счастливой…
С этими словами он выдвинул поочередно все ящики стола, и, наконец, достал подарочную упаковку с плетками и хлыстами… Увидев эти орудия пыток, Мариночка, выбежала из кабинета. Следом за нею, немного задержавшись, чтобы расплатиться со столичным сексопатологом, выбежал и Саша.
На следующий день после поездки в Москву по совету мамы Марина пошла к знахарке. Идти на поиски странной избушки у самого леса на краю Ругачёва нужно было одной. Хоть и сковывал Мариночку страх, но и это преодолела она ради их с Сашей любви. Войдя в незапертую  скрипучую дверь, Марина увидела сидящую между заспиртованными в банках лягушками, совсем как у них в подполе с запасами соленостей, и прочими разными атрибутами колдовства и знахарства абсолютно «средневековая» старуха.
Марина была поражена тем, что увидела эту старуху впервые. Ведь, казалось, в их крохотном Ругачёве все друг друга знают, и появиться просто так незнакомый человек здесь не может. Но все же эту бабушку она видела впервые.
Марина поздоровалась и с ходу хотела объяснить цель своего визита. Но старушка прервала  речь жестом и сама поведала ее историю своим скрипучим и усталым голосом:
- А, это Мариночка у нас прилетела… Бедная ты моя - знаю, ребеночка хочешь, а сама все взлетаешь… Ко мне как-то, лет 20 назад, и Аллочка, мама твоя, приходила с этой же бедой. И смех, и грех - в самый неподходящий момент мужик, то есть папенька твой, взлетал! И… ха-ха… ой, не могу… вечно задницей о потолок бился. Ха-кха-кха…
Смех ее перешел в какое-то пугающее карканье, а потом в сильный кашель, который она долго не могла успокоить.
Поняв, что знахарка знает всю правду и, как говорится, в курсе ее беды, Марина сквозь слезы, смущаясь, кинулась к ней, уже как к близкой знакомой, с мольбой и откровенными просьбами:
- Бабушка, помогите! Я ребеночка хочу! Саша очень надеется, что у нас ребеночек будет!
Но знахарка остановила ее унылым жестом:
- Эх, милая, если б ты ко мне от бессонницы, от сглаза пришла спасаться, я бы тебе пустырника сушеного дала бы, да и дело с концом. А твою беду уж и не знаю, как отвести. Тебя-то тоже очень ждали твои родители, так уж хотели ребеночка. То ли Витюша, папка твой, перестал быть таким счастливым, то ли обмен веществ у него нарушился… время, годы, жизнь, знаешь ли, свое, кхе-кхе, берут, но все получилось. Перестал летать, и вот ты - красавица какая! - уродилась. Так что, иди и жди. И у вас все непременно получится!
Знахарка была непреклонна в своем отказе. О гостинцах и слушать не захотела.
После неудачного похода к знахарке нервы у Мариночки совсем сдали; мрачные синяки под глазами от бессонных ночей прочно прописались на ее молодом лице. Марина отправилась в поликлинику, чтобы как-то подлечить совсем расшатавшиеся нервы. Там ей прописали обычные витаминные уколы. Отсидев в очереди  Ругачёвской поликлиники, она вошла в кабинет. И опытная медсестра сразу же завела с нею разговор, на который раньше бы она обиделась. Теперь же, успев привыкнуть к тому, что все знают о ее супружеском счастье-несчастье, Мариночка поначалу воспринимала непрошенные, интимные советы совершенно безразлично.
- Да, уж знаю, Марина, о твоей беде… Весь Ругачёв судачит о твоем походе к бабке… Вот я и подумала о твоей… хм… ситуации! Группа крови у вас с мужем, случайно, не одна и та же?
Во время «болючего» витаминного укола Марина, зная, что весь Ругачёв судачит о ее беде,  даже не подивилась таким вопросам. Она лишь почувствовала усталость - ну, не было уже ни желания, ни сил, чтобы хоть как-то осадить медсестру, чтобы та не вмешивалась в ее личную жизнь. Она только поморщилась, как от дополнительной порции боли, и безучастно ответила:
- Да, одна. Первая. У нас у обоих - первая группа крови…
Медсестра тут же обрадовалась и как-то уже совсем по-свойски оживилась:  
- Ну, так давайте вам переливание крови сделаем. Это не какие-то там варварские знахарские методы… Смешаем вашу кровь – может, и поможет. Наконец, перестанешь летать. Ты только не обижайся на мои советы - у нас все за тебя переживают. Словом, если переливание поможет, нормальная, а никакая не улетная жена станешь. Ну, смотри, решайся!
Саша и Марина пришли в ругачёвскую поликлинику к самому закрытию, чтобы избежать назойливых взглядов любопытствующих ругачёвцев. Сделали переливание крови им обоим. Пока шла двойная операция, стемнело. И это был дивный летний вечер, напоенный дурманящими сладкими запахами цветов…
По окончании процедуры медсестра сняла с их рук резиновые жгуты. И оторопела… Саша и Марина одновременно воспарили над лежаками, застеленными рыжеватыми клеенками. Они медленно и красиво они перелетали из распахнутого окна в бархатистую, колышущуюся ночь… Оглянувшись, только и успели крикнуть оторопевшей медсестре «Спасибо!».
Это была волшебная ночь полнолуния. И весь Ругачёв был как на ладони. Они летели и любили в полете друг друга - радостно и страстно. Наконец, они были совершенно счастливы и все должно было получиться, как они того хотели…
Через положенных девять месяцев над Мариной в операционной опять склонились врачи, но теперь они уже были, что называется, во всеоружии - в окружении профессоров и репортеров, тоже не желающих упустить такой экстраординарный случай.
Порядком надоевшие возгласы: «Тужься… тужься..!» - уже перестали восприниматься Мариной как руководство к действию, и, распадались на короткие и длинные звуки, утрачивали привычный смысл. Марина словно куда-то улетала и была не здесь. Она очнулась только от новой волны нестерпимой боли и закричала… Тут же почувствовав неземное облегчение…
Врачи, акушерки, приглашенные ученые светила и корреспонденты, охая от изумления, вразнобой кричали друг другу:
- Это же мальчик! Родился мальчик! Ой..! Держите его..! Держите!
Но младенчик, с кровоточащей, болтающейся на весу наспех перевязанной пуповинкой, уже благополучно вылетал в окошко роддома.
Он летел над Ругачёвым и смеялся. Следом с букетом цветов летел Саша, ставший счастливый отцом. Уже в полете их догнала быстро оправившаяся от «летальных» родов Марина в развевающемся по ветру белом «родильном» халатике.
Идущие по улочкам и выглядывающие хором из окон любопытные ругачёвцы - все смотрели на небо и радовались, завидя в нем летящего смеющегося младенца. Ощущение чуда и радости охватило ругачёвцев.. И все кричали, размахивая руками:
Мальчик, мальчик родился! У нас в Ругачёве родился летающий мальчик!
Заслышав крики, на балкон выбежали мама и бабушка Марины. Всматриваясь в летящую в их направлении группу, бабушка гордо сказала, впервые правильно выговорив труднопроизносимое для нее слово:
- Вот и наши гипербореи летят! Смеется ребеночек - значит, рад, что родился! Значит, счастлив, что с рождения летать умеет!
И Аллочка, обняв за плечи свою старенькую маму, умудренную новым-старым житейским гиперборейским опытом, сквозь слезы счастья произнесла:
- Мальчик у нас родился! Витюшей его назовем! В память о его дедушке, который тоже умел летать. Хотя надо бы прямо так и назвать: Гипербореем - в память о наших предках, которые здесь раньше летали и жили. Хорошо, что теперь и ученым, присутствовавшим на родах нашего маленького гиперборея, тоже стало понятно, от кого мы произошли. - И уже радостно взлетая в знак приветствия приземляющейся на балконе троицы, добавила:
- Это же так просто - летать - когда счастливы!