Сергей Данюшин

Убить Кромвеля

Пасынок самурая
дневник акциониста


03.07.2012
Смерть и много заглавных букв
Звонил в американское Консульство. Требовал соединить с Отделом по работе с обращениями граждан Государственного Департамента США, поскольку знаю, где спрятано Яйцо, в котором в свою очередь спрятана Смерть Путина. Не получив прямого доступа к представителю Госдепа, нашел Яйцо самостоятельно и лично сломал хранившуюся в нем иглу левой рукой. Теперь для меня Путин мертв, о чем я по телефону сообщил Пресс-службе Президента РФ.

08.08.2012
TV П
Воплощая в жизнь ленинский тезис о необходимости решительно размежеваться, разослал по шестидесяти семи почтовым и электронным адресам исполненное нарочито низкохудожественным шрифтом письмо следующего содержания: «идиТе V жоПу».
Распечатанный список адресатов залил соусом «Красный хрюша» в торговом зале гипермаркета Iskra и съел. Принципиально не получил удовольствия, хотя соус был вполне себе вкусный. Открытую бутылку «Красного хрюши» оставил в секции «Книги/Журналы».

19.08.2012
GeoRhymin'
В ночь с воскресения на понедельник написал «Гид – багор» на стене дома №6 по улице Жака Дюкло, зарифмовав таким образом граффити «Путин – вор», оставленное неустановленным гражданским активистом на стене дома №4 по набережной Робеспьера.

27.08.2012 - 02.09.2012
Исключение из пищевой цепочки
В течение недели посетил семь ресторанов сети McDonalds с бутылкой самогона и домашними солеными огурцами. Употребив принесенные с собой продукты, осознанно игнорировал находящиеся в помещении санузлы и пользовался ближайшими платными туалетами.

06.09.2012
«Газпром: достояние Дьявола»
В 666 метрах к северу от стадиона «Петровский» выложил украденными в гипермаркете Iskra креветками фразу «СПАРТАК – ЧЕМПИОН». Через 45 минут существования инсталляции растоптал ее, потому что – при всей нелюбви к «Зениту» – «Спартак» я, честно говоря, тоже не очень.

14.10.2012
Green Chaos Reigns
В знак протеста против присуждения Евросоюзу Нобелевской премии мира зеленой краской исполнил на стене Генерального консульства Швеции граффити, в котором угадывается стилизованное под арабскую вязь слово «ХАОС».

25.11.2012
Межсезонье
В краткосрочной перспективе пока ничего не планирую. Приняв как данность тот факт, что рано или поздно я умру, готовлю лозунги (и варианты носителя) для встречи с Богом. И альтернативную акцию – на случай, если Бога все-таки нет.

Внутренняя Монголия
роман без середины


Пролог


За три месяца до выборов губернатора Ужейской области пять беспринципных высокооплачиваемых политтехнологов сидели в приемной главы региона и бодро обсуждали, как им очернить гордого и свободолюбивого кандидата от оппозиции Фиму Дубко в глазах доверчивых избирателей.
– И отдельно надо запустить газету «Умри все живое». Про то, что семь казней египетских обрушатся на губернию и будет братоубийственная война, если Дубко победит на этих выборах, – предложил политтехнолог в розовой рубашке.
– Обязательно, – поддержал его политтехнолог в сиреневой рубашке.
– Значит, нужен еще один райтер, – резонно заметил политтехнолог в желтой рубашке. – Надо звонить Боре.
– Боря, наверное, не сможет приехать, – предположил политтехнолог в бирюзовой рубашке, учившийся с Борей в одном классе и знавший его чуть лучше остальных.
– Это еще почему? Деньги не нужны? – удивился политтехнолог в зеленой рубашке.
– Я слышал, он с ума сошел, – ответил политтехнолог в бирюзовой рубашке.
– В смысле?
– В буквальном: в дурке лежал. Слишком далеко зашел в поисках собственного «я», – усмехнулся политтехнолог в бирюзовой рубашке.
– Набери его на всякий случай. Мало ли, – неопределенно махнул рукой политтехнолог в зеленой рубашке.
Юноша в бирюзовой рубашке пожал плечами и с энергичной вальяжностью, свойственной исключительно беспринципным высокооплачиваемым политтехнологам, завозил пальцем по экрану телефона.
– Борь, привет. Можешь говорить?
Не дожидаясь ответа, он включил громкую связь.
– Самбайну, – раздалось из динамика.
– Ты в России? – зычно спросил политтехнолог в бирюзовой рубашке, перекрикивая гипотетические помехи.
– Я? Нет.
– А где?
– Не знаю... Где-то во Внутренней Монголии. Но откуда здесь сигнал?! – голос Бори вдруг стал по-детски растерянным.
– Какой сигнал? – спросил политтехнолог в бирюзовой рубашке, начиная раздражаться.
– Мобильной связи. Его не может здесь быть… Значит, это правда. Все – правда. – удивление Бори было бы эпическим, если бы не неприятный тембр голоса, доставшийся ему от папы.
– Абонент не отвечает или находится вне зоны действия сети, – раздалось из динамика. Никто, впрочем, не расстроился.
– Идиот, – грустно констатировал политтехнолог в желтой рубашке, самый начитанный из пяти присутствующих.
– Похоже, и впрямь умом тронулся, – подвел итог политтехнолог в сиреневой рубашке. – Надо Коле звонить.

Эпилог
После того, как в прессу все-таки просочилось несколько упоминаний о «Внутренней Монголии», проект пришлось свернуть. Но от своего плана Корпорация не отказалась.
Осенью того же года Человек-в-мятой-шляпе стремительным шагом миновал зал прилета аэропорта Боле. Его никто не встречал, багажа у него не было и, казалось, ему суждено затеряться, растаяв в разреженном высокогорном африканском воздухе. Однако уже на пятый день своего пребывания в Аддис-Абебе Человек-в-мятой шляпе был представлен президенту Эфиопии.


* * *

Ефим Александрович Дубко выиграл выборы губернатора Ужейской области в первом туре, однако через полгода покинул свой пост, а затем и страну после того, как на него были заведены два уголовных дела. Столкнувшись на одной из улиц Буйнос-Айреса с Борей, он едва ли признал в оборванном растамане с чудовищным шрамом на правой щеке своего соотечественника. Встретившись с ним взглядом, Ефим Александрович невольно поежился и отвел глаза. Он вдруг почувствовал необъяснимую нервозность и закурил первую за день сигарету, хотя собирался это сделать только после обеда.


Убить Кромвеля



Федор Никитич Ботвин, будучи мужчиной воспитанным и где-то даже интеллигентным, старался собеседника лишний раз не перебивать. Поэтому те, кому приходилось время от времени разговаривать с ним по телефону, зачастую с непривычки заканчивали свои монологи тревожным «Алло?»
Так произошло и в этот раз.
– Да-да, я слышу вас, – Ботвин поспешил успокоить Алексея Григорьевича Заварзина – руководителя Ужейского регионального Исполкома «Единой России». – Но не уверен, что до конца понял. Я ведь гуманитарий, для меня «континуум» – это что-то из научной фантастики.
– Ваша фронт работ – идеология. И общее здравомыслие. За технический аспект будет отвечать Антон Евгеньевич Кононов.
«Вот только этого клоуна не хватало!», – подумал Федор Никитич. И тут же, как и положено человеку, недавно открывшему для себя йогу, устыдился своего гнева.
– Вы ведь уже не один проект вместе успешно реализовали, – со всезнающей начальственной ленцой напомнил Заварзин.
Несколько утрированным усилием воли, что выразилось в сморщивании породистого лица в курью жопку, Федор Никитич заставил себя после этой заварзинской реплики вообще ничего о Кононове не подумать, и лишь смиренно ответил:
– Да, приходилось. Итак, у вас в кабинете через час?
– Через час пятнадцать, – поправил Заварзин. – И никому ни слова, даже в Исполкоме. Проект очень важный, утечки допустить нельзя.
– Конечно. Через час пятнадцать.
– Жду. – Заварзин повесил трубку.
«Хоть бы один проект у тебя, мудака, был неважный», – беззлобно подумал Федор Никитич и, взяв чашку с остывающим кофе, задумчиво отправился в курилку.


* * *

Должность Федора Никитича Ботвина официально называлась «Заместитель руководителя Исполкома Ужейского регионального отделения ВПП «Единая Россия» – Начальник отдела агитационно-пропагандистской работы». На деле же он вяло и без огонька выполнял обязанности пресс-секретаря. Не сказать, чтобы Ботвин свято верил в то, что «Единая Россия» занимается нужным и полезным делом, – к партии он относился иронично-снисходительно и даже не особенно это скрывал. Но и уходить со службы не собирался: по ужейским меркам платили в Исполкоме прилично, да и работа была, чего уж там, непыльная. Время от времени Федор Никитич писал пресс-релизы, раздражавшие своим казенным оптимизмом даже его самого, а на немногочисленные вопросы журналистов всегда отвечал: «К сожалению, никак не могу это прокомментировать». Плюсом такого рабочего графика была возможность читать в местном университете лекции по английской филологии и защитить кандидатскую по Джеффри Чосеру.
Словом, особого дискомфорта по поводу принадлежности к «Единой России» Федор Никитич не испытывал. По-настоящему убежденных оппозиционеров в Ужейске не было, диалектику все в школе проходили, поэтому от нерукопожатности ни он, ни даже его более одиозные и публичные однопартийцы не страдали. Ботвин, например, по выходным играл в преферанс с лидером ужейских правых Жорой Гетельсоном, который в последнее время стал обнаруживать в себе задатки евросоциалиста.
Через час с четвертью Федор Никитич входил в кабинет руководителя Исполкома Алексея Григорьевича Заварзина. Начальник отдела по работе со сторонниками и средами Антон Евгеньевич Кононов уже сидел за круглым столом, задумчиво возя пальцем по экрану смартфона.
– Чай? Кофе? – бодро спросил хозяин кабинета. Кононов и Ботвин вздрогнули. Похоже, дело было и впрямь серьезное: обычно Заварзин не то, что чаю не предлагал, а даже минералку от сотрудников прятал, приберегая ее для важных гостей.


* * *

– Убить Кромвеля! И сделать это до того, как он придет к власти и изменит мировую историю. Для нас это сейчас прерогативный партийный проект. Можно сказать – стержневой, – закончив, Заварзин привычно устремил вдаль взгляд с пафосной поволокой.
– А почему именно наше региональное отделение? – приняв перспективу путешествия во времени и необходимость убийства как должное, спросил Кононов. – Что, в ЦИКе некому? В Генсовете опять-таки у нас олимпийцев сколько. Им как-то сподручнее. Карелин, например. Он в хорошей форме, сами видели. Ну, когда он в цирк приезжал зарядку проводить – «Урок физкультуры XXI века». Вот он пусть и убивает. Кромвеля, – задумчиво добавил Кононов, до которого постепенно стала доходить некоторая неоднозначность средств реализации партийного проекта «Славим человека труда!»
– А это будет первый случай, – Федор Никитич на секунду задумался, подбирая подходящее слово, – использования машины времени.
– Абсолютно. Вам выпала великая честь, – констатировал Заварзин.
– Я, безусловно, осознаю… и даже где-то ценю. Но, может быть, кого-нибудь из «Молодой Гвардии» отправить в прошлое. – предложил Федор Никитич. – Они ребята крепкие, спортивные. А у меня лишний вес. Купероз опять же.
– Федор Никитич! – укоризненно начал Заварзин. – Россия поднимается с колен. Наши ученые освоили такие прорывные технологии, какие и не снились их западным коллегам. Ведь наука всегда была нашей гордостью. И сейчас, когда страна преодолела безвременье 90-х, когда перед молодыми открыты все пути, у нового поколения наших ученых появилась наконец-то возможность реализовать самые смелые свои фантазии. Уверяю вас, путешествие во времени будет абсолютно безопасным.
Вообще-то Заварзин был мужчина неглупый, но иногда, начиная говорить о России, впадал в какой-то экстатический пафос – даже голос становился на полтона выше. При этом – хотя актерских способностей за Алексеем Григорьевичем замечено не было – никто бы не рискнул однозначно утверждать, что Заварзин неискренен. Однако тайны его души меркли перед перспективой путешествия на построенной российскими учеными машине времени с целью убить Оливера Кромвеля.
«Положим, до убийства дело не дойдет, – размышлял Федор Никитич. – Вот еще мне надо грех на душу брать: Кромвеля убивать. Да и убийца из меня… Я даже и не знаю, какой из меня убийца. Не суть. Нет никакой машины времени. Все это розыгрыш. Проверка лояльности. И хорошо бы так. А то вдруг и впрямь какой-нибудь агрегат построили? В прошлое, понятное дело, не попаду. Но ведь угореть можно, газа какого-нибудь надышаться. Или перегрузки – вдруг там центрифуга?»
– Андрей Юрьевич лично попросил, чтобы это были вы, Федор Никитич. – Заварзин перешел на доверительную интонацию. – Все-таки вы в совершенстве владеете английским. Без вас никак. А с физическими трудностями вам Антон Евгеньевич поможет справиться, – Заварзин ободряюще кивнул с сторону Кононова. – Он у нас мужчина крепкий, на лыжах ходит. Но в этот раз «Лыжню России», Антон Евгеньевич, придется пропустить. В выходные вам предстоит заняться Оливером нашим Кромвелем.
– В выходные? – растерянно переспросил Кононов.
– Вы не волнуйтесь, отгулы я вам потом дам, – заверил потенциальных убийц Заварзин. – Кстати, на вашем участии в проекте Андрей Юрьевич также настоял лично.
– Слушайте, какая, к черту, машина времени?! Какой Кромвель?!! Вы вконец тут все рехнулись?!!! – вдруг заорал Кононов. В силу психофизических особенностей Антон Евгеньевич за считанные секунды разгонялся до лютой истерики в случаях, когда понимал, что не контролирует ситуацию.
Заварзин устало возвел очи долу, всем своим видом показывая, как он разочарован. Затем поднял трубку, нажал кнопку «1» на панели моментального набора и преувеличенно бодрым голосом отрапортовал:
– Андрей Юрьевич, информацию до личного состава довел, послезавтра ждем вас и ваших специалистов, как договаривались. Служу России!


* * *

Вечером Кононов и Ботвин, из-за ощутимой разницы темпераментов и воспитания испытывавшие друг к другу стойкую неприязнь, тем не менее выпили литр водки в неказистом ресторане «Тихая гавань» через дорогу от Исполкома. И хотя из-за сложившихся обстоятельств ни тот, ни другой в этот раз не пытались унизить собеседника, разговор как-то не клеился. Придя домой, Федор Никитич долго и надрывно блевал, а более физически выносливый Антон Евгеньевич купил по дороге баклашку пива «Ужейские просторы» и уселся с ней перед компьютером. Ближе к утру его жена Марина, растолкав заснувшего у монитора супруга, заставила его раздеться и перебраться в спальню. Уложив мужа, она заглянула в компьютер, чтобы убедиться в правильности своих давних подозрений. Но вместо ожидаемого сайта знакомств или интим-услуг к немалому удивлению обнаружила открытую страницу энциклопедии, сообщавшую: «Оливер Кромвель – вождь Английской революции, выдающийся военачальник и государственный деятель, в 1643-1650 годах – генерал-лейтенант парламентской армии, в 1650-1653 годах – лорд-генерал, в 1653-1658 годах – лорд-протектор Англии, Шотландии и Ирландии. Считается, что его смерть наступила от малярии или же от отравления. Уже после смерти его тело было извлечено из могилы, повешено и четвертовано, что было традиционным наказанием за измену в Англии».


* * *

– Наш Аналитический Центр провел серьезнейшее фундаментальное исследование, в результате которого пришел к единственно правильному выводу, – прилетевший утренним рейсом из Москвы Член Высшего Совета Партии Андрей Юрьевич Воронцов был как всегда деловит и подтянут. – Титанические усилия «Единой России», безусловно, позволили нам преодолеть последствия «лихих 90-х», достичь определенного процветания и вернуть лидирующие позиции на международной арене. План Путина изо дня в день доказывает свою эффективность. Мы все делаем правильно. Но прошлое, с которым мы воюем, сильно. Угроза либерального реванша и хаоса по прежнему существует. И теперь – благодаря успешной реализации объявленного Президентом инновационного курса – у нас появилась возможность выкорчевать корень всех наших зол, вырезать опухоль вместо того, чтобы прикладывать компрессы. Пока наши оппоненты думают, что творят историю на митингах, мы сотворим эту самую историю в буквальном смысле слова. Усилиями наших ученых стало возможным путешествие во времени. И мы используем эту возможность по максимуму – и на благо России. Пресекая преступную деятельность Кромвеля в прошлом, мы сможем изменить отношение к человеку труда в настоящем. А именно человек труда – творец величия России, ее опора и надега. Кстати, Федов Никитич, – безо всякого перехода вдруг заявил Андрей Юрьевич, – когда вернетесь из прошлого, вам нужно обязательно похудеть!
Ботвин сделал вид, что последнюю реплику Воронцова не услышал.
– Но почему именно Кромвель? Не Ленин, например, или Гитлер? – спросил Федор Никитич скорее для проформы: понятно было, что решение окончательное. Хотя в глубине души Ботвин по-прежнему ожидал, что сейчас Андрей Юрьевич вскочит со стула, рассмеется и крикнет: «Саечку за испуг!» Но он был серьезен. Серьезен настолько, что в этот раз о приезде в Ужейск Члена Высшего Совета «Единой России» не стали сообщать прессе и даже отказались от традиционной в таких случаях региональной партийной конференции, проводившейся обычно в Ужейском Театре Кукол.


* * *

– Знаем мы эти их проекты! – возмущался Кононов в курилке. – Какая-нибудь овца двадцатилетняя из интернета чего-нибудь надергала – вот тебе и все научное обоснование. Построили они машину времени, как же! Заводы стоят, армия в жопе, а они, видишь ли, машину времени построили! Чтобы мы Кромвеля убили. Совсем они там в Москве сдурели!
– Совместный проект Роснано и Росмолодежи, честно говоря, не очень внушает доверие, – согласился Ботвин. – Профанация это чистой воды. Хуже «Доступного жилья».
– Куда уж хуже? – иронично заметил Кононов. Мужчины преувеличенно громко рассмеялись. Оба заметно нервничали, но старались не подавать вида.


* * *

В ночь накануне отправки в прошлое Кононову снились длинные коридоры Государственного департамента США с позолоченными люстрами и красными ковровыми дорожками. И в какую дверь не заглянешь (а Кононов зачем-то заглядывал во все), в каждом кабинете под портретом Барака Обамы сидело по Кромвелю. Некоторые были толстые и с усами, некоторые – вполне подтянутые и гладко выбритые. Был даже один Кромвель-мулат. И все они, Антон Евгеньевич это чувствовал, люто ненавидели поднимающуюся с колен Россию. «Странно, секретарш ни у кого нет, – подумал Кононов за секунду до пробуждения. – Несолидно как-то, Госдеп все-таки».


* * *

Машина времени, привезенная накануне ночью на пустынные задворки промзоны «Ариэль», выглядела на удивление невзрачной. На поверхности стальной, со следами сварки, сферы мигали несколько асимметрично расположенных лампочек. Чуть поодаль скучились несколько синих тентов, с которых для конспирации содрали слоган «План Путина – победа России», и с десяток разномастных раскладных стульев. Немногочисленные присутствующие были хмуры и сосредоточены.
– Специально для вас изготовили абсолютно аутентичную одежду, так что погружение в среду должно пройти без проблем. – Аркадий, конопатый молодой человек, прилетевший из Москвы вместе с Андреем Юрьевичем, протянул Кононову с Ботвиным два пакета. Один – с логотипом «Единой России», второй – почему-то Duty Free Pulkovo.
– Не замерзнем? – с сомнением спросил Антон Евгеньевич, узнавший в живописных лохмотьях костюмы из постановки «Одиссеи капитана Блада», которую он с сыном смотрел в Ужейском ТЮЗе ровно неделю назад.
– Вы попадете на территорию графства Суссекс 16 августа 1637 года, – напомнил Аркадий. – Где-то в районе пяти утра. Отличное, кстати, время: никто не заметит, как вы появились. И как раз тогда же в Суссексе будет и Кромвель, практически без охраны. Вы же помните инструктаж?
Кононов и Ботвин энергично закивали, дабы у Андрея Юрьевича и Аркадия даже мысли не возникло что-то объяснять по-новой. Инструктаж был чудовищно долгим и нудным. Особенно в части использования машины времени для возвращения в Россию, которая благодаря убийству Кромвеля наконец-то займет подобающее ей место в мире благодаря изменившемуся отношению к человеку труда.
– Я все-таки свитерок поддену, – решил Кононов. – А то в Суссексе в августе, знаете ли, погоды очень переменчивые.
Костюмы, странное дело, сидели на убийцах Кромвеля как влитые. Что очень обрадовало Андрея Юрьевича:
– Это добрый знак, я считаю. Примерить возможности не было, сами понимаете, все в строжайшей секретности готовилось. А ведь прямо как на вас шили. Как денди суссекский одет. Это у удаче! – с воодушевлением заключил Воронцов.
– Присядем на дорожку, – предложил Ботвин.
– Не буду лишний раз говорить о важности задачи. Сделайте все возможное и невозможное, – сказал Андрей Юрьевич, энергично поднимаясь с потрескивающего на морозе раскладного стула. – Это – личная просьба Президента.
– А Президент в курсе? – оживившись, спросил Кононов.
– Этого я вам сказать не могу, – без тени кокетства ответил Андрей Юрьевич.
– Понимаю!
– Ну, с богом! – по отечески напутствовал Воронцов.
– Служу России! – зачем-то ответил Федор Никитич.
– Типа того, – оптимистично поддакнул Антон Евгеньевич.
Кононов и Ботвин открыли тугую дверцу в машину времени и полезли внутрь. Федор Никитич тайком перекрестился. Изнутри машина времени оказалась еще теснее, чем можно было предположить, глядя на нее снаружи. Было темно и почему-то накурено. Путешественники сели в разноцветные автомобильные кресла. Кононов по привычке пошарил руками в поисках отсутствовавшего ремня безопасности. Начался обратный отсчет. Машина времени загудела и неритмично завибрировала.


* * *

На долю секунды – по крайней мере, так им показалось – Кононов и Ботвин потеряли сознание, а когда очнулись, оказались в сугробе посреди жиденького соснового леса. Ни машины времени, ни ее следов поблизости не было. У обоих немного болела голова, но, к счастью, это быстро прошло.
Вокруг не было ни души, но в самом лесу было что-то неуловимо родное. Конечно, теория вероятности не позволяла полностью исключить того, что из-за некой синоптической аномалии 16 августа 1637 года в графстве Суссекс погода была точно такой же, как в феврале в Ужейске, а к пяти утра полностью рассвело. Но шум проходящий невдалеке электрички и невесть откуда донесшийся обрывок песни «Голубая луна» подсказали Кононову с Ботвиным, что в этот раз убивать Кромвеля им не придется.
– Не сказать, что я сильно удивлен, – язвительно заметил Кононов.
– Интересно, мы где? – поинтересовался Ботвин.
– Тебе в рифму ответить?
– Холодно. Наверное, в России.
– Я коньяк с собой взял. Можно сказать, пронес на борт. Будешь?
– Буду, – кивнул Федор Никитич.
– Ну, за Кромвеля, будь он неладен, – криво усмехнулся Кононов, открутив крышку с массивной фляжки.
– Там справа шоссе, судя по шуму, – сказал Ботвин, сделав аккуратный глоток. – Надо идти, пока не замерзли вконец.
– Пойдем, – согласился Кононов, – Может до психушки кто подбросит – вид у нас подходящий, – он иронично оглядел прекрасно сидящие на обоих камзолы.


* * *

– Уже хорошо, – с неподдельным оптимизмом резюмировал Кононов, молодецким глотком допив коньяк. Грязно-белая «Нива» и тонированный Mercedez проехали мимо стоящих на обочине мужчин, одетых не только не по погоде, но и не по эпохе, даже не сбросив скорость. Но по номерам машин стало ясно, что находятся несостоявшиеся убийцы все-таки в Ужейской области. Вид машин также внушал надежду, что если Кононова и Ботвина все-таки умудрились переместить в прошлое, то в очень недалекое.
– Думаешь, остановится кто? – с сомнением спросил Ботвин.
– Из любопытства может кто и остановится, – предположил Кононов. – Что, кстати, говорить будем, если спросят, откуда два таких живописных эсквайра нарисовались? Погорельцы? Хипстеры? От цирка отстали?
– Кстати, мысль. Скажем, что мы киношники. Были на натурных съемках и заблудились.


* * *

– «Король Лир»? – с недоверием спросила Алла – блондинка, сидящая за рулем огромного оранжевого BMW. – В феврале? В Ужейске?
– У режиссера такое видение, – терпеливо начал объяснять Федор Никитич. – Шекспира так часто экранизировали, что свежий взгляд, согласитесь, просто необходим. И в лесу нас нарочно бросили: у режиссера метод такой. Как у Вернера Херцога. Мы должны в XXI веке почувствовать весь мрак средневековья, помноженный на современную отчужденность.
– А вы кого играете? – спросила блондинка, не расположенная к дискуссиям об отчужденности. Полюбопытствовала она скорее из вежливости, потому что живой интерес к кинопроекту потеряла, как только узнала, что Гоша Куценко в съемках не участвует.
Кононов и Ботвин переглянулись. Антон Евгеньевич подбадривающе кивнул Федору Никитичу в том смысле, что ты, мол, гуманитарий, ты и отдувайся. «Короля Лира», к стыду своему, Ботвин помнил смутно. Сюжетную канву – еще туда-сюда, а имена персонажей, кроме заглавного, – увы.
– Там очень вольная трактовка, – осторожно начал Федор Никитич. – Много исторических и литературных персонажей, которых у Шекспира не было. Я вот, например, Генри Чинаски.
– А я Кромвель, – торопливо вставил Кононов.
И после небольшой паузы не без гордости добавил:
– Вождь Английской революции, выдающийся военачальник и государственный деятель.
– А Гитлер? – спросила Алла.
– Что Гитлер? – несколько растерянно переспросил Федор Никитич, уже приготовившийся развернуто отвечать на вопрос, кто такой Чинаски.
– Гитлер там есть? Ну, среди новых персонажей, которых внедрили, – уточнила Алла.
– Почему Гитлер? – удивление Кононова и Ботвина было синхронным.
– Ну как же, кино – и без Гитлера? – искренне изумилась Алла.
– Гитлер в сиквеле вроде бы должен быть, – компромиссно предположил Кононов.
– Понятно, – совсем уж поскучневшим голосом сказала Алла. – Улица Карла Маркса. Получается, приехали. Где лучше высадить?
– После светофора, если можно. Вы подождите минутку, я с деньгами спущусь, – интеллигентно затараторил Федор Никитич.
– Перестаньте, – строго сказала Алла. – Я тоже в некотором роде человек искусства: в Red Club танцую. Считайте это корпоративной солидарностью.
– Спасибо, – наперебой загалдели Кононов и Ботвин, которым не терпелось скрыться в квартире Федора Никитича.


* * *

– Выпить есть? – предсказуемо спросил Кононов, едва войдя в квартиру.
– Есть, – охотно откликнулся Ботвин. – Только закуски мало.
– Никак думал, что надолго уезжаешь? – беззлобно поинтересовался Кононов. – Убивец!
– От убивца слышу, – ответил Федор Никитич, рыская в поисках стопок. – Мой фронт работ – идеология.
– Наливай давай, не томи. Подельничек! – мужчины наконец-то расслабились и принялись наперебой хохмить о своей неудавшейся миссии.
С шутками и идиотскими тостами Кононов и Ботвин неприлично быстро приговорили оказавшуюся в доме початую бутылку водки.
– Хорошо пошла: надо еще купить. Я сгоняю, – предложил Кононов, увидев тень сомнения на раскрасневшемся лице Федора Никитича.
– Только осторожно, чтобы хвоста не было. Мы ж теперь нелегалы. Если вдруг забыл, мы сейчас должны быть в Англии, в графстве Суссекс, – шпионским полушепотом предупредил Ботвин. И добавил уже серьезно: – Надо подумать, когда нам объявляться. И что говорить.
– Сейчас еще выпьем, посидим и все придумаем, – оптимистично предположил Кононов. – Главное, чтобы мы крайними не оказались.


* * *

Супермаркет был в соседнем доме, поэтому Кононов обернулся быстро.
– Никто тебя не видел? – поинтересовался Федор Никитич, открывая дверь и жуликовато оглядывая лестничную площадку.
– Вроде никто. Я закуски побольше купил, так что сдачи не осталось. Я потом отдам, – пообещал Кононов.
– Антон Евгеньевич, я тебя умоляю, – искренне возмутился Ботвин. – Я тут подумал… Правду, наверное, и впрямь этим мудакам говорить не стоит. Сейчас мы с тобой все распишем, чтобы в показаниях не путаться, и скажем, что задание выполнено: убили.
– Да не манди-ка! – изумился Кононов.


* * *

– Убили, – попеременно глядя до пугающего глупыми и честными глазами то на Заварзина, то на вновь прилетевшего из Москвы Андрея Юрьевича Воронцова, подтвердил Кононов. – Вот как есть, Федор Никитич вот этими вот руками в колыбели задушил. А я на шухере стоял.
– Да, – кивнул Федор Никитич. – Пришлось, знаете ли, порешить младенца. Не думал, что будет так сложно. Казалось бы, маленький, беззащитный… У меня ведь навыка-то немного. Все-таки я гуманитарий по образованию. Купероз опять же. – Ботвин задумчиво посмотрел на ворона, примостившегося на ветке за окном.
– Младенца? – недоверчиво переспросил Андрей Юрьевич.
– Является мне по ночам теперь, – доверительно сообщил Федор Никитич. – Nevermore, говорит, – не отрывая взгляда от окна, добавил он.
– Что, простите? – не понял Заварзин.
– Nevermore. И понимай как хочешь. Чувствую, сегодня опять придет. – В голосе Федора Никитича появились не то капризные, не то страдальческие нотки. – Жуткий, желтый… И глаза разного цвета. Как глазенки эти вспомню… – Федор Никитич выдержал паузу, вызванную не столько нахлынувшими воспоминаниями, сколько полученным под столом увесистым пендалем от Кононова. Антон Евгеньевич посчитал, что Ботвин переигрывает, и мнение это при себе держать не стал.
– Позвольте, – словно очнулся Андрей Юрьевич. – Я что-то нигде не читал, что у Кромвеля были разноцветные глаза. Да и не мог он умереть во младенчестве. Иначе как бы мы… В общем, зачем его убивать во младенчестве, если вы его и так во младенчестве убили?
– Да что вы, какой Кромвель, – запричитал Кононов. – Впрочем, вы и не можете этого помнить, – тон его внезапно стал задумчивым.
– Чего не можем помнить? – Заварзин начал нервничать. Андрей Юрьевич тоже – впрочем, вида не подавал.
– Во избежание воцарения в России XXI века анархической диктатуры и последующего либерального реванша, – заученным тоном начал Федор Никитич, – мы вынуждены были отправиться в одну из провинций Европейского Каганата…
– Это на территории нынешней Турции, – пояснил Кононов, предвосхищая возможные вопросы.
– …и там задушить младенца, который, став к тридцати годам видным политиком, мог бы направить ход мировой истории в губительное для России русло, – продолжил Федор Никитич. – Имя этого человека мы назвать не можем. Это, кстати, ваше распоряжение, Андрей Юрьевич.
– Мы хотели как-то задокументировать, – Кононов снова перебил Федора Никитича, предвидя очередной вопрос. – Но вы нам категорически запретили.
– Понятно, что после всего произошедшего ваше представление о случившем будет существенно отличаться от объективной реальности, – Ботвин постарался вложить в последние два слова максимум убедительности, – Вы сказали, что будете к этому готовы.
– Решение об убийстве человека, имя которого мы назвать не можем, было принято после первой экспедиции во времени, – не давая слушателям опомниться, продолжил Кононов. – В нее отправились только мы с Федором Никитичем. Вы, Алексей Григорьевич, после истории с Эсфирью вынуждены были остаться, – добавил Кононов, многозначительно потупив глаза.
– С Эсфирью? – Андрей Юрьевич удивленно вскинул бровь. Будучи латентным антисемитом и бабником со стажем, он резонно предположил, что «история с Эсфирью» может быть не лишена занимательности.
– Похоже, вы действительно не помните, – констатировал Кононов, глядя на ничего не выражающее лицо Заварзина (выглядеть растерянным Алексей Григорьевич посчитал ниже своего достоинства) и подернувшиеся маслянистой пленкой глаза Андрея Юрьевича, который перебирал в уме возможные варианты произошедшего между Заварзиным и Эсфирью.
– Пожалуй, оно и к лучшему, – предположил Федор Никитич.
– Безусловно, к лучшему, – подлил масла в огонь Кононов.
– Я, естественно, подготовил некий отчет. Ведь такой масштабный проект нельзя не завершить, полностью избежав формальностей. – Ботвин достал из портфеля тоненькую папку и передал Заварзину. – Но, сами понимаете, с учетом данных вам обещаний, некоторые вещи пришлось изложить… обтекаемо. Может быть, излишне обтекаемо.
– Впрочем, вы должны нас понять, – подхватил Кононов. – Ведь мы давали вам слово. А если взглянуть шире (а шире взглянуть на случившееся, поверьте мне, можно и нужно) не только вам мы слово давали – всей России мы давали слово это.
– Ну что ж, – преувеличенно бодро резюмировал Андрей Юрьевич, который, как и положено профессиональному аппаратчику, не мог позволить себе пребывать в прострации более пяти секунд, – спасибо за службу! Будем, как говорится, на связи. Материалы мы обязательно изучим. И еще раз напоминаю вам о конфиденциальности: все произошедшее должно держаться в строжайшей тайне. Впрочем, я уверен, что могу на вас положиться. – Он решительно встал со стула, намекая, что встреча окончена.
– Разрешите идти? – в совершенно несвойственной ему псевдоофицерской манере спросил Федор Никитич. Все-так он сильно нервничал.


* * *

Выйдя из Исполкома на улицу, Кононов и Ботвин в многозначительном молчании выкурили по сигарете и разошлись в по домам. Через полгода обоих вызвали в Москву. На Старой площади с них в обстановке избыточной секретности взяли подписку о неразглашении, вручили по Ордену «За заслуги перед Отечеством» (Кононову – второй степени, Ботвину – первой, видимо, как непосредственно душившему) и пообещали в два раза поднять зарплату. Подняли, правда, только на две трети, но и то хлеб.

К списку номеров журнала «АЛЬТЕРНАЦИЯ» | К содержанию номера