Золотая полка Захара Прилепина

Давеча Захар Прилепин излил душу журналу «Story»: «Современная русская литература есть, она полна сил и мрачного задора… Литература не осыпалась вместе с российской государственностью, нужные книги были написаны и ждут своего времени. Когда с нас спросят, чем мы занимались, нам будет что предъявить». Далее следует реестр авторов, создавших ну о-очень нужные книги: Александр Терехов, Алексей Иванов, Сергей Шаргунов, Михаил Елизаров, Борис Рыжий и проч.
Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно.
Рефутацию г-на Прилепина придется начать издалека, с отечественной исторической цикличности. Российская история, уж простите за ликбез, движется по синусоиде: периоды реформ чередуются с периодами контрреформ, – теорию Пантина и Лапкина еще никто из ученых не опроверг. А самое главное, – жизнь ее давно и безоговорочно подтвердила: реформатору Александру I наследовал контрреформатор Николай I, точно так же, как реформатору Ельцину – контрреформатор Путин. Параллель эта возникла не всуе, ибо путинская эпоха представляет собой удивительно точный слепок с николаевской: та же бархатная диктатура с всевластием спецслужб и повальной коррупцией.
К чему это я? – а вот к чему. Марксистский закон соответствия базиса и надстройки нынче пылится в архиве, и совершенно напрасно. Ибо в стагнирующем обществе не может быть процветающей словесности.
В середине 1840-х Сенковский ехидно заметил: в Российской империи есть великие писатели, зато нет хороших книг. В отечестве нашем все повторяется, и без малого два века спустя Вик. Ерофеев почти дословно воспроизвел барона Брамбеуса: у нас есть писатели, но нет литературы. Точно так: качественной литературы днем с огнем не сыскать. Зато великих писателей пруд пруди, на все буквы алфавита: от Елизарова до Шаргунова. Парадокс? Да ничего парадоксального: чины людьми даются, а люди могут обмануться.
Вот, скажем, Терехов – лауреат «Большой книги» и «Нацбеста», зализанный критикой до сального блеска. Но изъясняется лавровенчанный мэтр на редкость коряво, под стать полуграмотному селькору 20-х: «убедительно сгораемая жизнь», «девушка не выглядела запоминающе красивой». Срочно за парту – грамматику учить!
Букероносный Елизаров, объявленный Платоновым наших дней, – ровно того же поля ягода: каталог всех мыслимых ошибок, от плеоназма («временное затишье») до лексической несочетаемости («мачете импортного производства»). За парту, к второгоднику Терехову…
Шаргунов предпочитает плеоназму откровенный маразм. «Была весна. Май… Она купалась без лифчика… Груди у Насти были маленькие, но упругие, в застывших каплях воды», – застывшие капли воды? так май у нас на дворе или декабрь? «Ощущая только пляску, бешеную пляску в кишках и аортах», – я-то, по невежеству своему, считал, что аорта у человека одна… «Читать я научился раньше, чем писать», – а что, возможен обратный порядок действий? Кстати, весьма точное признание, – ибо писать Шаргунов и по сю пору не выучился. Отправить бы и его за парту, – да боюсь, обычной школы тут мало, понадобится коррекционная…
Рыжий был канонизирован еще при жизни, – и, сдается, совершенно незаслуженно. Взять хоть хрестоматийные, до дыр зацелованные критикой вирши: «Ордена и аксельбанты/ В красном бархате лежат, / И бухие музыканты / В трубы мятые трубят… /Отставного хоронили / Адмирала на заре…» Похороны на заре – не рановато ли? Более того, я не так давно полтинник разменял, но ни разу не видел, чтобы за гробом военного несли аксельбанты. И откуда, скажите на милость, у адмирала аксельбанты? – он что, дембель ВДВ с веревочной регалией через плечо?.. Или это казахский адмирал преставился? Если угодно, еще одна общеизвестная цитата: «От заворота умер он кишок». В результате неуклюжей анастрофы возникает сюрреалистическое словосочетание: «он кишок». Разве невозможно уложить высказывание в пятистопный ямб, не ломая языковые нормы? – к примеру, так: «Причина смерти – заворот кишок»…
Особо отмечу: я намеренно не касаюсь ни психологизма, ни сюжетостроения, ни идеи. До таких ли тонкостей, если простейший экзамен на профпригодность благополучно провален? Потешаться над несуразицами прилепинских фаворитов можно до бесконечности, – благо, поводов не счесть. А потому впору перейти от частностей к закономерности.
Я уже не первый год спрашиваю: человек без навыков работы топором – не плотник; так с какого перепуга человек без навыков письменной речи считается писателем?  Ну да, чины людьми даются, а люди могут обмануться. Отчего же мы так охотно обманываемся?
Характерная черта любых российских контрреформ есть примат семиологии над онтологией, проще говоря – господство видимости над сущностью. В 1839 году маркиз де Кюстин назвал николаевскую Россию империей фасадов. Путинская Россия заслуживает той же самой характеристики: за что ни возьмись, все декоративно. Медицина не лечит: патологоанатомы говорят, что 70% диагнозов были ошибочны. Школа не учит: судя по опросу ВЦИОМ, 33% россиян считают, что Солнце вращается вокруг Земли. Реестр видимостей можете продолжить по своему усмотрению: ошибиться практически невозможно… Ситуацию можно назвать постмодерном (по Беллу и Бауману), можно спектакулярностью (по Дебору), но суть от этого не меняется: мы в очередной раз поставили во главу угла симулякр – вторичный образ без первичного подобия. Так почему словесность должна быть исключением из общего правила? Законы спектакулярной экономики распространяются и на литературу: и здесь 70% цены товара составляет бренд. Была бы этикетка хороша, а пипл и не то схавает.
Вернемся, однако, к прилепинской цитате: «Нам будет что предъявить…» Возможно, и будет. В одном уверен: это не Шаргунов & Co, ибо сочинители с золотой полки Прилепина будут числиться по ведомству курьезов. Точно так же пращуры наши полагали, что предъявят вечности Кукольника и Бенедиктова, – однако на поверку вышло несколько иначе. История – великий учитель, но где ее ученики?