Гофман и другие. Стихотворения

    

    Гофман

    

    

    I. Ночные этюды

    

    Из темноты, где полночь рыжая урчит,
    небритый Гофман, словно гвоздь кривой, торчит
    и тени собственной пугается в ночи,
    смычком взволнованно по дереву стучит,
    “Тьфу-тьфу”, — плюёт он через левое плечо,
    и догорает оплывающей свечой,
    и что-то пилит, и из собственной души
    плетёт верёвочку, чтоб страхи задушить

    

    II. Песочный человек

    

    Плетёт верёвочку, холодную как снег...
    Но пробирается песочный человек
    в кошмары ночи, в бессознательный проём
    спинного мозга, наполняя водоём
    холодных глаз комками ржавого песка,
    и кровь горячая колотится в висках,
    и бледный Гофман пилит лобзиком сустав,
    и прорастает скрипка, плача, сквозь рукав.

    

    III. Кавалер Глюк

    

    И прорастает скрипка, вечная, как мрак,
    как крона дерева, как всхлипы ветра, как
    ночной кошмар, в котором с комьями песка
    в один зелёный ком смешается тоска,
    и всё в душе сожжёт огнём своим дотла.
    Луна вращается по небу, как юла,
    а там, в ночных провалах-впадинах луны,
    кричат горластые некормленые сны

    

    IV. Угловое окно

    

    и клювы острые вонзают в небосвод.
    Небритый Гофман прорастает и растёт,
    пытаясь мысленно проникнуть в ворожбу…
    Не обмануть, увы, безглазую судьбу.

    До подбородка добегает липкий страх,
    и понимает Гофман: тело — это прах,
    всё прах, одну лишь только музыку души
    не в состоянье сумрак ночи заглушить.

    

    V. Щелкунчик и Мышиный король

    

    Всё прах. Все эти наши мысли и слова —
    всё обрывается. Пока душа жива,
    пока болезнь не отравила спиртом мозг,
    он строит хрупкий, но реальный мост,
    он смотрит ввысь — там по веленью Рождества:
    уродец кукольный под маской волшебства
    любви достоин, обретая кровь и плоть...
    А душу Гофмана тем временем Господь
    за нити тонкие возносит в небеса,
    туда, где Сам распределяет чудеса.

    

    

    Ходит ночь, беременная снами

    (Цикл ночных стихотворений)

    

    

    I

    

    Так, как я, не умеет никто
    Говорить о тебе.
    Ночь, как конь, ходит в сером пальто
    Буквой “Б”,

    Ходит, цоканьем серых копыт
    Будит сны.
    Мордой в окна: кто, дескать, не спит?
    Мы!

    Это мы, это я о тебе,
    Это сон,
    Он спускается вниз по трубе
    На газон,

    Зарастает травой, сорняком,
    Пылью и
    Говорит ни о чём, ни о ком —
    О любви.

    Ночь в пальто чешет бок о фонарь,
    А фонарь
    Провожает глазами январь.
    И, как встарь,
    Говорит: всё проходит как сон.
    Нет, не сон.
    Разве сон — эта в небе косом
    Рыба сом?

    Рыба камбала, рыба луна,
    Рыба-сплю...
    Ночь в пальто лошадином темна.
    Я терплю,

    Я не сплю, я могу, как не тот,
    Не тогда,
    Говорить о тебе. И растёт
    Борода

    Из-под неба, рассветом грозя
    Облакам.
    Губошлёпую ночь бьёт лоза
    По бокам,

    И она убегает в луну
    Буквой “Б”.
    Для тебя… лишь тебя я одну…
    О тебе…

    

    II

    

    Сон

    

    Входит сон,
    говорит: “Сон”.
    В небе сон.
    В небе рыба-сом.

    В небе свет.
    В небе дна нет.
    Светит свет,
    там, где сна нет.

    Входит сон,
    говорит:
    “Спишь?”
    Вносит сон
    на подносе fish.

    Ты одна
    замерла на
    миг, замерла
    под крылом сна.

    Сон расстилает
    на окне сны.
    Сон наставляет:
    “Только ей
    снись!”
    Ей,
    говорит, снись,
    ей, ты,
    лей, говорит,
    слова о ней,
    ты.

    Сон обнажает
    твою ночь,
    сон,
    сон обряжает
    луну в ноль,
    сон

    шепчет тебе
    то, что только я
    знал.
    Сон всё слышал,
    когда я спал.

    Сон в твоей руке.
    В руке нить бус.
    Милая моя,
    а я тебе снюсь?

    

    III

    

    Ты уснула. Уснула. Уснула ты.
    Ночь качнула. Качнула. Качнула тюль.
    А у стула. У стула... У темноты
    нету имени. Имени нет. Июль

    скоро будет. А будет? Да, будет он
    весь из будней. Из будней. Из будней сшит.
    Тихо будит. Да, будит... И будет сон
    крепче чая и слаще той, той, что спит.

    Ты уснула. А значит. А значит, день
    будет начат. Он начат. Он начат мной.
    Только скачет. Всё скачет. Всё скачет тень
    по стене. И сливается со стеной.

    Ты уснула. Уснула. Твоя душа —
    отпусти её, пусть полетит одна
    мимо гула, разгула, едва дыша,
    пролетит сквозь холод окна. На

    перепутье, лоскутный забыв платок,
    она встретит меня и попросит, чтоб
    крепко обнял её я. А что потом?
    А потом, как в пословице, — хоть потоп.

    Ты уснула. Уснула. Уснула ты.
    Ты качнула. Качнула. Качнула свет.
    Ты проснулась. Взглянула из темноты
    на меня... А меня... а меня… Нет?

    

    

    ***

    

    Н.Ч.

    

    Нет человека, который был бы как Остров...

    Джон Донн

    

    А я как остров. Я окружён тобой.
    И даже если колокол звонит по мне —
    мне всё равно. В меня вбивает камни прибой,
    надо мной глаза твои в вышине.

    звёзды, звёзды, созвездия и т.п.
    И даже если волною снесёт утёс,
    оторвёт от меня часть, я всё равно о тебе
    буду думать. В пене твоих волос

    буду слышать, как ручейки звенят,
    как планета рушится, как небеса трещат
    по швам. Не оставляй меня,
    море, по которому ходит моя душа.

    

    

    flauto dolce

    

    Зажми седьмую дырочку в душе
    И дунь. А может, музыка польётся?
    И где-то на девятом этаже
    Такой же человечек отзовётся,
    Зажав седьмую дырочку в душе.

    И лифт скользнёт. И лестницы пролёт
    Мелькнёт, и на засаленных перилах
    Столкнутся руки. А домашний кот
    Мяукнет, дескать, выгнали, нет силы
    И в лифт скользнуть... И песню запоёт...

    А эти двое, странные весьма,
    На нас с тобой похожие когда-то,
    Взойдут на переносицу окна
    И выпорхнут в метель, во тьму... куда-то...
    И незаметно включится весна.

    А кот домашний, видевший мышей
    Лишь на картинках, сядет на перила,
    Достанет музыку, которой нет вообще,
    И, чтоб она везде заговорила,
    Зажмёт седьмую дырочку в душе.