Тверская поэзия как перформанс

Поэзия рубежа веков в представлении самих поэтов всегда имеет дополнительную значимость – сменой или надеждой на смену вех.
Ситуация рубежа веков в Твери позволяет поставить вопрос не только о смене поэтических поколений, но и об изменении ориентиров писательского поведения. Однако многие новации здесь — условные и иллюзорные. За прошедшие с конца 90-х 12 лет изменилось многое, литературная жизнь меняет свои формы — как в столицах, так и за их пределами. Но если взять литературную жизнь одного региона, мы обнаружим любопытный вектор движения — то, как ушедшие в прошлое стратегии поэтического перформанса возродились в новом тысячелетии. И как поэты вернулись к тому же «эффекту действия».
Напомню, к перформансу можно отнести любую ситуацию, включающую четыре базовых элемента: время, место, тело художника и отношение художника и зрителя. Я не буду рассматривать телесные критерии — хотя внешний облик поэта в провинциальном городе представляет интересное поле для рассуждений, не стану рассуждать о времени, однако в целом картину очертить довольно легко.
1.Эстетизация жизни как условный признак поэтического.
В провинциальном городе, в нашем случае в Твери, это воспринималось как неизбежность — вместе с поэтическим обликом и «аурой благородной неудачи». Здесь к концу века все очевиднее становилось стремление дистанцироваться — и образовать между собой и публикой зону отчуждения, позволяющую высказываться абсолютно свободно.
2. Нормативное поведение провинциального поэта в 90-е: эффект саморепрезентации, оправдание ожиданий, привлечение внимания — именно в таком порядке.
В нашем городе было несколько вариантов — так, Игорь Васильев создал поэтическую газету «Рифма», нерегулярно выходившую, но снабженную лозунгом «Эта газета — газета поэта». Тираж раздавался — причем в самых неожиданных местах. Васильев мог придти в библиотеку, мог зайти в университет, а мог распространить тираж в ближайшей пивной. В целом понятный ход — обесценивание поэтического слова, в первую очередь слова печатного. В «Рифме» «профессиональные» тексты соседствовали с
графоманскими на равных, границы стирались, редактор иногда намеренно монтировал материал так, чтобы в пределах одной полосы как бы переходили друг в друга тексты совершенно различного уровня. Демонстративный отказ многих поэтов издавать собственные книги (даже когда предоставлялась материальная возможность, и были готовые тексты) оказывался частью той же самой стратегии. С этим, кстати, была связана в конце 90-х идея цикла вечеров «Поэты без книг». Эта составляющая, так сказать, традиционная — репрезентация своих талантов осуществлялась в неком монтируемом «параллельном мире». И такое поведение «в слове» неминуемо находило соответствие и в жизни. «Поэтические оргии» — определение, придуманное Мариной Батасовой, — наиболее точное описание тверских поэтических сборищ конца века, будь то презентации или авторские вечера; поэты без грима и масок себя не мыслили.
Так же строились и отношения с публикой. Пародист Борис Баламутов посещал каждое литературное мероприятие в городе и огорошивал собравшихся приличными по форме, но весьма двусмысленными экспромтами и вопросами. И неоднократно был выводим с вечеров… Старуха Изергиль (персонаж Александра Константинова) не только выступала в ночных клубах Москвы, Петербурга, но и читала свои стихи на улицах Твери.
3. А потом произошел переход «параллельного» поэтического пространства… Мы можем говорить о своего рода отступлении в 2000-х: «подполье» здесь воспринимается как прием и защитный механизм. Литературная жизнь не замирает, она продолжается, но внешние ее выражения привлекают куда меньше внимания. То есть выходят книги, проходят презентации и поэтические вечера, но время перформанса почему-то прошло: последняя такая акция относилась к проекту «Зеленин-Лебедев-Путин навеки»  (2003 год, Старуха Изергиль, Алексей Глухов). Если в это время и проходили какие-то акции, то они казались несколько запоздавшими (как яркий пример — вечер, приуроченный к 100 дням со дня смерти «шансонье» Михаила Круга). И попытки вывести поэзию из этой зоны недоступности путем акций были не востребованы.
Одним из интересных поэтов этого времени становится Святослав Михня — поэт, воплощающий во многом «дух места», автор многих путеводителей, человек, «чувствующий» родные места как никто другой.
4. Однако в конце 2000-х начинается возвращение к прежнему поведению; снова проявляется интерес к сериям акций, к внешнему, привлекающему повышенное внимание (от абсолютно эстетских вечеров проекта Кино/текст до сочетания поэзии с танцем живота).


К подобной тактике возвращаются как отдельные поэты — Дарья Родина или участник всех фестивалей свободного стиха Ефим Беренштейн, так и литературные студии, союзы. Так, церемония вручения литературной премии «Золотая тыква» Тверского союза литераторов была изначально задумана как шоу. Правда, реакция публики на выбор формата не была однозначной, и например, члены другого союза — Союза писателей России — всячески за это Марину Батасову критиковали. Однако союз литераторов этой тактике остается верен уже несколько лет. Среди самых интересных акций, пожалуй, надо назвать проект «Кино/текст». Тем более, что проект этот странный. Явно рассчитанный на эффект, он в то же время был усложнен и эстетизирован настолько, что публики в зале собиралось 10-20 человек. Суть его в том, что немые фильмы Майи Дерен, Сегундо де Шомона и др. озвучивали своими текстами современные поэты и прозаики. Можно ли воплотить образы великих немых фильмов в литературном тексте? Может ли слово соединиться с изображением? Возможно ли преодолеть барьер между логикой и фантазией? Можно ли прочитать то, что изначально рассчитано на уникальное восприятие?..
5.Идея оживления поэтической жизни — кажущаяся причина; настоящие причины гораздо глубже. Диалог поэтических газет (уже известной «Рифмы» и созданной в порядке полемике газеты «НЕ В РифмУ»), поэтические диалоги как возрождаемая форма и условный эпатаж как фикция (ненастоящие стихи, ненастоящие интервью, неподлинные тексты). Борьба поэтов с аудиторией упрощается. На очередной «Золотой тыкве» недовольный выбором жюри поэт Кропачев собирается «бить критику морду»; критик Бойников инициирует настоящие поединки с поэтами. А один из самых экспрессивных поэтов Твери — Дарья Родина — пытается утопить самого Бойникова. На этом фоне совершенно очевидна востребованность архаичной эстетики перформанса в столичной среде — успех старухи Изергиль сменяется десятилетием забвения, чтобы обеспечить успех ее «Ансамбля Христа Спасителя и Мать Сыра Земля» в столичных клубах и в Интернете).
Осторожно к этой тенденции примыкают и самые молодые поэты, как например, член Тверского клуба литературных начинаний, созданного К. Кропачевым, Владимир Матюнин.

Я мог бы предложить несколько вариантов объяснений:

1. Волновой принцип — от эпатажа к «внутренней жизни» и назад.
2. Постмодернистская ситуация — цитатность приема.
3. Влияние Интернета, за пределами столиц обеспечивающего основу
поэтической тусовки, но после адаптации к пост-гутенберговскому миру возникает потребность компенсировать недостаток общения.

Легко увидеть уязвимость всех этих концепций. Из трех категорий — пространство, время, и материальность — первая учитывается в наименьшей степени. Важно не только само действие и его временные рамки, но пространственные ориентиры — теперь, когда различия в литературной жизни провинции и столиц определяются, они приобретают еще большее значение. Впрочем, у многих читателей и авторов должны быть собственные мнения по данному вопросу.