Постскриптум. Слова и числа

   «Цифростишия. Поэзия без букв» - так озаглавил свою книгу математик и писатель Александр Попов. Идея, положенная в основу  стильного литературно-художественного издания, более радикальна, чем та, что тревожила острые умы на протяжении веков - проверить алгеброй гармонию. Мысль Александра Попова идет много дальше, дальше даже отождествления алгебры и гармонии; открытие поэзии чисел – его цель. Прежде чем судить о том, достигнута ли она, необходимо понять, достигаема ли эта цель в принципе.
   Цифростишия предстают перед читателем в изящном, прекрасно оформленном литературно-художественном издании (издательство Игоря Розина), которое приятно держать в руках. Перед читателем не банальные «стихи из цифр», составленные из уложенных в прокрустово ложе стихотворного размера числительных. Не составленные из математических выражений своеобразные каллиграммы – что, возможно, было бы неплохой и вполне оригинальной  идеей на стыке алгебры и графики (тем более, что им обеим свойственно выявлять конструктивные особенности вещей). И не просто калейдоскопическая бесконечность сочетаний и перестановок чисел, повинующихся таинственным – особенно для непосвященных – законам, бесстрастно формирующим из них строгие орнаментальные ряды («кружева из цифр»).
   «Поэзия многогранна, - говорит автор, - Вязь ее букв доступна многим. Кружева из цифр пользуются меньшим вниманием». Александр Попов предлагает присмотреться к ним, утверждая: «это просто стихи, в углах которых таится красота». Оставим  в стороне спорное высказывание о доступности поэзии, тем более, что фактически автор говорит о «вязи ее букв», и рассмотрим кружева цифр. (Но попутно отметим свойственную автору обтекаемость формулировок; не могу судить, насколько она свойственна текстам А. Попова вообще, но в данном случае ее можно признать отчасти вынужденной, призванной сгладить противоречивость многих соседствующих в книге комментариев к цифростишиям).
   Такой – в духе времени – инновационный подход привлекает внимание, и, давая простор фантазии, подстегнутой удивлением, одновременно отвлекает его от нескольких простых вопросов, которые я и попытаюсь рассмотреть.
Каковы отличительные признаки стихотворения?
   Стихотворениям присущи ритм и, часто, рифма. Ритма в цифростишиях не наблюдается, если не принимать во внимание возможность цифр быть носителями и выразителями ритма. Но в данном случае она не проявляется, поскольку мы имеем дело с рядом воспроизведенных графически, не связанных
между собой математических уравнений, а не со словесным аналогом чего-то вроде математического (прогрессив-) рока в стиле King Crimson.
   Рифмы, по моим наблюдениям, также отсутствуют. Удалось найти вот такую систему уравнений, в которой с некоторой натяжкой можно распознать палиндромное двустишие:
987654321:8=123456789
123456789*8=98765432,
- но это, скорее, случайная, чем свойственная числовым выражениям конструкция.
   Однако, поэзия многолика, и остается еще одна формальная возможность, к которой могут апеллировать адепты цифровой поэзии: цифровой (в том числе фигурный) верлибр. И это неплохая возможность, учитывая повсеместную популярность свободного стиха.
Но возможна ли поэзия без букв?
   Очевидно, да. Поэзия трансцендентна. Ее источник лежит за пределами видимого мира, что и ставит ее в ряд явлений, трудно поддающихся определению. Поэтому, говоря о поэзии, приходится характеризовать ее с различных точек зрения, так, чтобы данные характеристики дополняли друг друга. По этой же причине (и в первую очередь) поэзия возможна без слов. Переживание поэзии возникает при обостренном восприятии  разнообразных проявлений действительности, входящем в резонанс с беззвучными колебаниями душевных струн, многократно усиливает и проявляет их, но не сразу облекается в слова.
   Но слова, свои или чужие, появляются неизбежно в силу присущей человеку рефлексии и благодаря тому, что формой существования мысли является язык. Поэтическое – культивированное - слово появляется в силу стремления наиболее адекватно передать опыт, который по своей природе лежит за пределами возможности его воспроизведения, средствами материального мира. Искусство по своей природе символично, и поэтические образы суть символы, которые, согласно А. Белому, больше самих себя. И чрезмерная (не свойственная обыденной речи) смысловая нагрузка приводит в том числе к особой организации поэтической речи, упорядочивающей слова, подобно тому, как образуется кристалл.
   Кристалл являет нам совершенство конструкции и волшебную игру света, но поэзия возникает, когда на него падает взгляд человека, мысленно обнимающего и соотносящего внешний и внутренний миры, отражающиеся, преломляющиеся и дробящиеся в его гранях.
   Поэтому поэзия без букв и слов возможна, но для передачи ее от одного индивидуума (автора или читателя) другому (читателю) она облекается в слова. Причем в роли слова может выступать и краска, и жест, но полнотой смысла обладает все-таки слово как таковое, и это уже другая тема.  
Можно ли говорить о поэзии чисел?

   В переносном смысле – безусловно, да. Как уже было сказано, не принципиально, какое из явлений окружающего мира послужило причиной интенсивного переживания его данности в человеческой душе. Сочетание цифр в контексте конкретной человеческой жизни может послужить источником вдохновения, и, забегая вперед, именно это происходит в данном конкретном случае. Но мы не будем останавливаться, и перейдем к главному вопросу этого исследования: можно ли говорить о поэзии числа в прямом смысле?
   Ответ не очевиден. Чтобы его получить, следует обратиться к числам.
«Я всматриваюсь в вас, о числа…»
   Александр Попов дает числам противоречивые характеристики: то говорит, что числа – вовсе и не слова, то утверждает, что число – существительное, а действие над ним – глагол. Последнее не новость, а вот числа выражаются именами числительными. Числительное представляет собой самостоятельную часть речи.
   Число – понятие, стоящее особняком. Согласно А. Реформатскому, «число в языке как факт грамматики языка принципиально не то, что представляет собою число в математике и философии» и, кроме того, «число в чистом виде не является предметностью; это – отношение». Но, как любое понятие, оно выражается словом.
   Согласно о. Павлу Флоренскому, любой, даже самый сложный, термин, в том числе математический или физический (и, соответственно, математическое выражение), представляет собой в высокой степени сжатое словесное описание явления, стоящего за ним. С этой точки зрения наука - специфический язык, описывающий определенную группу явлений (а математика – универсальный язык науки в целом).
   В ответ на теорию о существовании цифровой поэзии могу предположить, что простые числа представляют базовый набор частот (модное слово – вибраций), имеющих отношение к устройству Вселенной. И если последнее каким-то образом связано с трансцендентным Началом, можно искать в них отражение универсальных законов мироздания, а также проявления Божественной воли. Но это – сфера интересов оккультных наук, от занятия которыми предостерегает Библия как от уводящих с пути соблюдения Божественных заповедей. Отношение автора к данной проблеме не совсем понятно: он говорит, что «числа подскажут человеку, кто он на самом деле», при этом не покидая пределов математических и литературных, сопряжения между которыми упорно желает достичь.
   Но если не вдаваться в подробности от лукавого, можно сказать, что числа принадлежат миру объективных закономерностей. Порядок и гармония, а также хаос – область, где порядок и гармония принимают вид, не доступный человеческому разуму, - вот область обитания чисел.
   Об этом и упомянутое выше хрестоматийное стихотворение Велимира Хлебникова «Числа», в котором он констатирует: «вы даруете единство между змееобразным движением  // хребта вселенной и пляской коромысла, // вы
позволяете понимать века, как быстрого хохота зубы…». И, в принципе, к этому трудно что-то добавить. В нескольких строчках сказано так много, что, наверное, их можно сравнить с уравнением Эйнштейна. Ведь поэзия – тоже особый язык, но дважды особый, поскольку не обладает определенной морфологией. Поэтическое слово несет в себе не мысль, а определенный образ мыслей, душевный строй, взгляд на мир, и воспроизводит его на любом субстрате. (Поэзию люди воспринимают даже переведенной с мертвых языков, что, кстати, говорит о том, что известие о смертности языков немного преувеличено). Причем не просто образ мыслей, а единственный, имеющий право на существование, как бы рутина жизни ни старалась убедить в обратном.  В этом смысле автор книги совершенно прав, когда говорит о том, что поэзия вне информации, вольно или невольно полемизируя при этом с Владимиром Губайловским, предрекающим смерть поэзии как жанра по причине того, что функцию носителя информации поэзия утратила.
   Поэзия не умирает. Она просто не может умереть. Хотя бывает невостребованной. …итак, получается, что говорить о поэзии чисел в прямом смысле слова нельзя.
   Исходя из того, что мы теперь знаем о числах, логичнее было бы говорить о музыке (и я уже вскользь затрагивала эту тему в самом начале), но мы этого делать не будем, поскольку наша тема звучит определенно: поэзия и числа. И, раз музыка исключена, остается последнее, о чем можно говорить в связи с числами в литературном контексте - интерпретация. Тоже актуальная для современной литературы тема.
   Интерпретация - как раз то действие, которое выполняет над числительными автор. Он произвольно интерпретирует строгие математические ряды, сочиняя короткие истории для представления той или иной математической формулы или выражения. Художественная ли это интерпретация, оставим за скобками данного рассмотрения, на суд читателей. Я же, еще раз используя выражение о. Павла Флоренского, подчеркну, что соответствия «надо именно открыть, а не произвольно сочинить» или «установить, так сказать, административно», поскольку нельзя исключить основное требование поэзии – установление внутренних соответствий  и связей между явлениями, что позволяет объективировать субъективный опыт и переживания. Если это требование соблюдается, можно говорить о поэзии. Если нет – значит, текст имеет прикладное значение. Именно прикладной характер книги в нашем случае бесспорен.
   На основании анализа «Цифростиший» можно судить о любви автора к математике и склонности к литературной форме выражения своих пристрастий. А также о том, что он блестяще умеет представить свой предмет – я говорю о математике, - и заинтересовать им и детей, и взрослых, что говорит и о педагогическом таланте, и об оригинальности мышления. Для пробуждения интереса ребенка к миру чисел книга подходит как нельзя лучше, а маленькому
человеку, одаренному математическими способностями, позволит быстрее это осознать.
   Не в последнюю очередь это происходит благодаря великолепным иллюстрациям, выполненным Олесей Сорокиной. Изящество рисунков и орнаментов не уступает изяществу математических выражений, обрамлением которых они служат. И даже если бы на месте цифр в этой книге были буквы или ноты, в визуальном отношении она бы не проиграла.