Андрей Грязов

Осенний лес

Осенний лес
Я буду, как и ты, и нем, и разговорчив,
Открытый всем ветрам, с колючей головой,
Я буду, как и ты, покрыт осенней порчей,
И тленье выдыхать прогнившею листвой.
С аортою сращу стволы твоих деревьев,
Замкну дугой дождя, концы пустив под гать,
Не сок, не кровь, не спирт путем всея артерий,
Не гниль и не труху, мы будем время гнать…
От корневищ причин, до следствий почерневших,
Где густота земли сгибает в рог луну,
И где бредет один, столетья, тот же леший
И ловит на червей речную тишину…
Где под землей горят кострами перегноя,
Те, коих тьмы и тьмы и тьмой их век зашит.
И, где не плот, но флот адмиралтейства Ноя,
Последних тварей счет, никак не завершит.
Где стала боль водой, и только в отраженье
Стареющей воды ещё просвет небес…
Но кровоточит день и красное виденье
Исчезнет под водой, а с ним осенний лес.

*****

 

Когда дыханием моим горит травинка леса,
И камень высится во мне девятым валуном,
Лишаюсь имени тогда, лишаюсь плоти, веса,
Лишаюсь запаха, себя… и сплю бесцветным сном.
Так было кажется давно, забытая терраса.
И кто-то впереди стоит, а кто-то за спиной.
И чей-то голос надо мной: «а ну-ка вон из класса!».
И я иду, и я бегу, и класс бежит за мной.
В забытый лес… в забытый миг… и падаю внезапно…
Вдруг зацепился я ногой за корень на тропе,
Но я лечу не вниз, в траву, я падаю обратно,
Чтоб вновь вернутся в новый день и стать своим в толпе.
И вновь понять, о чем шептал и с кем играл я в прятки,
Кого спасал, кого бросал, кому кричал: «спаси!»
И снова нет – меня, тебя, и снова без оглядки,
Бегу из жизни, в чью-то жизнь, сжимая сон в горсти.

 

***

 

Вечность ветрено уносит
Миг, как крошку пирога,
Вечность тихо годы косит,
Собирая их в стога.
Тяжелы и невесомы,
По порядку, в аккурат…
Время – сена и соломы,
Караваи круглых дат.

*****

 

Где-то в небе
Бродят звёзды.
Где-то рядом
Бродят люди.
И собаки бродят тоже,
И бездомные коты.
И поэтому, должно быть,
Объясненье всяких судеб
И событий всевозможных
Есть обычное броженье
И земли, и всей вселенной,
Света, звука и воды.

****

 

Мне было скучно, а верней никак.
Хотелось знать, что есть на свете много
Каких-то дел,
Хотелось верить в Бога.
Но не умел.
Подумаешь, пустяк…
Мне было ясно: здесь я не найду
Добра и зла логичную трактовку,
И, взяв из кучи хлама заготовку,
Клепал для неба новую звезду.

*****

 

И дыма нет без Отечества,
Но кто остается в нём?..
Снова ищу человечества
Днем с октябрьским огнем.
И нету порочней пророчества.
Осенний плащ невесом…
Откроешь дверь – одиночество
Смотрит преданным псом…

*****

 

На Братиславской листья задрожат
На ветках яблонь, кленов и осин,
Как детская ручонка миг разжат,
И год очищен, словно апельсин.
Я подхожу, кошачий двор молчит,
Там на восьмом, все реже «Happiness».
Я подберу скрипичные ключи
От светлых душ стареющих готесс.
И код замка и шифр внутри стиха,
Услышу, как мелодия проста…
И кода Винчи будет затихать
Поэмой Листа сыгранной с листа…
*****

 

Уткнемся лбами в руки наших женщин,
Украл страну какой-то странный вор,
Я думал – мало нас, но нас намного меньше,
И с каждым годом неестественней отбор.
Уходим тихо, кто куда, по свету,
Очаг остыл, развеяна зола,
Я думал мало нас, но нас почти что нету…
На добрые дела нам не хватило зла.

*****
 

 

Е. Ш.

 

Ты мой рыжий листочек осенний,
Олененок летящий, воздушный,
Словно призрачный шанс на спасенье
Разыскать мою беглую душу.
Я не знаю, в толпе длинноногой,
Или может меж лавочек в сквере,
Бродят души людские, как боги,
Или плачут, как сестры по вере.
Пролетая от сердца так близко,
Ты послушай нас всех непослушных,
Ты лети надо мной, рыжий листик,
Ты ищи, и спасай нас, бездушных.

*****

 

кто поставил садок на мелочь
ариадниных мотылей,
кто по черному мазал мелом
легче фунтов и дальше лей,
кто искал непонятного смысла
для крючка не жалея слов,
и забросил за линию жизни
свой тяжелый посмертный улов
в поезде
 

 

Игорю Павлюку

 

ты не думай, что плоть и плоть
это небо в горсти земли,
так меня надломил господь,
словно честно хотел поделить.
и не ясно, зачем любить,
если в чьей-то двоюсь судьбе
и не ясно, зачем мне быть
половиной себя в себе.
я прошу: «ты меня не сдай
отпечатком на серебре»,
я прошу: «мне себя отдай,
а потом, забирай себе».
Дуэт

 

Давно не кроет. Просто очень мглисто.
Котенком жизнь свернулась у окна.
И мягкими руками пианиста
Играет ночь, покой и тишина.
Что делать мне? Кровать плывет, как лодка
Туда, где сны забрались в камыши…
Где плавает из-под бутылки водка,
Как продолженье пролитой души…
Зачем я здесь? Скажи, моя подушка,
Полжизни быть придатком к голове…
А где-то там сверчит моя подружка
В дуэте с пианистом в трын-траве.
*****

 

Когда в твоих глазах свет утренний я вижу,
Смиреньем, тишиной, молитвою Отцу,
Чем отдаленней ты, тем ласковей и ближе,
И быстрый взгляд, как нить ответчика – истцу.
Я чувствую в груди зажатый выкрик птицы,
И пыль моих дорог и щек твоих пыльцу…
И входит сон в меня и жизнь тобою длится.
И вижу, как любовь идет тебе к лицу.
*****
 

 

Н.К.

 

1.

 

Собеседник мой дождь, все идешь и не сделал ни шага,
Наспех строчишь верлибра ночного косые штрихи,
Я на кухне один, я смотрю, как чернеет бумага,
А на ней все белей и белей проступают стихи…
Я смотрю из окна: сколько капель над миром повисших.
Дождь мне делает знак, дождь мне хочет о чем-то сказать…
И сквозь тьму ощущаю я влажные спелые вишни
И сквозь мокрые ветки зеленые вижу глаза…
2.
Мы уходим, мы ищем друг друга по белому свету,
Днем и ночью с пылающим в мозге безумным огнем,
Новый день докурив, как бессмысленную сигарету,
Мы с глазами открытыми, в прошлое глядя, уснем.
Кто-то тихо опуститься с черного неба в алмазах,
Постоит у кровати и, тихо поправит постель.
И подумает что-то о судьбах похожих и разных
Этих добрых и злых, одиноких и старых детей.
ДЖАЗ

 

Любое слово,
После первой буквы,
Уже готово –
Свёклой стать и брюквой.
Абракадаброй,
Или просто матом,
Прыщом, подагрой,
Дулом автомата.
Молчаньем, криком,
Лаской дикобраза…
Любой заика –
Это – Мастер Джаза.
*****

 

Я тебя провожаю и осень.
Ты уходишь листвою шурша.
И темнеет вечерняя просить
И стареет так сразу душа.
Взгляд туманит исчерченность веток,
В легком взмахе повисла рука.
Лишь на пальцах пульсирует слепок
Тонкой, трепетной жилки с виска…

ВОЗВРАЩЕНИЕ
А. Тарковскому

Я возвращаюсь – здесь светло и осень.
Я возвращаюсь – память здесь спокойна.
Колосья ностальгии ветер косит,
И тихо бредит старым колокольня.
Как гулко в небе – даже сердце громко.
Как гулко в сердце – даже листья слышно.
И всё вокруг – волнение ребёнка,
Я здесь – и значит, что-то вышло.

*****
Сказавший слово –
Солгал единожды.
Написавший слово –
Солгал столько раз,
Сколько раз его прочитают.

Старуха

 

Вдоль высокой и ржавой ограды
И ворот на огромном замке,
Вдоль пустой отсыревшей эстрады
Шла старуха с авоськой в руке.
Осень листья кругом разбросала,
Поднимала с земли и мела,
И старуха по листьям устало,
Как по прожитой жизни, брела…
Осень листья и пыль завертела
И застыл над землей силуэт…
Отстраняясь, старуха глядела
И шептала,– чего тебе, дед?..

*****

 

Какую он мысль вынашивает,
Не может – ни лечь, ни сесть,
Все нервно кого-то спрашивает:
«Скажите, зачем я здесь ?..»
Он бегает по отделению,
Отказываясь поесть,
И спрашивает в смятении:
«Скажите, зачем я здесь?..»
Что с психа возьмешь больничного?
И каждый ему: «Не лезь!»
О благополучие личное,
А если… «Зачем я здесь?!»


ОФГ

 


И жил-был серенький ослик
По имени Форест Гамп.
И он превратился после
В поэта, жующего ямб.
Рифма – такая уздечка,
И прямо скажем, узда –
Ослика и человечка
Ведёт неизвестно куда.
На ослике – дети и хворост,
Жена, да и прочий хлам;
Идёт, не зная, что Форест,
Везёт, не зная, что Гамп.
…И очень странное – после…
Упрямый, ленивый ямб.
И умер от смерти ослик.
И умер от жизни Гамп.

Дельфины


Плавники, хвосты и спины,
Пены, брызги, и раздолье,
Траектория дельфина:
Море – небо, небо – море,
Траектория дыханья:
Выдох – в волнах, вдох – на ветре,
Словно сквозь две тонких ткани
Он намётывает петли…
Чтобы двум стихиям слиться
Неразрывной светлой глыбой, –
Вверх взлетает рыбо-птицей,
Опускаясь птице-рыбой…
Он – все выпавшие звенья
Заполняет в мире сущем,
Траектория мгновенья –
Между прошлым и грядущим.
Тайный знак перворожденья
Плавником прочертит резко –
Символ жизни, притяженья –
Звёзд морских
И звёзд небесных.

СТАЯ
Игорю Крюкову
1.


Я отбился от рук, что хотели любви и корысти,
И прямая – есть круг, я отбился от замкнутой жизни,
От чужого «Пора», от чужого «Ура!» и «Не надо»,
Я отбился с утра от похмелья Великого Стада…
И слежу за игрой равнодушно, а, может, устало –
Не игрок, не герой – пьесы, ради простого финала.
Но смотрю сквозь траву,
И дождя синеву;
Я отбился от стаи…
Для которой живу,
От которой живу,
Книгу жизни верстая…
2.


Нет ни пут, ни пути. Есть беспутная прОзябь сознанья
От всегда до сейчас, до вчерашнего сёстро-братанья.
Где весь мир разлинован, согласно своей пятилетке,
По линейке ходили и плакали в крохотной клетке.
Но в своих записных, на полях, оставляли заметки:
Как пылали, дрожали весной на каштановой ветке,
Как любили и жили в малиновых красках и звонах,
И к Отчизне любовь измеряли в осенних ньютонах.
А потом ничего…
А потом только памяти снасти…
На себя,
На живца,
Ловим миг
Ускользнувшего счастья…

*****


Бумаги гладь – прозрачность и бездонность,
От буквы первой плавные круги,
И сразу видишь слова обречённость,
И сразу слышишь тихое: “Не лги”.

Бумага стерпит, это всем известно –

И страсть твою, и скуку, и грехи…


Набухнут и поднимутся, как тесто
Под крышкой жизни зревшие стихи.
Но главное всегда не на бумаге,
И вряд ли в ограниченном уме –
Путем зерна прошедшие и браги,
По свету, на свету или во тьме…
Всего-то связка слов, сцепленье звуков –
Но дрожь и мука, боль и благодать.
Со дна листа проступят, выйдут буквы…
Качнув слегка, смутив бумаги гладь.

***
 


Катерине Квитницкой
Девочке Кате снится
Где-то в конце февраля
Боткинская больница,
Небо и тополя…
Снится глазастая птица
С чёрным оттенком пера…
Ох, как тебе залетится
Дальше серёдки Днепра…
Родинкой будешь светиться
В чьей-то молочной душе…
Болдинская больница.
Мир в неглиже.
Мерзнут стихи под халатом,
Ямбочки на щеках,
Простыни по палатам -
Книга – о чистых листах…
В мире иного прозренья,
Где ни черта, ни черты –
Ты проглядела зренье
Чуть не до слепоты…
Девочке Кате снится,
Где-то в конце февраля,
Болдинская больница
Небо и тополя…

*****


Я на собственном ложе – Прокруст.
Отмеряю по горло пророчества.
Реки всех человеческих чувств
Попадут в океан одиночества.
Что случится ещё на веку?
Поезд Киев минует, Заворичи…
В бочку меда я дегтем стеку,
Задыхаясь от счастья и горечи…
*****


Молчит кальяна черный сакс.
Сейчас – и есть – потом.
Синкопы тянет черных глаз
Луна беззубым ртом.
В созвездье нот, как прежде семь.
Изгибы в форме Ч.
И может стать молчанье всем,
А музыка ничем.
*****


Губами я возьму твой влажный стих,
И языком почувствую упругость
Всех слов, ещё не сказанных, твоих,
Теснящих и сжимающих друг друга
Подобием мальков, когда река
От нереста вскипает, рвет и мечет,
И где-то в глубине два языка
Становятся одною частью речи.

***


Малютка жизнь, дыши…
А.А.Тарковский
Малютка – жизнь, скажи, зачем, скажи,
Ещё в пеленках точишь ты ножи?..
В чужую жизнь вгрызаешься легко
И на губах и кровь, и молоко…
Ещё до жизни, как в черновике,
Что жжется в материнском молоке?
Чертополох, крапива, белена,
Прыщавая вселенская вина…
Подружка-жизнь, смотрю в глаза твои –
Слезой твоей стекает яд любви…
И линии читаю по руке,
И вижу их прощальное пике…
И, замирая, слышу голос твой,
Как он становится молчаньем и травой.
Старушка-жизнь, нелепая судьба
Горбатишься, горбатишься, горба…
Ты запоешь, а после замолчишь,
Мой крематорий, сплин мой, ранний чиж…
Кто спутник твой? Кто? Вечный жид и жлоб?
Все наши стрелки загоняет в гроб.
А ты твердишь – держись! Кричишь – держи!
Я жизнь твоя! Я – жизнь, я жи… я жи…

ГЛУБОЧИЦА


Под желтым зонтом не смогу я укрыться надолго
От света и шума вчерашних зеленых дождей,
От красных трамваев, плывущих к истокам Подола,
Чтоб вмиг разметать икроногие стайки людей…
От света ночей и какого-то вечного свиста
Промежду дверей, где живет то ли брат, то ли друг,
Спешащий на азбуку Морзе направленных систол
Из стенок сердечных, несущих и боль, и испуг.
Когда, прозревая, ты смотришь на прошлое, раня
Не только себя, но любого, с кем обща броня;
Когда к изголовью приблизится тихо Нафаня
И скажет: «…Эх, Кузя, зачем ты не слушал меня!..»
…Навряд ли укрыться от лепета липких снежинок,
Летящих на завтра, на хрупкий обветренный лед,
На зов тишины, в мир расколотых детских пластинок,
На зов пустоты, где никто никого не зовет…
Под желтым зонтом я дойду до Днепровского мола,
И сменит избыток – убыток расхристанных дней.
В трамвае Иова я сам уплыву в глубь Подола
И стану еще – на утрату – больней и сильней…

***


Всё те же переулки,
Всё тот же лай собачий.
И шаг здесь самый гулкий,
И вечно кто-то плачет.
День не удался. Душно!
Все что ни есть – морока.
И жить без Черта скучно,
Без Бога – одиноко…
***


Нет совершеннее обмана,
Чем молча участь выжидать,
Да из дырявого кармана
Кому- то милостыню дать.
Пройтись налево и направо,
Ещё выпячивая грудь...
Ты не Исус и не Варрава,
Тебе ни сдохнуть, ни вздохнуть…

РОДИНА


Неисчерпаемое чудо –
Всё “нет”, и всё сплошное – “да”.
Необъяснимое – откуда,
Необъяснимое – куда.
Страна, великая до чванства,
Страна с протянутой рукой.
Необъяснимое пространство
С необъяснимою тоской…

*****


Я не читал, но я люблю Басё.
С тебя начнусь, тобой закончусь. Всё.