Янис Грантс

ОРГАНИЗОВАННОЕ ОТСУТСТВИЕ СМЫСЛА, ИЛИ НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО ДМИТРИЮ МАШАРЫГИНУ

Дмитрий Машарыгин. Неотправленные письма Гоголя.
Нижний Тагил: Объединение «Союз», 2007. - 44с. (Поэзия «Северной зоны»).

Характерен эпизод, когда один из друзей или коллег Уоллеса Стивенса пожаловался, что не может уразуметь его стихотворение, и услышал в ответ: «Дорогой Чарли, это не столь важно, что вы не можете понять моих или чьих-нибудь ещё стихов. Важно только, чтобы сам поэт понимал их. Я понимаю свои; остальное не обязательно». Так ответил классик американской литературы, лауреат Пулицеровской премии, «вершина литературного наслаждения» (Иосиф Бродский).
Характерен эпизод, когда я улучил-таки минутку, оставшись наедине с тобой на своей кухне, и спросил буквально следующее: «Что всё это значит?» Не классик и не лауреат Машарыгин ответил: «Мои стихи не нуждаются в препарировании, и если ты ни черта в них не понимаешь, то, стало быть, так и надо». Параллели с ответом Стивенса видны, что называется, невооружённым глазом.
Уоллес Стивене выручил меня, будто бы случайно оказавшись на письменном столе в виде тоненькой книжицы. Нет, он и исследователи его творчества не разрешили мой «машарыгинский вопрос», но во всяком случае дали понять: не я один мучаюсь над разгадками загадок и роняю слёзы на прекрасные и чудовищные страницы стихов любимого автора. Завершая отсылки к Стивенсу, приведу здесь его фразу, брошенную одному знакомому: «Я не думаю, что вы поймёте это - если только не напишете это сами». Элен Вендлер, приводя эти слова в своей книге, замечает: «Может быть, нет лучшего способа понять Стивенса, чем представить себе, что вы сами пишете это стихотворение, - написать его как собственное произведение».
Ага, проникся я, и попытался сначала написать что-нибудь не из Машарыгина, а «под Машарыгина». На второй минуте я признал полное поражение: и представить невозможно, что я начну коверкать глаголы, употреблять существительные в неправильных падежах, изобретать полуграмотные словечки, выуживать из памяти заплесневевшие архаизмы. Предыдущая тирада выглядит как открытое неприятие мною твоих стихов. Но в том-то и заковыка, что ты - мой любимый автор, и всё перечисленное мной я отношу скорее к плюсам машарыгинского стихосложения, а никак не наоборот.
Поэт Машарыгин представляется мне этаким Штирлицем: он шифрует свои послания и отправляет их в центр, где имеется ключ к разгадке всех тайн. Почему-то вспоминается Валентин Катаев, который долгое время надеялся, что предсмертное есенинское «До свиданья, друг мой, до свиданья...» посвящено именно ему. Так же и со мной: на протяжении нескольких лет я считал себя тем самым центром, приёмником, что ли. машарыгинских строчек. Просто, думалось мне, ключ потерян, но вот-вот найдётся. Эти стихи волнуют меня, как никакие другие, стало быть, и написаны они для меня. Но сегодня я признаю своё поражение (кажется, во второй раз). Конечно, сложных авторов полно даже на челябинском небосклоне. Взять хотя бы легендарного Александра Петрушкина. бесподобную Наталью Артемьеву или «конструктора механо-сборочного цеха» Арешина. Да и кто вообще сейчас прост? И всё же Машарыгин труден как-то по-особенному: твоя стихотворная ткань часто отворачивается от размера, сбивает ритм (дыхание), скачет, дрожит и вторит собственному эху. Вот.
Немногие из моих челябинских коллег удостаивались отклика столичной критики. А «Неотправленные письма Гоголя» были аннотированы в авторитетном московском журнале «Воздух» (№4, 2007 год). В рубрике «Состав воздуха» (хроника поэтического книгоиздания) Данила Давыдов так охарактеризовал твои стихи: «В сборнике молодого уральского поэта объединены мотивы культурной памяти и её инверсии, сомнение в адекватности классических имён и необходимость апелляции к ним. Отрывочность поэтической речи у Машарыгина приближается к естественной речи и, одновременно, отстраняет её».
Трудно не согласиться с Д.Давыдовым. Что касается «адекватности классических имён», то тут (как нельзя кстати) вспоминается пример «новых итальянских каннибалов» во главе с совершенно чумовым Альдо Нове. Уж как поиздевалась над ним критика, каких только собак не вешали на эту расчудесную литературу. Основной довод таков: это недоязык. он разрушает самоё основы словесности, обращает вектор развития в противоположную сторону •- к стагнации (языка), хаосу (в языке) и полному разрушению (языка). Вот так. Не больше, но и не меньше. Тебе тоже неуютно на площадке, доставшейся по наследству. Ты хочешь отвоевать другие, неизведанные земли и царить на них безраздельно. Думаю, что из этих соображений (подсознательно) и появился особый машарыгинский стиль. И будь ты чуточку поизвестней, ты бы отхватил свою порцию обвинений критики в растлении русского языка. С «новыми итальянскими каннибалами» всё утряслось. Нашлась какая-то светлая голова, которая пришла к выводу, что писатели этой группы не разрушают, но формируют язык недалёкого будущего. И вообще-то надо бы сказать им спасибо за то, что они начали «подтягивать» язык к встрече с этим самым будущим. И если бы не они, то были бы не исключены процессы стагнации, хаоса и полного разрушения. Машарыгина можно хоть сейчас записывать в сподвижники к Альдо Нове. Некоторые твои строчки (реже - катрены, ещё реже - целые произведения) - это и есть образцы недоязыка. этакие островки бунтовщиков, которые притягиваются друг к другу и. внезапно затвердев, сами превращаются в литературный реликт. И вот уже разрозненные острова образуют монолитный материк, изучая который, понимаешь: это и есть язык будущего. Но он же и праязык. То есть перед нами некий надъязык -- если хотите. И поэзия-то пойдёт по этому пути - другого просто не дано.
Странно, что в этом сбивчивом письме до сих пор не появилось ни одной строчки поэта Машарыгина. Исправляюсь:

* * *
Я ехал на перекладных
Писал дневник
Смотрел прохожим не в глаза,
Но лбы. Поручик опоздал
Ко мне в живых.

Р. S.
(Поручик приписал ко мне
живых).

Итак. начнём с того, что хоть как-то поддаётся анализу. Не литературоведческому, нет - читательскому. Это чуть ли не единственное вменяемое твоё стихотворение, где хотя бы в первой части (до «приписок» поручика) видится картинка происходящего. При этом -- здесь нет ни одного обязательного слова. Почему это герой произведения ехал на перекладных, почему не летел на дельтаплане? Почему он писал дневник, а не ел, предположим, гамбургер? Какие такие лбы он изучал у встречных-поперечных? Почему не любовался, например, русским пейзажем? С другой стороны света к нему навстречу спешил какой-то поручик, который опоздал увидеть героя в живых. Ага, стихотворение надиктовано, ко всему прочему, мертвецом. Но поручик не спешит верить в очевидное и приписывает весь живой контингент к мёртвому герою, то ли воскрешая его, то ли умерщвляя остальных. Так? Или поручик сам отдал богу душу по пути к лирическому герою. Так? Ой-ли, ой-ли...Думаю, я опять попался на удочку «отрывочности поэтической речи» и не в состоянии самостоятельно заполнить пробелы. Необязательность тех или иных слов, о которой я писал выше и за которую у нас принято нещадно бить, является для тебя наинеобходимейшей составляющей художественной свободы. Только так, второстепенными предметами (вещами, определениями) поэт схватывает Настоящее и фиксирует его для меня в своей чудаковатой (неподражаемой) манере.
Ещё: я хотел вооружиться методологиями Ю.М.Лотмана и М.Л.Гаспарова для анализа твоих стихов. Но чем дальше я продвигался по дебрям этого незамысловатого письма (которое никогда не будет отправлено), тем отчётливее проявлялась ненужность этого добавления. Окончательно меня убедил Шамшад Абдуллаев, который, в свою очередь, ссылается на известного английского языковеда и немецкого философа: «Ценность стихотворения не в том, что оно означает, а в том, чем оно является» - любил повторять Айвор Ричарде. Едва ли эта известная фраза предусматривает односторонний подход (примерно такого типа): чем непостижимее суть стихотворения, тем глубже и эффективнее образ. Возможно, здесь другая мысль: для стихотворения, претендующего на языковую и эстетическую дальность, на «организованное отсутствие смысла» (Адорно), идеальное обстоятельство возникает в том случае, когда оно всего лишь калькирует Здешнее, фиксирует дурманящую очевидность окружающей действительности, спрятанную в своей же откровенной заметности».
У-у-фффф.. .И всё же - ещё одна цитата. На сей раз - из предисловия Александра Петрушкина к сборнику «Неотправленные письма Гоголя»: «Первое впечатление от встречи с Машарыгиным (то есть, с его текстами) -- впечатление попавшего на сеанс к медиуму. Голос, который владеет человеком, и маленький человек, отсутствующий во время чтения. Испуганный и озирающийся, когда всё закончилось. Типа, а что это было?»
Я тоже никак не могу привыкнуть к этой странной манере чтения. Раньше мне даже казалось, что твои глазные яблоки, закатываясь под верхние веки, делают где-то там, в головных внутренностях, полный оборот и выплывают себе снизу. А эти конвульсии? А растерянность, «когда всё закончилось»? Думаю, что об этом тоже стоит поразмышлять. Как-нибудь. В другой раз.

К списку номеров журнала «УРАЛ-ТРАНЗИТ» | К содержанию номера