2012. Стихотворения

* * *
И там за мною ходит тело моё,
такое же несмело чирикает и подаёт:
то тьму свинцовую, то мёд –
печатный мандельштам словами
летит, как будто гутенберг –
нам дышит лёд на головами
губастый, как ребёнка речь.

Боишься/обжигаешь губы,
к нам наклонённый, и души
ты удержать в руках не сможешь –
вон исчезает – не дыши,
не трогай воробьиной лапкой
(скупой на холод и слога).
Вот, тело, на – и ты попробуй
расщепленные голоса.

Что ж, походи за мной немного
пока я здесь ещё, пока
я на верёвочке тьмы тело
своё выгуливаю зря.
И наблюдает это тело –
как смерть я обнимаю: речь
перепечатана, под ксерокс
полуслепой на свет и текст.
(04/01/2012)

***
Какой-нибудь мудак сквозной
рисует мёртвое «бе-бе»,
и белый свет как столб стоит,
Рязань играет на трубе.

Ефрейтор тянет разговор,
чтобы не знать кромешный стыд,
и это всё не от того, что
надо что-то говорить –

он просто так ко мне привык,
что видит в зеркале меня –
перегорает жалость. С плеч
глазеет поперёк огня

всё тот же мой мудак родной
прибереги меня в себе,
как несуразный свой язык
перебирающий «бе-бе».

И отрыдает в нас Рязань,
и оторвёт билетик нам
кондуктор с дыркою в руке,
несущий нас к своим корням –

перебирающий здесь звук
бессвязный – как и дОлжно быть –
язык мудной и бог родной
что приучил так говорить.

* * *
В крещенских числах тёмного января
(брат мой простит, поскольку в других закопан) –
я проходил, по беглой воде шурша,
как водомерка бежит, понимая, что скоро в кокон
вмёрзнет – лишь остановятся она иль вода,
Та, что бежит навстречу (точней струится,
Еще точнее дышит, вдыхая меня, когда
попытаюсь вглядеться-остановиться).

Мусорна речь нашей воды, и я
кропаю черновики на водице лапкой –
скоро холодный Анбаш запрокинет меня
черточкою над и – чтобы стала кратко,
как водомерка, воспоминанье вод –
выдох сбудется – над январём светиться –
выжнет гнездовье для инородца – крот
там, под землёй и илом, мне загорится.

А никакая теперь иордань – где дым,
и выдох один гуляет – теперь без тела –
правильное крещенье – и я, как сын
открываю глаза и вижу: поспешно слепо –
с той стороны снигири за водой летят
носят её ледышки под клювом с Богом
в крещенские даты бесчисленного января,
зная, что и вода обратится домом.


* * *
Что ж разве мы могли не быть такими,
как этот снег, пропавший под Смоленском,
пропахший водкой, табаком, бензином
и Вифлеемским пасынком – до сердца?

Что ж разве нас она не приучала –
уродина у нас над головами,
когда у косточки своей грудной качала,
когда язык поклала между нами?

Какая странная  теперь забота
у нас -  тащить её почти сухую –
здесь под Смоленском, чтоб найти ей воду
и вылепить почти ещё живую.

Что ж разве мы могли не быть такими
среди пропахших табаком и злобой
и титьку грызть до языка и пыли –
под птичьей родины – собачьей этой робой?..