Борис Кобринский

ВИДЕНИЕ. Эссе

Foto 1

 

Родился в 1944 г. в Москве. Известный ученый, доктор медицинских наук, профессор. По профессии детский врач, работает в области медицинской информатики. Автор более 400 научных публикаций. Одновременно пишет художественные произведения (эссе «Поэтика разрушения», рассказы, воспоминания). Семейные воспоминания «Бег времени» публиковались в журнале «Кольцо А».

 

 

 

 

Чем больней душе мятежной.

Тем ясней миры.

                                      А. Блок

 

В черно-белом окне, в этом пегом,

вижу красные флаги, а там –

лик Христа, занавешенный снегом

в день Второго Пришествия к нам.

                                Александр Ревич

 

… чья судьба –

ощущать сомнительность человеческой жизни

с особенной силой,

как личную муку, как ад.

                                       Герман Гессе

 

Александр Александрович перебирал в уме события, запечатлевшиеся после Февральской революции. Приглашение в комиссию по разборке документов царских правительств, среди которых попадались и очень любопытные, привлекало его со временем все больше психологической стороной лиц, причастных к принятию решений, сходством их непонимания пути, на который они толкают Россию.

Неожиданно мысль перескочила к разговорам в Петропавловской крепости с заключенными сановниками. А потом, сделав еще один прыжок, перенесла его к убийству в больнице Федора Федоровича Кокошкина и Андрея Ивановича Шингарева, переведенных туда для излечения, а до этого находившихся в каземате Петропавловской крепости, куда их заключили после Октябрьского переворота. Воспоминания о насилиях и убийствах последнего времени овладели мыслями поэта, унеся их следом в прошлое французской революции. И вновь возвратили в Россию сегодняшнего дня.

Перед его мысленным взором проносились картины недавно минувшего – большой европейской войны, февральской революции, июльских дней, октябрьского переворота, прервавшего начавшиеся преобразования и ввергающего страну в кровавое противостояние. Интуитивно он и раньше предвидел ужасы русской революции.

Внезапно в доме погас свет, тот слабый свет лампы, при котором все же можно было жить и писать. За окном становилось все темнее. И как будто замелькали какие-то тени. Когда вновь внезапно осветилась уже сгустившаяся тьма, Блок обнаружил, что он спал. Вспомнились только что виденные образы. И пришла мысль, что этот сон стоит того, чтобы его записать. Может получиться небольшая поэма. Только вот что бы это значило? Ведь там были Христос, и матросы с солдатами, и какие-то темные личности с гулящими девками. Он вновь глубоко задумался. И не заметил, что опять задремал. Во время этого сновидения послышался колокольный звон, и сквозь снег впереди виденной ранее группы появился и стал усиливаться необычный свет. «Смотрите, смотрите, – проговорил один из идущих впереди солдат. – Нас ведет сам Иисус Христос, уводит от сатанинской жизни. Ведь мы продавали душу каждому встречному черту. Я сам видел у одного из них хвост из-под пальто».

Снег между тем становился все более редким, среди туч стало видно темное небо в звездах. Это был блестящий алмазами дворец, который временами частично закрывался крыльями ангелов.

Окончательно проснувшемуся Блоку вспомнилось чеховское «мы увидим все небо в алмазах, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии». Но ведь революция – это вихрь, тут же пришло ему в голову. И как бы в ответ услышал он чей-то голос: «Но любой буран заканчивается».

Думы вернулись к увиденному сну. Почему же Христос оказался вместе с этими людьми, ведь они не признают его учения? И в этот момент вспомнилось собственное письмо Василию Васильевичу Розанову, где в романтико-символическом стиле он сам утверждал, что «правда всегда на стороне «юности»«, а «революция русская в ее лучших представителях – юность с нимбом вокруг лица»..

Блок давно перестал принимать старый мир. Недаром он участвовал в комиссии Временного правительства, изучавшей материалы царской власти. Но он не мог, как ни старался, принять октябрьский переворот с его дикостями. Откуда же видение красногвардейцев и уличной девки, ведомых Христом? Ему виделось или хотелось видеть сочетание революции с христианством, обновленным христианством, которое преодолеет темное, грубое в человеке. Но этот странный отряд… Почему Христос среди анархо-революционной толпы, которую трудно даже назвать отрядом? Он как будто не должен сближаться с неправедной силой. Что за странное, противоестественное явление? Однако ведь он шел впереди отряда… «Что вдруг за дикая ностальгия по православной душе России. Я должен понять, разгадать этот сон», – думал Блок.

Возможно, Христос может простить раскаявшегося злодея, защитить грешного, указав, что все не без греха, однако он не способен оправдывать разнузданные страсти людей, готовых на убийство.

«Но тогда я ошибался в этой революции, в ее новых вождях, – возникла неожиданная мысль, – и отсюда немыслимая, одолевающая меня, тоска».

Блок внутренне похолодел. Неужели Христос пришел для освобождения народа от фарисеев нашей революции? – сверкнуло в мозгу. И лоб покрыл ледяной пот.

– Второе пришествие, – содрогнувшись всем телом, с трудом, запинаясь, произнес он вслух.

Прошло немало времени. Отдышавшись, Александр Александрович продолжал размышлять. Христос, идущий впереди отряда, куда он идет или куда ведет? Это символ не начала, а конца света. Это судный день. Кто знает, чем он закончится для каждого из людей?

Блок давно ощущал приближение конца света. И вот – появление Христа впереди революционного отряда. Он ведь знает все. Он не может ошибаться. «Неужели ведомые им люди – это будущие раскаявшиеся грешники? Или они все-таки богоотступники? Где истина? Почему я перестал слышать провиденциального собеседника», – подумал Блок.

Он вспомнил чистоту «Прекрасной незнакомки» и захватывающую, демоническую силу женщины из «Снежной маски». Неужели сегодня его настигла кара за измену своему идеалу? За призывы к бунту? Как он пел гимн Деве-революции и готов был идти за ней!..

Хотя были ведь видения будущего России, предсказания, которые приходили к нему извне? Но пророки тоже подсудны, тихо сказал он себе в ответ. А распутная девка не сродни ли библейской грешнице, которую нельзя побить камнями, не вспомнив о своих прегрешениях?.. Мысли мешались.

«Но нет, я виновен, – думал Блок. – Ведь я знал о бессудных убийствах невинных или, во всяком случае, не заслуживающих смерти людей. Постфевральская свобода, сменившаяся вихрем октябрьского переворота, привела к власти людей, потворствовавших расправам с пленными юнкерами, неоправданным арестам ЧеКа».

Наступившая полночь прервала раздумья о вечернем сне. Но утром, после бессонной ночи с перерывами затемненного сознания, Блок вновь вернулся к взволновавшему его видению.

Революция разрушает культуру, лишает духовности, нравственных идеалов. А что взамен? Прошло почти тысячелетие, как Христос принес новую веру. И он должен был вернуться. Вот где, может быть, нужно искать ключ к его присутствию впереди отряда? Он пытается увести этих людей в новое царство свободы, в котором их души преобразятся?

Неожиданно припомнился очерк Короленко, где тот возвращает нас к забытому поэту Николаю Васильевичу Бергу, у которого

 

На святой Руси петухи кричат,

Скоро будет день на святой Руси.

 

О чем здесь идет речь? Что возвещают эти голоса? Об обновлении России, о новой жизни, зовут к нравственной чистоте людей и храмов. Люди должны очиститься от скверны. Поэтому Христос и встал впереди ватаги, встал для борьбы с фарисеями всех мастей.

Мы наблюдаем в данный момент, как борцов с исказителями христовых заповедей пытаются заменить люди, обещающие земное счастье в коммунистическом будущем. Но они провозглашают себя единственными носителями ПРАВДЫ и вершителями судеб. Несут освобождение одним и смерть другим. А может ли быть свобода для одних людей при насилии над другими? Этого никогда не было. И лишь в марте 1917 года была официально провозглашена отмена всех сословных, вероисповедных и национальных ограничений. А мы уже видим ограничение свободы слова, недавно полученной из рук Временного правительства.

«Так, может быть, Христос с народом в противовес царю, позволившему стрелять в людей, шедшими к нему с хоругвями? И одновременно антипод нынешней власти. Он пытается увести отряд туда, где не будут убивать одних во имя предполагаемого счастья других?»

И вновь Блока одолело раздумье. Не находится ли он в плену современной политической борьбы? Нынешняя смута хуже разинщины и пугачевщины. Это не борьба власти с народом. Весь народ взбаламутился. Брат идет на брата, отец на сына. Поиск врага заменил поиск истины. Это погибель, безнравственность, конец Великой России.

И вот очередная бессонная ночь, ощущение близости конца земного пути. Все замерло, ранний рассвет, полусон. И неожиданный глас: «Скоро все разъяснится». И сразу резкий переход от сна к яви.

Значит все, что я думал вначале, это неправда. Все-таки это второе пришествие – вот в чем смысл идущего впереди Христа. Отряд подчиняется в своем движении его воле, слышит нечто, недоступное пока окружающим. Ведь и Демон много тысячелетий назад повелел Сократу слушаться муз, к которым относится и дух музыки. А музыка бывает разная, в том числе и страшная. И близится суд для правых и виноватых, отступников и последователей, фарисеев и борцов за чистоту религиозного учения. Судить тех, к кому идет этот странный отряд, судить судящих. Воздать по заслугам и каждому идущему сейчас за ним.

«Сколько же их было всего в этом жутком отряде? Надо вспомнить. Вроде три матроса, четыре солдата, три рабочих, женщина, кто-то еще один. Да, всего двенадцать. Я должен написать об этом мистическом отряде во главе с Христом. И назову его «Двенадцать». Ведь и учеников у Христа было двенадцать. Но они отступились от него в критический момент. И нынешняя власть, и исполнители ее воли, как этот прошедший отряд, живут не по христовым заповедям.

Хотя кого же я все-таки видел впереди? – вновь вернулся Блок к фигуре, так похожей на Иисуса? Может быть, это Антихрист под маской Христа, который заведет нас в мрачное будущее. Ведь в прошлом году мне самому виделась «тень Люциферова крыла».

Кто знает? Кто знает?»

И, как перифраз, немецкий поэт Эрих Вайнерт, делегат Чрезвычайного VII Съезда Советов, пишет в 1919 году стихотворение «Вечер в Михайловском», предпосылая ему слова «Пушкин стоит в дождливые сумерки у окна свой комнаты …» и говорит о царе и о себе:

 

«Вот в зареве знамена и штыки!

И жар в лицо!

И вспыхнул свет в отчизне!

Ужели это бред?

…………………

Скорей зажгите свет!»

 

Бред, сон, мираж перебрасывает мост через десятилетия в мыслях поэтов?

Попробуем взглянуть на события того времени из нашего столетнего далека. Интеллигенция в значительной степени была заражена верой в новое Царство Бога и мистическими настроениями. И ожидание конца, эсхатологические настроения возникли задолго до 1917 года. Отсюда у определенной части интеллигенции поиски другого пути России. Этим можно объяснить навеянную болезненным, подавленным состоянием поэта поэму «Двенадцать». Возможно, это действительно привиделось вначале во сне. А потом легло на бумагу, приобретя известные нам формы. Но сколько яви было в этом сне? Кто разгадает?

Драматургическое построение «Двенадцати» с появляющимися из метели фигурами (вспоминается метель в «Снежной маске»). Образ впереди идущего «в белом венчике из роз» Иисуса Христа, который ведет столь разномастную группу людей в неизвестность, может быть, в поисках нового будущего земного рая или нового принятия страдания на себя, а возможно, и давно ожидаемого суда, которое их ждет при втором пришествии. Но в то страшное для России время невозможно было ответить на этот вопрос. Христос или Антихрист – две крайности, отражающие двойственность, обусловленную драматизмом революционной ситуации. Может быть, это все-таки Христос, вновь пришедший на Землю, чтобы противопоставить свою духовную силу «царству хама» и повернуть этот отряд, этих двенадцать псевдоапостолов, независимо от прошлого этих людей, в направлении новой духовной жизни? Своего рода новое пришествие Христа на Землю к людям, наблюдающим рушащийся мир?

Что же привиделось Блоку в его сне, отразившемся в прогремевших на всю Россию «Двенадцати»? Кто может ответить на этот вопрос так же, как на вопрос о тройке Гоголя, несущейся в неизвестное будущее?