Negotiating a connection

I.
Страх ночью выходит из берегов
замерзшей реки. И объяснить
причину, и понять каков
он, так же сложно как ночью в иголку нить

вдеть, при этом закрыв глаза;
чувствуя, что не хватает слов,
описать ощущение, когда
игла палец уколов,
алея,  падает чуть звеня.
                  
В руке рука. Светильник давно потух.
И, наполнив пространство своим теплом,
приходиться выбирать одно из двух:
И, не выбрав, оставаться с ними втроем.

Мысли следуют траекториям мух,
издохших этой осенью, когда
холод раскрыл свой ненасытный клюв
и уничтожил живое - раз, но не навсегда.

Закрываю глаза. И в мире, где нет ресниц,
брожу, и каждый, не спрашивая, кто/ я
передо мной падает ниц.

Фото-
вспышки
зарниц,
мешают спать,
но не лишают покоя.

Так проходят часы, и по спине бегут
волны, вздымаясь, бьются в капли о риф,
они меня поглощают, они живут,
они не знают, что я поглощаю их.

Осколок серпа узловатые пальцы зимы
держат, а я робко дышу на них.
Пока темно. Потом рассветет и мы
прощаемся. Форточка хлопнет и тих

воздух. И ночь похожа на миф,
вернее на сказку, и я
повторяю ее про себя,
но,
мой голос визглив.

II.
Беден город, а месяц льдист,
крыши и снег сегодня обвенчаны,
воздух свеж, но не настолько чист,
чтобы терпкость его была не замечена.

Он пенится, он игрист.
Ночь предлагает партию в вист.
но мне на кон поставить нечего.

Сонная улица с деревьями и
озябшими воробьями,

настойчиво долбится в окно,
жалуясь, что снаружи темно,
смотрит опухшими глазами,
сквозь запотевшее стекло.

По небу бежит седая прядь.
Страх, приближаясь к копчику
намекает, дает понять:

это привидение не поймать,
поскольку оно с моторчиком.
Прядь летит в свой Вазастан,
а воздух густ, и немного прян.

Ветер воет, птице вторив,
падает камнем вниз.
Хочется убежать в Туркестан,
но я – не Саня Григорьев.
Смотрю на улицу, деревья целуются,
но их взгляд боязлив.

Цунами беснуется на спине,
колючие тени бегут по стене,
в сомнамбуличном танце их,
хруст моих суставов затих.
Взрыву гранаты подобен «чих»
в добровольной моей тюрьме.

Горделивый светильник откинул шнур,
из окна ворвался крикливый шум,
Я – охотник, укрытый во множество шкур
заточенный в прокуренный чум.
И к окну тихо съежившись, кто-то приник,
отворачиваюсь, чур, меня, чур!
Но к гортани прилип язык.