О старости

Без печали я гляжу на наше поколение, но думаю при этом: уж что-что нас занимает, какое там грядущее, но точно не подготовка к старости! Есть такое наблюдение: когда школьники рисуют какие-нибудь там «города будущего», на каких-нибудь «креативных тренингах» и т. п., на этих рисунках есть что угодно (фабрики, обсерватории, библиотеки, акватории), но не кладбища. Эти школьники просто забывают о том, что в городах будущего тоже будут умирать, люди всё-таки. Во-первых, потому что они сами забывают, что будут умирать (и думать о собственной смертности, в отличие от каких-нибудь древних «протошкольников», не приучены) — во-вторых, потому что сами они умирать не собираются. Потому что какая у большинства из них — из нас — перспектива умирать? В болезнях и стонах, в лучшем случае — быстро и в сознании, дома, среди рыдающих и т.п., в худшем — среди стен казенных, перед тем всех утомив и задолбав. В такой смерти нет никакого смысла, думать о ней незачем, и раз уж её не миновать, то пусть «она» где-нибудь там подождёт-потусуется, ну, мы тут своё отгуляем… (это очень хорошо заметил апостол Павел: раз уж мы умрём — значит (т. е. именно поэтому) будем пить и веселиться!). И к ней как ни готовься — не приготовишься.

И что же, думаю я: это всё что имеется в нашем распоряжении?

Хочется умирать по-другому. Не молодым, естественно (как учит этот дурацкий миф о «проклятых поэтах», ну, только дурацкий миф…), и не так чтобы незаметно для самого себя. Достойная старость, время превращения всего — в сознание, именно в осознание духа. А там и смерть как спокойный переход «куда-то туда».

Не верю никакому учению, если оно придумано исключительно для молодых. Бессмысленно любое т. н. «боевое искусство», если оно не пользуется старостью для совершенствования, но боится её (т. е. если оно требует всех этих молодеческих растяжек, отжиманий и самопреодолений, которым старость положит естественный предел). Кажется мне неопровержимой истиной, что если это не спорт какой-нибудь, а настоящее, в старости должно приходить время для высшего боевого искусства — и тогда есть зачем начинать «практиковать» его ещё сейчас. Как цветок, который прорастает в тебе всю жизнь — и прорастёт. Выносливый дух превращается в свирепого льва но тот — в танцующего ребёнка (так учил Заратустра); думается, таково направление жизни любого из нас (это коммунизм старости!).Таким его и выдумал (в пратипические времена) Автор Всех Судеб.

Но образцов такой старости перед глазами почти нет. Семейные истории: добродушная светящаяся (пра)бабушка, молчаливый хитроумный (пра)дедушка и т.п. Кое-кому везёт с этим. В целом, мне кажется, «взрослые» не верят собственной старости, и приучают своих же детей ей не верить. Все как сговорились… Государственная политика подготовки к мгновенному «загниению», что ли. Да всё это от скудости, от «несчастного сознания»! — это страх потерять силу, власть и потенцию… Не хочу так, хочу стареть по-человечески, чтобы всё сделанное сразу после детства получило красивое завершение, претворилось в сознание, которым и всё тело моё станет — потом, в самом конце, и вот на это (в противоречии тому, что я раньше писал) — на это и стоит надеяться! Надежда на превращение к старости — в дух.

Делёз и Гваттари выразились в своей последней (!) книге о третьей критике Канта: это произведение старчески буйное, за которым не могут угнаться большинство (слишком молодых для него) комментаторов. Вот что-то такое и написать потом, ещё не скоро… А что сейчас — и этот текст — черновики, тренировочный зал, разминка, ещё лет на сорок… красиво.