Станислав Айдинян

Вслед страннику. Три легенды

ВСЛЕД СТРАННИКУ

легенда



Летать я научился во сне…

Я летел по небу, которое было сотворено в самом Начале. Я не знал, не был уверен в том – сотворена ли уже Земля, видел только тьму над бездной…

Дым облаков, клочковатый и прохладный, – то уносился за плечи, оставаясь за мною, то легко обгонял меня…

Я летел среди неясных очертаний… Сначала в абсолютной высокой тишине, величественной, как заснеженные вершины гор… Потом ветер обрел явственное звучание. Он будто приподнял белое покрывало безмолвия и зазвучала, заполняя пространство, довременная мелодия…

Вот тогда мой полет устремился отвесно вниз, я сложил руки, прижав их к летящему телу, как крылья…

За спиной вспыхнул свет. Обдало теплом… Тьма отделилась от света, который осветил внизу воду, я зажмурился, готовясь упасть, но теплым дуновением меня отнесло правее воды и я опустился – на заснеженную поляну, недалеко от скованной льдом реки…

Снег белел везде вокруг – на земле, на больших валунах, лежащих здесь, среди ледяной пустыни, наверное, века. Но неожиданно я увидел, что три елки, одиноко заснеженные в туманной вечереющей пустыне, стоят не одни – прямо у густой зеленой хвои, близ одного из валунов, в землю вкопано высокое, как сам крест на Голгофе, деревянное Распятие. Заснежена была голова Спасителя, склоненная с креста…

Распятие Сына Божия в ледяной пустыне, в одиночестве отчаяния.

Я задумался…

Тем временем сереющее небо несколько посветлело и я увидел странной, старинной формы костыль, брошенный на снег. Поодаль, ближе к Распятию, лежал второй.

Тут только я заметил, что спиною к валуну, опершись о камень, сидит бедно одетый странник, глаза его устремлены к Спасителю, руки, ладонь к ладони – сложены молитвенно…

Я различил в морозном воздухе шепот странника – но, было ли то, что я услышал, молитвой?.. Это была исповедь. Страдальческий выдох жизни… Даже не шестым, а седьмым чувством я догадался, что странник здесь, в пустынном редколесье, очень давно.

Подтверждением догадки – заметил, что ноги его вмерзли в лед перед Распятием…

Но, судя по горящим волею глазам, по глубокой силе даже издали слышного голоса, странник совсем забыл о своем земном теле, он говорил:

–…О Сын Единого, начав свой путь на Востоке, я прошел все земные пути – я молил Тебя, просил о смерти, просил покоя, забвения, ибо верил, что смерть дает покой. Ад я прошел на земле. Ибо Ад в том и состоит, чтобы оставаться на кругах своих – ни на миг не останавливаться, ни во что серьезно не погружаться, не успевать ни чувствовать, ни жить… Бессмертие… Земное бессмертие… Если всегда спешить и не останавливаться, ты подобен камню, который, пущенный чьей-то рукой, летит над водой и потом тонет… Сколько бы вода ни обтекала тебя, внутри ты сух и холоден. И снова течение катит по дну, волны выбрасывают на берег, где мимо бредут равнодушные стопы прохожих…

Я, недостойный, молил века и века о смерти. И вот я больше не прошу о ней. Несмотря на то, что устал от себя. Я просто услышал Твои слова, которые многие слушали, но не услышали, – прочитал их в старой рукописи, которую люди выкопали из земли. Той самой, что была похоронена в глиняном кувшине. Там ты ответил любимому ученику своему Фоме на его вопрос о том, где искать начало – нашли ли вы начало, чтобы искать конец. Там, где конец, там начало – ответил Ты…

И тогда только пелена спала с глаз моих. Я понял, что смерть равноценна рождению… Нет разницы в том, чтобы жить, или умереть… Только Отец наш Небесный может дать рождение, жизнь, смерть. Ибо и на настоящую смерть нужно столько силы и света… Как теперь я это понимаю!.. Понимаю и то, что покой не надо искать вовне, он спит внутри тебя, внутри каждого шага, сделанного вперед, или вспять. Нужно только понять это, и появляется надежда. Не на смерть… Потому что и смерть может притвориться вечным движением… Ведь только избранных по аду провожает Вергилий, а в рай возводит за руку прекрасная Беатриче…

Распятый Сын Божий, я просил всегда о сострадании, ибо Ты и есть Сострадание, ты – Любовь Космическая, Твое тепло я чувствую даже здесь, в ледяной пустыне. Око Твое на мне, Господи… Я столько страдал, и от избытка страдания душа моя стала намного больше моего тела. Вот и сейчас она касается Твоего неба, Твоих туч, ей так давно больно… Но теперь ей светло и больно, потому что нет в ней больше жажды разрушения. Пусть моя монада, закаленная холодом и огнем, останется столько же лет в непрестанном движении по свету, как то и было. Я покорен! Я готов и не о том молю Тебя, Господи! – Я молю о том, чтобы мог я нести добро малым земли сей… Добра мало в царстве князя мира сего – по горчичному зерну я собирал его… Зла было много. Если бы я скопил его, то мог бы стать величайшим злодеем, под стать Антихристу – но я, ведомо Тебе, уже никогда не смог бы восстать против Тебя и Отца Твоего… Урок, данный мне, дан и всему человечеству. Тот, кто поймет, что Целое всегда больше части, поймет, что добро – это целое, а зло – лишь ведомая часть того божественного, что вмещает и добро и зло… посему… Молю Тебя, во имя вечного огня жизни космической, во имя сердца этой планеты и во имя неизреченной тайны ее, – дай мне силу не просто идти – ведать и знать бесцельно, – дай мне искру огня Твоей высоты. Ты искупил зло человеческое, я же, наконец, на перекрестке путей, расслышал во тьме земной тихий отзвук твоего колокола, твоей истины, твоей любви. Я надеюсь, все равно надеюсь, что могу искупить и свой грех. И заслужить отдых, к которому иду вечно. Силы мне даны, пусть даже это силы проклятия. Я хотел бы к твоим кровавым стопам сложить и свое искупление и даже самое прощение Твое, ибо я понял кто живы, и кто живы – не умрут… Я знаю, я вижу не только свой хрупкий саркофаг бессмертия,.. животные все бессмертны, поскольку смерти они не знают. Бессмертие есть – по словам Твоим, в каждом ребенке. Я догадался об этом, когда слушал от учеников Твоих слова – Будьте как дети и вам откроется Царствие Небесное… да, в детях еще есть Бессмертие, в каждом ребенке, в любом маленьком ребенке. Просто они теряют его, вырастая… Вот – одна из тайн Планеты. А многие люди не понимают тебя – они не знают, что как видимые, так и невидимые святые очень похожи свечением своим на тень ребенка малого, которую он отбрасывает в иной мир…

Я стал ясно видеть, когда в Великой Армении бродил под видом молчальника и аскета. Это было тогда, когда я уже высказал все слова на всех языках Земли, и мне нужно было только молчание, что дает силу молитве бессмертных… Я очень мало говорил и по истечении времени почувствовал, что луч Вечности осенил меня. Вот тогда жизнь перестала тяготить, я познал вдохновение, впервые за многие прожитые жизни и жизни… и тогда почувствовал, что вновь готов в дорогу…

Тебе ведомо, что я давно покаялся, но не столь давно крестился, приняв имя земного отца Твоего, хотя Ты един с Отцом Небесным…

Мой путь земной не пройден, и он должен быть земным, и имя я должен носить земное, а то предание приписывает мне прозвание персидского владыки… Только Ты знаешь, как много зависит от имени… и как темная толпа может исказить его. Иоанн мечтал об Имени, чтобы победить Архонтов…

При этих словах разошлась мгла на небе, из тумана показались вдали островерхие башни собора – три высоких, как иглы, устремленные в небо, шпиля, и по обе стороны еще две малых башни…

Странник не глядел на видение средневекового собора, показавшееся из мглы…

Он ждал… – и – о великий миг откровения Космоса! – Я увидел, как одна из деревянных рук Спасителя, дотоле прибитая ко кресту и неподвижная, отделилась от правого воскрылия креста, поднялась…

И я стал свидетелем чуда – деревянная рука Христа с придорожного распятия благословила в путь Агасфера, новокрещенного Иосифом… С громовым треском сломался лед под ногами странника… Явственно отступил холод. Снег вокруг распятия растаял, показалась скрытая под ним зеленая трава и высоко в туманном небе мелькнула таинственно белая птица…

Благословлённый долго еще оставался потрясенно-недвижим… Его глаза пылали, уста же невнятно шептали – Благодарю Тебя, благодарю Тебя, Господи… Потом он встал с колен, все еще не в силах оторвать взгляда от Спасителя, вновь недвижного на заснеженном кресте… Космосы были в глазах благословлённого… И силою полнилась недавно еще согбенно-покорная фигура. Он поднял один из костылей и, опираясь на него, как на посох первосвященника, побрел, так и не заметив меня, наблюдавшего за происходящим. Не оглядываясь, он шел, он был уже в пути…

То был уже иной путь, он шел по той же Планете, по Земле, но шел уже иной дорогой.

И я, не чувствуя собственного тела, двинулся за ним, тут только заметив, что при всей ясности, четкости виденного, я не различаю собственного тела… Не было больше ни рук, ни ног, не видел я и одежды своей. Однако, меня это не огорчило. Я невидим, но я жив, я существую… И такое ощущение полноты бытия!..

Я видел, я жил, я летел Страннику вослед…





***



АТЛАНТИЧЕСКИЙ ПЕРСТЕНЬ

легенда



«Откуда явилось, туда и вернется»

           Строки из зарытой книги.



Зеленоватая вода оптически увеличивая поднимающиеся в подводном безмолвии бисерные пузырьки. Мимо проносило медузу. Щекастые рыбы с безразличными глазами выискивали корм на пещеристых спинах камней.

Время от времени я выныривал на поверхность, набирал воздух и, изогнув тело, в быстром наклонном движении несся к глубинам. Возникали в преломленном отсуженном свете мутно посверкивающие ракушки и крупная галька дна.

Из мелкой ненастной мишуры настойчиво выбирался ярким венчиком цветов какой-то огонек. Я хотел вернуться к нему, но не хватило воздуха.

Вынырнув, несколькими взмахами доплыл до ближнего валуна, прячущего в слабо бегущих волнах поросший водорослями лоб. Солнце прогревало воздух, играющий ветрами – Солоноватая свежесть овевала мокрую кожу. Тянуло на жаркий песок, в легкий сон. Но бескрайний сосуд моря, «до краев» полный тайнами, притягивал, манил.

Пенистыми брызгами взметнулась вода. Прохлада обтекла грудь, снова ощутившую глубину. Вновь среди крупчатых россыпей различился расплывчатый свет. Яркая точка прикрывала взгляд и, казалось, откуда, со дна, замерцал наблюдающий, нечеловечески-внимательный зрачок. Чем ближе – тем ярче, меняя оттенки, сиял он.

Не в силах разглядеть источник странного света, я схватил огонек рукой и вместе с ним взмыл вверх.

Не сразу разжал пальцы. Что если там просто укатанный по дну осколок стекла? Только доплыв до камня и заняв свое место под солнцем, разжал пальцы… Вспыхнул под лучами на раскрытой ладони вставленный в черную оправу перстня, прозрачный камень. Прохладной и возбуждающей радостью повеяло от находки. Камень был – как оправленный осколок льда, готовый раствориться в собственном блеске. Глянув сквозь его грани на солнце, чуть не ожегся о раскрывшуюся яркость светила.

Кольцо пришлось точно на безымянный палец правой руки. Счищая ногтем с глубоких узоров оправы зеленоватый налет и потирая грани камня о ладонь, я думал о том, потерян ли он, или принесен штормовыми валами оттуда, где под песком остались на дне кости его владельца…

Доплыв до берега, побрел по мягкой, травянисто ласкающей ступни тропке в гору, на которой помешалось мое временное жилье.

Чем выше поднимался по тропе, чем шире сверху открывалось море, тем сильнее звучало во мне неизвестное раньше чувство, которое росло, поднималось, ширилось…

Кольцо посвечивало, помигивало, снова вбирало утренний когда-то мир.

Камень стал менять цвет – зазеленел, засиял изумрудно, потом лунно пожелтел, как волчий глаз, стрельнул хищным светом. Захотелось снять перстень, но оправа глубоко впилась в кожу на пальце и не снималась. Ритмическая пульсация исходила от камня, гипнотизировала, переполняла.

Меня клонило ко сну. Сон от усталости, которую я вроде не испытывал после купания. Гнетущим, преклоняющим жестом сон указывал на траву, на землю.

Еле добредя до летнего домика, я рухнул на соломенное ложе. Сон опустился на меня, прижал к земле, от которой запахло травами, ослепил сомкнувшиеся глаза яркостью сотен светил, раскрыл окованный черный путь, соскальзывающий куда-то вниз, в поддонные пространства.

Перед глазами засверкали светлячки всех цветов и оттенков. Яснее обозначались нисходящий пролет, по сторонам которого чернели нераскрывшиеся лотосы и покрытые длинными наростами тарпаны.

Гулкий звук проник в уши. Я почувствовал, что уже не подвластно мне несущее движение, тело стало столь легким, как если бы не было его.

Становилось страшно. Но не мне, а кому-то, кто остался далеко наверху. Охватывало неживое успокоение. Издали засиял очаг света и средь неземного засверкали забытые лица и разрушенные здания…

Но отнесло меня куда-то в сторону от света, и там, в полутьме, я увидел таинственный город, в нем – гигантские храмы и башни.

Вглядевшись, с высоты, в три концентрирующих круга зданий, я заметил над золотыми воротами храмов – мутные металлические зеркала. А на площадях – в лунном остуженном свете – тени трехглазых статуй, изваянных из черного подземного камня. Они притягивали меня лунным свечением, исходящим из глубоких глазниц.

Я опустился в сумрак города, к подножию одной из статуй. – При моем появлении ее «третий глаз» засиял изумрудно, потом пожелтел, как взгляд вожака серой стаи, потом зардел – налился рубиновой кровью и стал гаснуть, как уголь в ночи. Вместе с ним я стал погружаться во тьму.

Снова сгустились, как волны моря, тонкие вихри, которые провожали в глубины – подхватили, унесли из исчезающего города.

Вспыхнул и стал приближаться очаг света, от которого отнесло меня в полутьму, – вновь я летел к сияющей сфере. Крылья слиянья уже раскрылись во мне, но когда осталось всего несколько взмахов, Голос, равный серебристому чуду, из Света сказал, что – еще не время…

… Я вынырнул у себя в комнате и ощутил слабые конвульсии в холодеющем теле… С ужасом понял, что мне давно уже страшно, а я забыл там, внизу об этом, не чувствовал, что тело мое давно объято сонной смертельной боязнью.

Еще не проснувшись, мысленно обогнул свое тело и, со стороны взглянув на его страх, пройдя сквозь светлую, далеко вышедшею за его пределы оболочку, – вздохнул.

Кольцо сияло, ало пламенея на пальце. Камень пробирала дрожь – я это ощутил, когда разъял веки. Странно было смежить их снова и страшно было – темноты.

Обманным слепящим мороком виделся свет вокруг. Я выждал, чтобы кровь полным сердечным биением заструилась по онемевшему телу, встал с трудом, такой тяжестью набрякли руки и ноги, и вышел, покачиваясь от слабости, на порог жилища.

Все вокруг предстало как в негативе. Цвета поменялись местами. Цветной негатив природы был неестественен, горек, враждебен.

Протер глаза и – как ни в чем не бывало – засветило солнце, ветер забился о стволы, затеребил древесные ветви. Снова – землю под ногами и небо в вышине, крылья чаек, широко раскрытые в напряженном полете. А ниже – люди и псы, разгребающие что-то в песке.

Нечто проницающее слилось с ними со всеми или открылось в них самих. Я закрыл глаза, оттого, что опять почувствовал тягу, влекущую на щель излома, и понял, что в том, в ком открывались эти пути, тайно поселяется эта тяга, – я почувствовал ее, хоть и знал, как случайно и трудно оттуда возвращаются.

Странно все же ведь полнота сил, ведь жизнь… Кольцо блекло, бесцветным топазом светилось на безымянном, посиневшем от внутреннего холода пальце.

Снова попытался снять кольцо и снова у меня ничего не получилось.

Ступив за порог дома, сделал несколько шагов к откосной круче, что начиналась неподалеку от дачных оград над морем, пошел по тропинке над каменной пропастью, к которой внизу припадали волны. Быстро устав опустился над обрывом на траву. Как теперь притягивает Земля! Как голос ее внятен теперь!

На узкой тропе я увидел женщину, которая, стоя ко мне спиной, говорила что-то, потом в шепоте ее различились слова молитвы, которые стекали по длинным волосам и падали на острые камни под ногами. Видно, молитву не принимало небо. Но ее слушала земля, она слышала ее шепот.

Каким-то чудом я проник в ее чувства, почуял цветочное масло ее мечтаний, ее душевный огонь, познал и запретность такого проникновения.

Женщина ушла, исчезла с глаз. Кольцо мигнуло янтарно-желтым, перелившимся в сапфирово-голубой.

Я пошел в противоположную ее тропе сторону но, как оказалось, она во мне не исчезла, – продолжая видеть, я разглядел в ее неопаляющем внутреннем пламени бичующие красно-синие полосы испуганного смятения. Я же заметил тонкие лучики, опоясывающие ее голову и тело причудливым переливным семицветием. Вот-вот переселится она в исходящую от нее живую магнитную бурю, раскроет глубоко смотрящие глаза и понесется, как недавно несся я, в темень длинного тоннеля, освещаемую мириадами колючих, незатухающих огней. Но она отвернулась, возвратилась с порога, ведущего во тьму. Ослабло натяжение нитей, пробующих прочность ее существа.

И тут красный туман затмил все. Я выпустил ее из внутреннего поля зрения. Почувствовал, что с пальца на траву тропы соскользнуло кольцо.

Оно покатилось, подпрыгивая, долетело до края обрыва, ударилось о ракушечный камень скалы, прощально брызнуло чудным светом и упало в море, подняв малый бурунчик воды, исчезло.

На один вдох я застыл над обрывом. Через мгновенье уже летел с высоты вслед.

Холод воды принял меня, я увидел удаляющуюся, светлую через воды точку. Она все дальше уходила в темень, а на встречу мне, из тьмы полезли жуткие, как мертвые страхи, спрутообразные существа, – они преградили путь, обхватили грудь, сжали легкие, выжали из них воздух и вытолкнули, полузадушенного, на поверхность.

Не знаю, как сострадательные волны вынесли тело на берег.

Помню, ощутил, что часть меня ушла безвозвратно в подводную глубь, что, отделившись, она лежит на дне, отражая гранями свет и тянется ко мне, притягивает меня и я тянусь к ней, отвечая на зов глубины, бьюсь о пределы досягаемости.

Все стало на свои места. Позитивный берег, незаметно увеличивающееся число людей – шумящих, играющих в детские игры, смеющихся, поглощающих пищу.

Прибрежная жизнь бросилась в глаза, которым захотелось закрыться… Хотелось…

На моем пальце до сих пор остался незаживающий обручальный след от утонувшего перстня. След этот, я знаю, исчезнет только в месте со мной.





***



ВРАГ СОЛНЦА

легенда



Время еще не торопилось, века шли ровно и мерно. Величавый Хронос, породивший бесчисленное множество миров, сотворил во Вселенной округлое наше обиталище. Он даровал избранным из неразумных сынов Земли. Логос, постигающий Хаос, Логос, таящий единое, первое, божественное слово.

Совершая вращение под неслышное пение небесных сфер, планета переживала золотой век, когда все живое естественно двигалось, питалось, плодилось и множилось, поклонялось богам.

К вечноликому божеству – Солнцу возносились моления. Люди, как споткнувшиеся малые дети, падали ниц перед лучезарным символом безначального Света.

Маги, мудрейшие из мудрых, прозревшие и видевшие ясно, возжигали в кубических гротах священные алтари Солнца. Хранители знания и тайн, поклонялись они звездам, огню, земле и воде. Они знали, сколько мер отделяет их от далеких светил. Души они направляли к постижению речений и знаков богов, являвшихся им воочию. Книга бытия была перед ними открыта, и они без труда читали в прошлом, настоящем, в будущем.

Денно и нощно созерцали маги являющиеся им видности, истекающие и воспаряющие. Молились они и жертвоприносили. Однажды близ святилища вкушая пищу, маги заметили человека в черной оборванной мантии, бредущего по направлению к ним. По правую его руку шел, покачивая боками и помахивая хвостом, прирученный лев. Они приближались. Маги, сидящие на земле, не шелохнулись.

– Маги, поклоняющиеся звездам, – завел речь свою пришелец, – внимайте же мне, постигшие тайны, великие, мудрые маги!

Мир сотворен из света и тьмы, из тьмы и света сотворен человек. Вы служите свету, я – тьме. Тьме я служу потому, что знаю опасность от света ослепнуть. Видевшие свет и ослепшие несчастны, – им хочется света.

Если же не будут они знать светлых лучей, и будут думать, что свет – это тьма, в жаркой смеющейся тьме обретут они жгучие радости, ваши познания, отныне да служат тьме! Восстаньте против вашего Солнца! – Его глаза блеснули и померкли. – Разум, знание, – все это не дает прочной власти, не творит власть, не сохраняет ее. Несмотря на мощь, вы бессильны. Если вы не пойдете за мной, люди, толпы людей раздробят и развеют ваши письмена.

Соглашайтесь на тьму, или уходите. Вы не нужны людям, как не нужен ваш огонь, годный разве для того, чтобы сжигать трупы. Людям нужны изобилие и тьма. Я дам им и первое и второе. Прежде чем умереть, люди будут одарены, как никогда.

Поднялся с земли верховный маг, твердо оперся о тростниковый жезл-посох. Осветилась солнцем его белая широкая мантия, глянул маг на пришельца, черное одеяние которого затрепетало на ветру. Смотрел на него долго маг, что-то постигая. Затем сказал:

– Мы выслушали тебя, пришелец, – и не прибавил больше ни слова.

Кровавой яростью наполнились глаза пришельца. Проклял он магов, проклял Солнце, и рычал он, и рыкал его лев, а Верховный маг, глядя сквозь него, видел, как с холма смотрел на них черный расплывчатый демон, витая, трясясь, хохоча…

Пришелец пошел по далеким от магов городам и селениям, он проповедовал:

– Люди! Прислушайтесь ко мне, вам посланному, люди! Сильные черные боги шлют вам откровение: Солнце угрожает Земле! Вся смерть на Земле от Солнца! Если вы не убьете магов, мир сгорит. Мир не выдержит их знаний. Их учение – совершенство, а совершенство равнозначно концу, растворению, смерти. Им не к чему больше стремиться, они и так слишком много знают. Своим совершенством они навлекли на вас гнев богов.

Кончается Великий Год, космический огонь обрушится, бушуя, на Землю. Маги призывают огонь. Пламя их святилища притягивает небесное пламя! Бойтесь магов! Убейте магов!

Если вы умертвите магов так, чтобы они, умирая в муках, отказались от Учения и их души не посмели бы воскреснуть, наступит блаженная Тьма. Мы разграбим святилище. Я подарю вам радость изобилия. Не будет предела вашим желаниям. Будут радости вожделения, которые покроют Космос, и перевернут его. Вы станете царями Вселенной! Новый цикл мира начнете вы! - У вас будет все, что ни пожелаете, убейте магов! – Он говорил, и горели огнем тьмы его глаза и красно-желтым огнем глаза его льва. Развевалась над толпами его борода, и рядом струилась в воздушных потоках львиная грива. Слушали на площадях изумленные люди, и прислушивались к его словам.

Первым примкнул к Пришельцу египтянин Ба, чужак, о котором говорили, что он убил своего брата по имени Ка. Чужак Ба поклонялся богам Сету и Анубису и был одержим страшной болезнью – некрофилией. Черный пришелец дал ему двадцать девять монет, отлитых из яркого желтого металла за то, что бы он прокрался ночью в храм, убил верховного мага, что бы он загасил пламя в капище.

Маги молились во храме, но они видели… Они видели египтянина Ба, видели в темноте блеск его кинжала, когда он крался по обходному коридору, по которому позволено ходить вокруг храма во время мистерий только посвященным в жреческое звание. Видели маги, как он подходил к полыхавшему, как Солнце, капищу.

На утро, на холме, полузасыпанное песком, было найдено людьми тело чужака Ба. В остекленевшем его взоре было страдание. Руки, еще недавно тянувшиеся осквернять святыни, ссохлись. Ни одной раны не было на его теле, на котором сидела, юркнувшая при приближении людей в каменную щель, золотая, блещущая на солнце ящерица. И снова Пришелец проповедовал на площадях. Снова призывал именем тьмы и именем Аримана. Люди слушали, внимали, ослепленные. Их уже застилала тьма.

– Маги, жрецы Солнца, виноваты во всем. Если они будут живы, мы погибнем! – роптали в толпе. Эти голоса становились день ото дня все громче. Потом к голосам присоединилось бряцанье мечей, в звуке и нестерпимом солнечном блеске которых слышалось: Смерть! Смерть! Смерть!

Тучей двинулись толпы в черных одеяниях к Храму и не было им числа. Поля вытоптали они на своем пути. В спокойствии высился Храм, украшенный орнаментами и барельефами. Блестел опламененный золотой диск над входом. Безлюдно было в великолепном пышноцветном саду, разбитом на склоне горы перед храмом, пустынно. Только изваянная на одиноком темном камне львица, пронзенная царскими стрелами, напряженно вытягивала тело, ожидала смерти. Каменная кровь сочилась из каменных ее ран.

Толпа, предводительствуемая Черным Пришельцем, с глухим воем, шуршанием, скрежетом, спускалась с холма. – Смерть магам! Будь проклято солнце – ревела ослепленная тьмою толпа. Вот они уже обступили вход в святилище, вот уже повержен над входом диск, втоптан в песок, вот уже сотрясли многовековую подсводную тишину бешеные, жадные, яростные крики.

И впереди их, похожий на Черного Демона, бежал, круша все, что попадалось на пути, Пришелец. Прыжками сопутствовал ему лев.

Люди хватали утварь: фигурки из алебастра и мрамора, кубки, чаши, драгоценные металлические пластины, ритоны из слоновой кости. Не останавливаясь, люди дрались друг с другом, убивая и топча ногами тела убитых в схватке за сокровища. Крошились, превращаясь в пыль, глиняные таблички с письменами, ломались архические оккультные символы, разбивались сосуды…

Черный Пришелец вместе со своим львом во главе сильных, горящих злостью людей, ворвался в капище. Полыхал, отраженный в серебряных и золотых зеркалах огонь. Вокруг спокойного, золотого горения, со склоненными головами, точно немые изваяния, сидели, не двигаясь, маги.

Пришелец испустил победный крик, но… он взглянул на магов, впился в них глазами, лицо пришельца исказилось, и он страшно взвыл. Ручной лев сел на задние лапы, затряс головой, будто его укусила ядовитая змея.

– Они, – зарыдал Пришелец, – они выпустили на волю свои души! Они обманули меня!

Сотрясаясь от рыданий, он вынул меч, и стал бить, кромсать, неподвижные, с остановившимися глазами, сидящие тела магов.

– О горе! Они перевоплотятся, снова появятся на Земле, вернутся! Они совершенны, они бессмертны! Все напрасно, все кончено. Жалкие люди, копители земных богатств! Остались тела, одни тела, души улетели!.. – люди его не слушали, они грабили, – и он колол и рубил тела магов. Кровь взлетала фонтанами, брызгала в огонь капища. Огонь не потухал, только еще больше разгорался от священной крови.

Внезапно Пришелец дрогнул, остановился. Застыла в воздухе рука с поднятым мечом.

– Они видят меня, видят! – закричал он, покачнувшись перед невыносимым видением. В зрачках его отразился омолненный огненный луч.

Пришелец выронил меч и рухнул в пламя перед Солнечным алтарем.

Затрещало, взметнулось под купол чистого, светлого святилища посеревшее пламя. Оскалившись, со страшным ревом, лев кинулся за хозяином в огонь. Искры посыпались от вспыхнувшей шкуры. Все исчезло в горении. Повалил жирными клубами черный смрадный дым, выгнавший людей из оскверненного, разграбленного храма. Но, выбравшись из храма, нагруженные сокровищами, люди не нашли дорогу к своим домам. Они заблудились в пустыне и погибли, потому что… началось Великое Солнечное Затмение.

К списку номеров журнала «ЛИКБЕЗ» | К содержанию номера