Женщина по имени Кальпиди

В.Кальпиди. Стихотворения. – Пермь, 1993 – 102 с.
В.Кальпиди. Ресницы. – С-Пб., 1998 – 48 с.

Во времена моей не столь далекой (и умственно, и хронологически) молодости, а также первого (которое никогда не бывает первым) совещания молодых писателей Урала – один из руководителей моего семинара, профессортиредоцент чего-то там, Зашихин говаривал: «когда Кальпиди был еще нормальным – в смысле выпивал …». И так далее. Присказка у него была такая. Поскольку присказка мне понравилась – рискну быть вторичным и начать фразой: когда Кальпиди еще не был женщиной …
Итак, когда Кальпиди еще не был женщиной – он был мужчиной. Нет. Не так. Он был писателем. А потом – он стал женщиной и поэтом. В каждом – простигосподипоэте иже поэтессе скрыт транссексуал. Это и фишки литераторов новой волны на тему лесбогомосексуальной культуры, наиболее ярко проявленные в так называемом «Нижнетагильском Ренессансе». Примерам несть числа. Это и попытки быть неузнанным за текстом путем изменения окончаний женских на мужские и наоборот, и написание обезличенных текстов – автописьмо. Бесконечное стенание джойсовской Пенелопы. Но наиболее для меня интересна женщина Виталина Кальпиди, коя некогда была нормальным пахнущим перегаром мужиком и обратилось к Б-гу: «Мужчина – это женщина когда / Она перестает любить мужчину». Б-г дал ему то что было спрошено, но видимо лишь затем, чтобы после те же узкие губы прошептали в тот же адрес: «Оставь меня, безгубая Лилит,/ Возьми обратно пенис и вагину …». Все они такие блярвы-поэты! – вначале выпячивают свои или не свои члены, фаллосы, пенисы (см. доклад А.Ф.Лобка «Различение понятий фаллоса и пениса в поэзии Виталия Кальпиди», чуть погодя меняют их присутствие на их же отсутствие, а после посылают все нах и начинают просить б-г о своей бесполости. Смею предположить, что здесь мы имеем дело с тройной осью созревание-осознание превосходства фемины над пенисом, как визуально, так и  матриархально-и, как следствие второго звена – импотенция, что в сущности является не более чем перерождением сперматозоида в яйцеклетку и тогда «Желание быть женщиной меня / Перемещает в сторону огня …» и «Он женщина, он ощущает грудь / И раздвигает медленные ноги».
Наши времена – это времена возвращения матриархата в западную цивилизацию: у мужиков не поднимается ни перо, ни рука, ни то – что гораздо хуже, когда не поднимается. И тогда баба – сходив, стоя, на горшок – восклицает: «Научи меня нежности, это все, чему я могу научиться. Тяжело сознавать, но мужчина нежнее женщины./ Тяжело сознавать, но приходится с этим мириться. Научи меня этому из всего, что тобою обещано …» (Ирина Кадикова). Вот, в общем-то, и все. Но я не об этом, я – о другом, я – о причине стремления Виталия Кальпиди стать Виталиной Кальпиди, об эволюции мужчины в женщину, бабочки в сачок. Мужчина-поэт подсознательно в какой-то момент начинает понимать творческую необходимость слома, неизбежность изменения знаков полюсов своей батарейки и приходит к самому элементарному алгоритму действий, а именно – озвучиванию своей нежности, скрываем доселе коркой мнимой грубости. Сравните: «я гоняю консервные безобидные банки / в сторону от похотливой еврейки, страшной якутки и развратной славянки» и «Не разглядывай ночью мужчину, уснувшего после любви. / Он ничуть не устал, а на время от нежности умер». Вот, именно озвучивание нежности и есть тот самый угол слома из которого более-менее удачно выпала поэтесса Виталина Кальпиди. Красивая такая. И ранимая. И не пьющая. А пока или «потом наступит древнее потом / и девушка, не ябеда, не злюка,/ сойдя с холма, исчезнет за холмом, неся в руках пучок лесного лука …»