Татьяна Кайсарова

Из ничего. Стихотворения

Татьяна Кайсарова — поэт, журналист, критик, художник. Окончила художественно-графический факультет Государственного педагогического университета. Член Союза писателей России (с 1999 г), Союза писателей ХХI века (с 2011 г.), Союза литераторов России (с 1999 г.), Международного Союза журналистов (с 2001 г.). Сопредседатель секции поэзии СЛР. Автор 15 поэтических  книг и многих публикаций. Живет в Москве.


 


 


***


 


Из ничего, из воздуха и пепла,


из полузвука, полунемоты,


как выдох или вдох, как сонный лепет,


ПОЭЗИЯ, на землю сходишь ты.


 


Возлюбленный, единственный и тайный,


так шепчет сокровенные слова,


как тень твоя, желанны и случайны,


прикосновенны, слышимы едва.


 


Как сны твои внезапные блаженны…


Единой мерой мысли сведены


края волны, края небесной пены,


края густой туманной пелены…


 


Дышу тобой, ловлю твой шелест, вижу


всё то, чему нет знака на земле.


В мгновении едином вечность ближе.


искрится слово льдинкой в хрустале!


 


 


 


 


***


 


Что ты знаешь об устройстве сот,


о пчелином танце, о полёте


над необозримостью длиннот


летних дней, о комариной ноте,


зуммером звенящей, о реке,


о внезапной утренней прохладе,


о дыханье ветра в тростнике,


кружевной рябиновой досаде


и сосновой смоляной тоске?


Мыслью повторю полёт пчелиный,


странный, как рождение строки.


Сладостны, берёзово-осинны,


девственны, прозрачны и невинны, 


чувства светоносны и легки.


 


 


***


 


Пора войти в прохладный майский лёд
воды рассветной, северной, горючей…
И затрепещет тело, и замрёт,
и эхо всколыхнётся вдоль излучин,
вдоль берегов, где гулко и светло.
Восторг и ужас, холод и тепло!
А воздух – божий выдох, божий вдох.
Вечнозелёной хвоей дышит бор.
Утиных косяков переполох –
порыв и всплеск, и отзвук, и повтор...
Струится утра белая стена
от вечных высей до земного дна.
На берегах рассыпан первоцвет 
и белый, и небесно-голубой,
но кажется, что первозданней нет, 
чем майский чай, заваренный тобой,
чем дым, прогнавший муку и тоску,
и наш ковчег на сонном  берегу.
Пусть кто-то скажет, что бессмертья нет,
но мне, припавшей к твоему плечу,
Всевышний прошептал иной ответ
и повелел молчать, и я молчу.


 


 


***


 


Теряются закатные огни.


Сквозь серый пепел прорастает пламя.


Совсем как искры улетают дни,


и снится то, что будет между нами


 


в той комнате прохладной и пустой,


заполненной прозрачными тенями,


где спит луна монетой золотой


на небесах паркета между снами.


 


Ты, кончиками пальцев, видит Бог,


разбудишь знак судьбы в моих ладонях,

и губ моих раскрывшийся цветок

в саду цветов пылающих утонет.

 

 

ПЕЧАЛЬ

 

А ты скажи, что даришь мне слова

из своего немого затуманья,

и, как всегда, окажешься права,

печаль моя. Из скани

твоих ветвей сквозит закат,

ты любишь, останавливая сердце,

и продлеваешь жизнь мою стократ,

подмешивая бешеного перца

в вечерний кофе. Скерцо с молоком!

Вне сна богоподобно и легко!

Пусть будет так: начнётся век, качнётся

туманный гон рассветов и дождей,

любовь на берега мои вернётся

с апрельским колыханьем лебедей.

Прольётся кипень – платье станет белым.

Ожог от поцелуя. Тишина.

Вливаюсь в утро невесомым телом –

вольна исчезнуть, царствовать вольна!

 

 

***

 

Мне кажется, что легче рисовать,

играть штрихами. Карандаш из воска.

Воды прибрежной тёмная полоска,

огонь и ты - и взгляд не оторвать...

 

В поленницу клади мои слова,

они горят пожарче лап еловых.

Цветёт костёр у берегов сосновых:

светлы дымы... и кругом голова.

 

Теряют и друг друга ищут губы,

в саду кудрей вольна моя рука,

плывут деревья, травы, облака...

О, дайте только сепию и уголь -

 

катарсиса божественную муку

отобразить в туманной борозде...

Костёр последний раз мигнет звезде

и лишь душа ещё кричит без звука...

 

 

***


 


Единственный, в Венеции ночной,


где ты ещё вчера входил в дома,


вдоль тротуаров, и дышал волной,


остановись, дыши сегодня мной,


и торопись: уже грядёт зима!


 


В Москве дикарской леденеют звёзды,


деревья стынут, кутаясь в огни.


Они, как мы, считают, что не поздно


мечтать о счастье и гадать по звездам,


до радости отсчитывая дни.


 


К внезапному и рифм не соберу…


Всё будет так, как виделось когда-то:


и ночь – не ночь… но коль очнусь к утру,


не доверяя вечному перу –


крылом в календаре отмечу дату!

 

 

***

 

Пришло, неловкое. И стало рядом.

Ты помнишь нас?  О, время, не молчи!

Молчит, примерясь долгим взглядом,

что ночь длинна и звёздный мёд горчит…

 

О чём была былинка сна? – Загадка.

Ещё невнятен мир и ночь ещё бела,

и нам двоим таинственно и сладко.

Возьми мой сон. Давай начнём с тепла.

 

Начнём. Мой чай с кислинкой. Цитрус

смеётся на салфетке кружевной,

и длится поцелуй, но слишком быстро

осколок лунный падает на дно.

 

На дно остановившегося лета,

на всю его короткую длину.

В тумане обнаженная планета,

в бокале недопитое вино.

 

 

***

 

Я белая, как кисея

на платье новобрачной,

как аура небытия

прозрачная. Прозрачней

своей придуманной тоски –

печали белотканной.

Бела, как сущие листки

молитвы покаянной.

Я белая, как сон высот,

как пенка мёда.

Мой белый лебедь воду пьёт,

из озёра, из небосвода.

Мой белый лебедь белой мне,

как горние заветы,

однажды диктовал во сне

катрены для сонета, 

а утром, пока отсвет бел

проскальзывал в гардины,

он тайну истин выводил

и завершал терцины .

Я принимала белый свет, 

метелье, и заснежье,

и белой ночи первоцвет,

и нежность.

 

 

***


 


Помолчим. Ложится пепел снегом,


в призрачном пространстве – немота…


Между нами войны печенегов.


караваны Красного креста,


 


«бешеных»  кровавые обстрелы,


свежие могилы и кресты;


между нами огненные стрелы


и черёмух снежные цветы.


 


Между нами незаметной нитью 


сверенных вибраций частота.


Мы нашли друг друга по наитью,


силой резонансного креста.


 


Помолчим. Что осень, напророчишь 


листопадом, вьюжа берега?..


Милый, если нежности попросишь –


безраздельно всю тебе отдам!


 

 

МУЗЫКА ДЛЯ ДВОИХ


 


Не потеряемся в звенящих голосах


ручев, в туманных снах озерных.


Мне помнятся: леса, и голоса,


и желтых звезд обманчивые зёрна.


 


Те россыпи брусничные у ног


и шорох тростника берегового,


берёзовый воздушный туесок


был полон, пуст, а после полон снова.


 


Как медленно в ладонях таял день,


сгущались сумерки, роняя полночь.


Ковшом луна качалась на воде,


и птица вдалеке звала на помощь.


 


А дальше – только музыка и свет –


та музыка, с небесными огнями…


И никого на белом свете нет,


нет никого на свете между нами.


 

 

 

 

СОН  


 


Мне снится, как падает полночь в ладони твои,


как ствольчатый лес, прорастает сквозь сонное тело,


как птица ночная в закрытую клетку влетела


и сгинула в ночь – только крик, только ветка в крови…


 


Вот кто-то часы потянул за истертые гири –


послушные стрелки обратный наметили ход,


как  будто готовясь начать нереальный отсчет 


в случайном и диком, затерянном в космосе мире.


 


Несётся «Сапсан», рассекая чужие просторы,


иные миры,  но беззвучно немое кино…


Объем тишины мне озвучить, увы, не дано.


За окнами смог и алеют волнистые  горы…  


….


Но слышу, как падает утро в ладони твои,


как дрогнули вздохом  доселе безмолвные губы,  


и сон, растворяясь, мгновенно уходит на убыль.


Я рядом, любимый! Прохлада, рассвет, соловьи…


 

 

***

 

А снег летит и лепит. Белый свет

теперь всё непроглядней и белее…

Всё растворилось: храма силуэт

расплывчатые контуры  аллеи,

 

пред этой музыкой, пред этой снеговой

свиридовской, светящейся, метельной,

под этой хладотканной пеленой

как небо вечной и как жизнь мгновенной.

 

Мне видится: то лебединый взлёт,

то диких яблонь буйное цветенье,

а снег летит и лепит, и плывёт

И исчезает, словно сновиденье