Тексты Хаоса или Руководство к чтению в подводных лабиринтах

Так случилось, что прочтение книги Олега Синицына и статьи Нины Искренко «Хаос или гармония» (альманах «Индекс», Москва, 1990) совпало у меня во временной координате. Полагаю, что совпадение – далеко не случайность. А если и случайность, то определяемая законами хаоса.
Не будем забывать, что любой абсурд является таковым, только если соблюдает свои абсурдные законы. В противном случае – шизофрения. Книга же ОС прекрасно иллюстрирует и продолжает вектор, обозначенный НИ, почти пятнадцать лет назад, в трехстраничном эссе.
Ввиду всего вышезаписанного – я не буду касаться ни сюжета книги (психологические – чуть не оговорился: психиатрические выверты сознания погибающего вместе с подлодкой = скажем, «Курском», «Комсомольцем» = каплея), ни технической стороны текста (заинтересованный в этой части книги отыщет все сам – может быть, то, что увлеченный автор не замечал сам). Более привлекательно для меня, показать технологию прочтения подобного текста. Текста Хаоса.
Одной из главных особенностей текстов Хаоса является соучастие читателя в построении лингвосистемы книги. Что я имею в виду? Когда начинается акт хаотического творения, в нем принимает участие не только автор, но и читатель – и вне читательского сознания такой текст не способен существовать, потому что именно читатель определяет смысл того, что в него вложили, что ему показали. Без читателя текст Хаоса не более чем картонная (папье-маше, пластмасса и все такое) декорация. Собственно говоря, именно читатель населяет этот игрушечный город персонажами и наделяет их индивидуальным характером. Задача же автора заключается в создании антуража и грима, в выборе вектора сюжета, расстановке дат, может быть в какой-то степени грамотность (вежливость / невежливость, аккуратность / неаккуратность) в подборе разговорной / озвученной,  ментальной / неозвученной речи персонажа. Это все, что текст Хаоса дозволяет сотворить автору.
В принципе Хаос – это гораздо более строгая система, чем порядок. Потому что порядок устанавливает человек, а хаос ведет за собой человека и если читатель позволит себе непротивление, то хаос приведет его к порядку, или – если воспользоваться религиозной терминологией – выведет его из тьмы на свет. Вполне возможно, что через «синдром Иовы».
Что делает Олег в своих 55 черновиковых записях – он дает нам, слепцам в его мире, нить, которую удержать – особенно на первых порах – трудно.
Более всего трудно тем, кто привык смотреть, а не слушать или ощущать кожей. Вспомним американского поэта J.D.Morricon,  который говорил, что мы, лишившись глаз, могли бы жить, и возможно – обнаружить мудрость, лишившись же пальпаторных ощущений – мы бы обратились в бесчувственные чурбаны.   Олег дает нам возможность следовать за голосом в темноте, в этой книге, в водных глубинах, где вода под своей тяжестью обращается в каменные лабиринты.
Я очень надеюсь, что читающий моё долгое предисловие, не устрашится прочитать черновики Олега до конца и доверится им от и до, тем более что иногда нам, чтобы стало веселее, стоит сыграть не свою роль, а путь к прозрению, в нашем пограничном времени, лежит через ослепление.

Со времен оформления в словеса первобытных мифологем: ориентиром искусства считается гармония, которая в сущности не что иное, как соизмеримость, равновесие, симметрия (то есть «максимальный беспорядок»). В этом смысле можно утверждать, что произведение искусства умирает в момент его завершения. В поэме Синицына – смерть искусства пропущена, как и должно было произойти с текстом Хаоса. Напротив – подобный текст оживает лишь при помощи читающего. И долгота чтения определяет собственно продолжительность существования текста в искусстве. Не будем забывать, что за текстом всегда существует еще один текст. За смыслом проживает двусмысленность. Мы не умеем говорить, но учимся всю жизнь. И то, что мы слышим – вовсе необязательно то, что мы должны были услышать.
Надеюсь, я вас окончательно запутал? Как и предполагалось.