Соль земли. Стихотворения

***

СОЛЬ ЗЕМЛИ

Здесь новый день, вдыхая чёрный яд,
вынашивает миф о повороте…
И сил всё меньше противостоять
тому, что проявляется напротив.
Внимая беспристрастным образам
(не так ли появились лицедеи?),
мы всё ещё пытаемся сказать,
осознавая – кто, и с кем, и где мы…
Да, наша крода – выше всех костров,
но в эту землю нам не возвратиться…
А соль её – всего лишь наша кровь,
та, что руда, и та – что не водица.
И кости в основании кремля
давным-давно истлели, ставши прахом…
И новой крови требует земля,
отравленная алчностью и страхом…
_ __ _
Крода – сожжение, отправление к Роду.


***

Мимо привокзальной площади
в сновиденьях не ходи,
там летят гнедые лошади,
там гуляет только дождь один,
днём и ночью –
дождь один…

Мимо всех путей не сбывшихся,
что манили далеко,
где и дышится и пишется,
и не пишется легко.

Скажешь, что вокзал тот – вымышлен,
что пути манят – в мечтах,
Для других вокзалы – финиши –
для тебя вокзалы – старт…

Но, когда мечты оставишь ты,
снисхожденья не проси
и кати,
кати свой камешек,
обречённо – как Сизиф.

Мимо снов, в которых лошади
мчат, сминая сон-траву,
мимо привокзальной площади,
мимо жизни…
наяву…


***

РУСИНКА

Русинка…
А просится – русинка –
девчонка из древних поверий,
вишнёвая косточка-бусинка
в моём родовом ожерелье.
Моя синевзорая пращурка –
глоток родниковой водицы,
легка и проворна – что ящерка –
славяночка-отроковица.
Не часто клонила головушку
и клала земные поклоны,
горчит твоя вольная кровушка
дымком половецких полонов.
Девчонка в рубашечке вышитой,
века меж тобою и мною,
да только по-прежнему слышу я,
как стрелы поют за спиною.
Никто до сих пор не ответил мне,
то явь или сон мой из детства?
То сердце болит иль отметина
калёной стрелы половецкой.


***

НЕ ПРИВЫКАЙ…

Не привыкай ко мне. Привычка
слывёт нежнейшей из убийц.
Я стану калькой дней обычных,
обыденности пригубив.

Я стану тайной пыльных комнат,
венчальным обернусь кольцом…
оставь грядущим Незнакомкам
мои глаза… моё лицо…

Не привыкай ко мне. Мы – Боги.
Нам предначертаны века.
Для нас расстелены дороги
не на Земле – на облаках.

Пускай, мои объятья скомкав,
в чужих утешишься. Пускай…
Оставь мне участь Незнакомки…
Не погуби… не привыкай…


***

РУКОЙ ПОДАТЬ…

Рукой подать, – а всё ж не прикоснуться,
И Яблочного Спаса жар остыл…
Мы просто не успели оглянуться, –
Засахарился летний мёд на блюдце,
И яблоки – печальны и желты…

Рукой подать, – а всё ж не оказаться
у яблони, светящейся в ночи…
чтоб на траву примятую бросаться,
и паданицы трепетно касаться,
и слушать, как ты рядышком молчишь…

Рукой подать – а всё ж не заблудиться,
Хоть Спаса в октябре простыл и след.
Всё дальше наши взгляды, наши лица…
Но сок под тонкой кожицей струится,
И источает мякоть нежный свет.

Рукой подать, – а всё ж не прикоснуться, –
Нет летних нот в октаве октября…
Но этот голос мне помог вернуться,
Туда, где мёд, как золото, на блюдце…
и ты молчишь…
и яблоки горят…


***

ФЕВРАЛЬСКАЯ ГЕРАЛЬДИКА,
или неудачная попытка составить свой герб...

Ты уверял: проста геральдика,
бери бумагу да перо
и отправляйся во вчера, пока
стекает вечер на перрон.
Ни скорые, ни пассажирские
там не проходят поезда,
поможет путь тебе отыскивать
упавшая в ладонь звезда.

На остановке промежуточной
(загнулся уголок листа…)
взяла (хоть был мороз нешуточный)
с собою спящий краснотал.
Ведь пополудни будет оттепель
ронять капель в мою ладонь,
искать дорогу мне легко теперь:
всё время вверх и – посолонь…

Смешала всякое со всячиной, –
не вышел из меня герольд,
и тушь февральская растрачена…
мой герб – бумага да перо.
Я не усвоила геральдику,
хоть ты божился, что проста,
но долго в сумерках февраль стекал
в безмолвье чистого листа…


***

ЛЕНТА М…

Вхожу в сновиденья твои
с пеленой снегопадов.
Меня, ты и если заметишь, –
Не сразу узнаешь;
Сон – бездна, в которую можно лететь…
можно… падать.
Сон – веточка вишни цветущей,
И – рана сквозная.

Но здесь, в сновиденьях твоих
всё опять по-другому.
Пытаюсь вернуться к тебе –
Отговорки излишни.
И, вроде бы, всё как тогда,
Только вот… птичий гомон
Над нежным ростком,
Что пробился из косточки вишни.

Вхожу в сновиденья твои –
Это всё, что осталось.
Кричу, но меня уже нет,
И, конечно, не слышно.
Я к точке исходной вернулась,
где мне показалось,
Что нет снегопадов,
Есть только цветение вишни.

Вхожу в сновиденья твои,
И… опять всё сначала.
И парус, исполненный ветра попутного,
дышит…
И море приносит
к безмолвию старых причалов
нетающий снег –
лепестки облетающих вишен.


***

… и дольше века длится день…
Борис Пастернак

Укутываю пыльным фетром
фарфоровую хрупкость дней,
наполненную тихим ветром
и силуэтами теней.
Наполненную дальним светом,
в котором мил любой пустяк…
я, Века, канувшего в лету,
осиротевшее дитя.
Урбанистический приёмыш,
хранящий душу под замком,
по осени до окоёма,
во сне летящий босиком,
до старой дедовской усадьбы,
где пленница одним живёт:
не просыпаться бы…
писать бы
и дни и ночи напролёт…
И, согреваясь у камина,
смотреть на падающий снег,
предчувствуя, что будет длинным
грядущий день, как прошлый век.


***

О МОРЕ…

А я о море зареклась писать…
Что ни скажи – покажется вторичным.
Ему пропеты тысячи осанн
и человечьим племенем, и птичьим.

Но только-только стрелки на часах
к полуночи –
Несбывшемуся внемля,
я снова поднимаю паруса
и покидаю суетную землю.

По курсу – прямо – острова лежат,
те, что во сне привиделись однажды,
и тихо повторяя: «так держать!» –
я отпускаю парус свой бумажный.

Пусть кто-то адекватный своё «ква»
вдогонку резюмирует весомо…
ни мнения – ни званья:
острова –
единственная цель ночей бессонных!

И всё ж… о море спеть не премину…
Здесь ветром – вдох, а выдохом – прохлада…
и на берег сбежавшую волну
успею на прощание погладить.


***

ПТИЧЬЕ

«В воздухе вроде бы все было нормально,
но потом птицы начинали как бы дрожать,
без сил падали и вскоре умирали».
Из сводки новостей

сколько зим у окна
а ты
всё ещё называешь меня птицей
я давно не боюсь разбиться
но пока боюсь высоты
в приближенье высокой воды
чую холод
земля – здравствуй…
кто замкнул над тобой пространство
повелитель
раб
поводырь
мне уже не взлететь…
а ты
всё ещё изучаешь мои привычки
но от прежних повадок птичьих
мне достался зов высоты
той что прячется
ждать устав
в придорожной
промёрзшей насквозь канаве
где вмерзает в чёрную наледь
крик разбившихся птичьих стай
где слепой маньяк-поводырь
развлекаясь
колоду судьбы тасует…
помяни моё имя всуе
в час прихода высокой воды
помяни
и прости
ещё
помолись
авось пригодится…
если мир оставляют птицы
он как водится
обречён…