Ирина Василенко

Моя зима не знает сроков. Стихотворения



***

И кто-то тебя костерит, ругает, полощет имя, как простыню.
А ты, надменно ведя бровями, ни в грош не ставишь всю их грызню.
Смешливо смотришь на лица-маски: опять, скрываясь, кого-то пнёт?
Тебе их жалко – у них есть жало, вот только пчёлы не носят мёд.

С тобою – утро, корицы привкус, горчащий кофе и тёплый взгляд
Ты засмотрелась опять на небо, в котором рифмы, смеясь, шалят.
Добавишь в кофе щепотку соли, добавишь в будни глоток шабли…
Пусть мир – как книга, где на страницах – излом сюжетов картин Дали –

Ты в Зазеркалье, и хрупок воздух, но кто-то держит твою ладонь.
И кто-то рядом, и всё надёжно: свеча не гаснет, горит огонь.
Взрывает время мосты и стены – и чью-то глупость развеет в прах.
Ты замираешь в Его ладонях, и бьётся сердце в Его руках.


ПО КРАЮ

Только небу ясно, во что мы влезли,
Забывая к чёрту обет злословья.
Мы идём упрямо по краю лезвий,
От падений вниз открестясь (любовью?)

Эта фишка, дарлинг, для самых дерзких,
Кто корону утром легко примерит.
Тем, кто ныне/присно остался в детстве, –
Бог ключи от рая, вздохнув, доверит.

Мы судьбу ломали (горбушкой хлеба),
Оседала нежность на дне бокала.
Ироничным взглядом бродяги-Хэма
Провожали вечность, что баловала.

Присягни на краешке этих строчек,
Что меня запомнишь sicut te ipsum*.
И когда наш Бог набросает точек,
Посчитай всё это… смешным капризом.
_ __ __ _
*sicut te ipsum - как самого себя (лат.)


ОСЕНЬ ВНУТРИВЕННО

Вновь осень… Затихаю. Ворожу: уйди, оставь меня в невидимой скорлупке. Мой день нелеп, слова тихи и хрупки, и ангел редко гладит по плечу.
Монеткой счастье выпало из рук, но ниоткуда, с ломаной любовью, сквозь мартобри у неба в изголовье, мы пьём коктейль прощаний и разлук. Как снегом, листопадом занесло и вход в мой дом, и прежние обиды; сюжеты наших встреч давно избиты – до тошноты. И прошлое вросло корнями слов, занозой междометий под кожу/в вены… Что же мы, как дети, так вытянуть пытаемся его?..

Безумно чаепитие с Мессиром. Алиса, Маргарита… Оглянись: молчание отныне правит миром, ты в эту осень, как в строку, вожмись. Гвоздями заколочена нора, где был когда-то свет в конце туннеля, и ты, от безнадёжности немея, стираешь даты, взгляды, номера. Как листья, дни похожи на скитальцев, и мир застыл на клавише «вчера».

… Всего лишь осень. Руку протяни – стены коснёшься кончиками пальцев.


ДЕВОЧКА, ДРЯНЬ, КОРОЛЕВА И ВОЛЬНАЯ ПТИЦА…

Спи, моя девочка. Это всего лишь беда.
Спрячься, как в детстве, в свой сон, где тепло и уютно.
Ночь что-то шепчет, бормочет негромко и чудно –
И растворяет обид и невзгод холода.

Спи, королева. Ты выше – а значит, одна.
Ты научилась осанку держать и корону.
Но не всегда оставалась верна эталону –
И беззащитность сегодня так многим видна.

Спи. Ты не ангел… И хочется так иногда
Маленькой дрянью надменно в лицо усмехнуться,
Туфелькой лёгкой, не глядя, в кого-то швырнуться,
Чтоб на кусочки рассыпалась пылью беда.

Спи, моя птица. Обрушилось небо. Финал.
Некуда рваться, и крылья уставшие давят.
Это так просто: тебя вознесут – и ославят.
Правит предательство пошлый и мелочный бал.

Спи, просто спи, завернувшись в свой собственный мир.
Девочка, дрянь, королева и вольная птица.
Всё ещё будет: вернётся, сожжёт, повторится.
… Ночь, как аптекарь, готовит надежд эликсир.


***

Больнее белого листа
И снисходительной улыбки
Хлестнут внезапные слова…

Мои шлагбаумы так хлипки,
Мои границы – из ветров,
Но стены карточного дома
Вместили нежность всех миров,
Что, как былинка, невесома.

Подкинь на счастье медяков.
Не надо правильных уроков.

… Мой быт до смеха бестолков,
Моя зима не знает сроков.


НЕ УХОДИ?

Не уходи? из тетрадей и жизни –
То ли спасителем, то ли проклятьем
В дней моих счётчик (прошу тебя?), втисни
Каплю надежды напрасным распятьем.

Как тебя много… и как тебя мало…
Губы искусаны, память – помеха.
Прошлое мне улыбнётся устало.
Я задыхаюсь. от боли? от смеха?

Видно, была непосильною ноша,
Раз проклинаю, отчаявшись, всуе.
Не уходи. Уходи, мой хороший:
Я за свободу летать голосую.


МАСКА

Приросла навсегда, проросла сквозь тебя, отодрать бы её, но ты носишь (любя?) – эту маску, скрывая неловко, что живая душа, что так хочет тепла, что устала от фальши и едкого зла…
Вот такая беда: впереди – холода, ну, а ты – ты пропа…, ты загнал себя сам – в мышеловку.

Так заманчив казался кафтан короля, одиночество, сплин и простая вода – чьи-то слёзы в ночную подушку. Ложь была так сладка, но черствела душа, и ты сам пропустил, как легко, не спеша, превратился из мастера вдруг в торгаша, растерял сам себя – до пустынного дна, до конца, до гроша… (потроша равнодушно закрома чьих-то дней, превращённых в игрушку).

Поздно лоб разбивать. Ты хотел растоптать? Но лишился и славы, и шика. Этот город пустой – он уже неживой, те, кто рядом с тобой – манекены. Отвернутся друзья, дотянуться нельзя ни до прошлого, ни до родного. Всё, что грело – мертво, всё, что было – ушло, оказалась, что маска приелась давно, а игра обернулась дерьмово.

… В Гефсиманском саду расцветут поутру одинокие дикие вишни. Разобьётся звезда, зазвенит лебеда, но в руках у тебя – ничего, пустота.
Холод.
Крошево льда…
Не составит труда? – Что ж, настала пора, запиши в дневнике, дни свои вороша:
«Одиночество – это когда…»


СЦЕНА

Дышит на ладан, сгорает в прах чьих-то иллюзий список. Быть при поэзии в шеф-поварах – этот порог не близок. Что там сегодня у нас в меню? Новые развлеченья: выйти на сцену, душа – как ню…

(… к чёрту все эти чтенья!)

Что вам – автограф? Ну да. Кивну молча кому-то слева. Кто я для них (для себя самой?) – золушка? королева?

Тонет жемчужина – дно, песок, искры кидая солнцу. Жизни сегодня – на волосок, так, что трепещет птенцом висок в грязных руках торговцев.
Хлеба и зрелищ – закон не нов. И наплевать, что дальше – этот осудит, а тот поймёт /кто же подарит счастье?/ Сыпят словесною шелухой, прячут себя и души, господи, что же ты, всё – долой, мне ни к чему этот (шутовской) бал, где словами душат.

Мастер устало закроет дверь, чуть побледнев от гнева. Что ж, ты осталась совсем одна, Светлая королева.

… Самое главное – быть собой и не смотреть им в лица.
Dixi. Я выплеснулась – до дна.
Пейте. Не захлебнитесь.

… Море волнуется – раз, и два, зверем шумит разбуженным…

… Все. Уже дома.
Спокойно, жива.
Девочка прочь отпускает слова, и между пальцами, как вода, падает горсть жемчужин.


СТЕРВОЗНОЕ

«Что, Акела, промахнулся, сукин сын?..
Надо было выше нотой… «Only you…»
(с., Sterva)


Слов разматывая горькие витки,
Научусь, как стерва, отвечать.
Ты не первый, кто поймал в тиски,
И не первый, кто со мной – на ять.

А вчера ещё казалось – не пробьёт…
Отдыхает левая щека.
Отпусти из сердца под залог
Королеву… стерву – не дыша…

Тет-а-тет раз(носятся) слова…
Тридцати серебряников звон…
И полоска узкого бинта –
Будешь не лекарством, не врачом…

Не вторым, не третьим, не седьмым,
Зря слова читаешь по ролям.
Будешь просто лишним.
Промолчи. Мой порог тебе не по зубам.



***

За минуту до вторника память нелепа.
Ночь молчит горячо. Передёрнет от гнева
наших бывших богов… Что им – зрелищ и хлеба?!
(ты пьяна, королева…)

нет уже ничего – ни любви, ни печали,
только привкус обмана и отблески блефа.
Ах, какой ерундой твои дни штамповали!
(всё отбрось, королева…)

Замок твой – из песка. Паутина забвенья,
Чей-то голос далёкий, фотография – слева…
И надменная тяжесть холодного чтенья….
(отрекись, королева…)

В вересковые заросли звёзды упали.
Ты уже не позволишь ни скуке, ни мгле,
Чтоб они о былом прямо в сердце шептали!..
(всё ушло, короле…)

нет былых королей.

К списку номеров журнала «ЛИКБЕЗ» | К содержанию номера