Василий Сыроежкин

Сальмонелла. Стихотворения

Текущий человек

Разорвана цепь красноречия,
В помойном ведре прокладка.
И плакать по сути нечего.
И было не так уж гадко.
И я, завернувши за угол
Послушно целую веко,
Отправив домой усталого
Текущего человека.


Урановые стержни – исполины

Он видел, как кожа его стала желтой.
Он спрашивал: Это пройдет.
Они качали головами. Нет. Это конец.
Он видел, как его лицо крылось язвенной коркой.
Это пройдет, умолял он? Нет. Нет. Забудь.
Он видел, как руки ломались о ребра
И медленно хапая пастью азот,
Щекотясь похабными плевками
И елозя кольями зубов по Гринвичу
Он, пяля язык в тубус, орал Милораду:
«Павич, Мироныч, Лукумыч» –
Я вижу безгрудую женщину Риту,
Оставьте мне ее термоядерный синтез.
Оставьте хоть это ее отопленье»…
Но древо «Упреков» размашисто
Драило ванну.


● ● ● ● ●

Большой арах плетет узор
В моей коробке спичек
А за спиной ночной дозор
Нимфеток-истеричек
На жопу ищет приклюЧе
По принципу Ламарка
Большой арах плетет узор
Не холодно не жарко


Дакота

Джон ощутил дежавю когда оказался в драке
Джун испытала оргазм, подобно дворовой собаке
Клив растоптал жука, опытный старый фермер
Бетти ждала мужика, чтобы наладить сервер
Рой заводил свой джип в своем кукурузном поле…
А Боб как всегда залип в тупой нереальной боли


Кладбище Монпарнас


«…дада – это жизнь без домашних тапочек и параллелей...
суровая необходимость без дисциплины и морали,
и мы плюем на человечество…»
Тристан Тцара
«Манифест господина Антипирина» (1929)


Я знаю что мне не лежать
на кладбище Монпарнас
Еще я знаю что мне наврали
И экватор не так бесконечен
а ширина тазобедренной кости
не влияет на цвет и качество печени
На кладбище Монпарнас
Петлюра ласкает жирные губы
Гусеницы-Земли
Боже
Щеки Симоны подопрут
хомячью улыбку Элены Боннер
Но ее нет на кладбище Монпарнас
И весной постаревший мсье
потерявший жену в катастрофе
подарит пришедшим на
похороны – по кольту
Дети решайте проблемы сразу
Не спорьте
Не дайте случайности шанса
На кладбище Монпарнас
удачливый юноша
выпив «шато» будет
буркать под нос из Пиаф кое что
Так по Сене
потащится труп
Весь в собачьих укусах
он вернется сюда
На кладбище Монпарнас
Только желтым в костюме
слегка молчаливым и как-то
дотошно уставшим
На кладбище Монпарнас
не всегда но бывает грустно…
Здесь садовник Луи
так удачно
посадил два уродливых
кактуса глупой породы
«вульгарис» в шкурки яиц
Они вырастут…
Вырастут
точно
И возгордятся
тем фактом что рожденьем
обязаны
Кладбищу Монпарнас



Ханна

Ханна, Ханна,
- это не твой ребенок,
Не твоя четвертинка, не твой колосс.
Устье Тигра устлав, биомасса-манна –
Комьями липнет к корням волос.

Ханна, Ханна,
- это не свыше знаки –
Это в песках необжитый сквот.
Долгожители прачечных Еревана –
Загорелые женщины без бород…

Ханна, Ханна,
- это простые числа,
Тарабарская ересь, нормальный быт…
По ступеням катится безымянно
Голова, затянувшаяся в гранит.

Ханна, Ханна,
- это размером с каплю –
Перемолото-смешанные языки…
Так не слышно, но въедливо-неустанно
Отныне пророчествует Иезекиль!



● ● ● ● ●

Дали мне шкалик земли
Делай сказали что хочешь
Я его выкинул в пруд
Сделал с ним как сумел
Дали слоновый ус
Делай сказали как знаешь
Я ткнул им себе в лицо
Ослеп и оглох и пошел



В городе безделушек


В городе безделушек
Бушевала война идей:
Расстрелами из «Шар-пушек»
Взбесившихся голубей.
Маска из фильма «Маска»
Захлопнула дверь на балкон…
Смакую твое фиаско,
Неистовый Багратион.



Трамвай – социальная сеть

Другой заслоняет переднюю дверь.
Здравствуйте. Вряд ли мы будем знакомы.
Лицо без морщин наступает на пятки
Волнуюс. Двенадцат.
Простите я с сумкой.
А я с бодожком.
Теперь или позже. Да.
Что да? Но был же вопрос?
Да. Простите.
Я с паспортом-иногородний.
Другая. Веревки торчат из ушей.
Простите.
У вас там звучит?
Это мьюзик.
Вам больно?
Уже.
Выходить?
Ну зачем же.
Останьтесь.
Здесь хором,
А там?
А там…
ингеборгадапкунайте.
Там хуже. Там пешком.



Эквилибриум

Осколки витрины битой
Застряли в глазу не зря
Мы слижем со дна корыта
Последствия ноября
Накрасим себе ресницу
И щелочью смазав шунт
Воткнем мозжечок в петлицу
Приветствуя русский бунт



Щенок по прозвищу «Щетинистый удар»

Самовоспроизводится неутомимый сахар чая
Как изморось взлетает лебединый альбатрос
Держась внизу шахтер кладет орешки в каску
А женщина прищепкой крепит простынь
Безусо налетает «Катерина» на побережья
И взгляд Эрнесто словно затуманен
Щенок по прозвищу «Щетинистый удар»
Трет морду о прибрежный камень
Знаю в этой теореме не будет новых неизвестных
Лишь те что приносил цветочник Эрни



Чудовище

Я увидел себя в земле
С желтой пастью, зубами – саблями
Я лежал, не шевелясь и рассчитывал
Выбраться.



● ● ● ● ●

Cказать бы пошлость не разбив яиц,
Но что-то как обычно не позволит
Так примыкает осознанье к воле
И размыкаются прощелины глазниц.
Телами свившись, превращаясь в пух
В утробе недр, полыхает клевер
И на задворках сумрачных харчевен
Неслышно подыхает свЯтый дух.



Ты хочешь

Ты хочешь посмотреть, дружок
На жизнь монаха однолетки?
А хочешь теплый пирожок,
Или потрогать груди Светки?
А хочешь ящерицын хвост
И топик с фейсом Че Гевары?
Упавший в слизь Гудзона мост
И брызнувшие светом фары?
Ты хочешь громко крикнуть «ХОЙ!»,
На смену выйти раньше срока?
Ты хочешь?
Вряд ли.
Ты, отстой,
Бросай свои кишки в пророка!



Отверстие

Это то самое.
А я о нем и забыл.
Дима, Евгения, Карлин.
Я столько всего пропил.
Теперь ужаснись мной город.
Который в натуре «Б»
Хожу сапогами молот
По в небо зарытой судьбе…



Секатор

Устройся рабочим на ферму
В руки возьми секатор.
Устройся в контору клерком,
В руки возьми бумажки.
Устройся удобней в кресле
На пульте нажми «Спасибо»
И тихо плыви по теченью
Пусть снится веселый Фредди.


Дерево сна


Он заматывался в полиэтилен,
Чтобы воздух пах только клеем.
Его радовали журавли,
Которых он никогда не видел.
Он хромал (после той собаки)
И любил динамичных женщин
Их роскошные букли-кудри.
Правда, женщин он тоже не видел.
Он заматывался в полиэтилен
И шуршал им до изнеможенья
Чтобы хоть как-то походить
На дерево которым он
и являлся (по сути).


Имбирь


Какая муть в душе и в организме,
А вроде бы вчера плясал кадриль.
Сегодня же сижу и крашу клизму
В цвета всех спектров радуги…
Имбирь!


День в году

посв. Гешелиной

Я безразмерно окрутел,
Я выбрил пах, покрасил волосы.
Сделал выводы,
Закрыл счет.
Скоро день рождения дочери.
Как это грустно, когда
У тебя есть дети.
Нужна тишина.

Лечь на дно, отдышаться…
когда я проснулся
Было уже поздно.
Меня закопали.



Общая Родина

Уроженец Тамбовской области,
Самородок Тверской губернии,
Дарование из Архангельска
И какой-то седой еврей
Выпивали в купе по маленькой,
По большой, за Россию – матушку,
За Тамбов и за Тверь с Архангельском
За Израиль никто не пил.
Уроженец Тамбовской области
Был спортсмен и хвалился голенью
И женой (кмс по плаванью)
И детишками (сын и дочь).
Дарование из Архангельска
На фаготе играл изыскано
Он без нот «полонез Агинского»
Наизусть (хоть и сильно пьян).
Самородок Тверской губернии
Был заводчиком серых страусов,
Переносчиком новых веяний,
В общем, множество перспектив.
А еврей был седой и маленький
Нелюдимый и зубы золотом.
А еще ноготки шлифованы.
И доверия не внушал.

Самородок Тверской губернии
В диалоге держался весело.
Он показывал «позу страуса»,
Головой бороздя паркет.
Дарование из Архангельска
На фаготе играл «Чайковского»
Он забавно притопывал ножкою
И топорщил смешно усы.
Уроженец тамбовской области
Приседал с чемоданом собственным,
Приседал с рюкзаком архангельца
А еврей чемодан не дал.
А еврей посмотрел внимательно
Молча водкой запил таблеточку,
Тихо выпил цветные капельки
И в момент отошел ко сну.

Так и едут по общей Родине
С рюкзаками и чемоданами,
Страусиными перьями, голенью,
Под фагот (полонез Агинского)
Уроженец Тамбовской области,
Самородок Тверской губернии,
Дарование из Архангельска
И какой-то седой еврей.



● ● ● ● ●

Дышать мочой, раздразнивая кашель
Кошерного не есть, не пить сакэ…
Латая дыры на шифоне Саши,
Губами утопая в молокэ,
Ты поднимаешь палую конечность,
Завешивая кисеей бока.
И горделиво выпятив увечность
Покручиваешь ручки верстака.



Йети

Как уссурийский тигр в самолете,
Как половина краба на тарелке,
Как девочка с разорванной губою
Все жду когда защемит позвоночник.
Все жду когда земля начнет вращаться,
Все жду когда семья начнет общаться
А долг знакомые забудут навсегда…
Но это не беда. Пора прощаться.
И лихолетья сменят лихолетья.
И на трибунах будут греться йети
И схватят разум социальной сетью
И выбросят из-за меня на ветер
Все желоба где не текла вода.



Тропа

Останкинской башни фаллос.
И эти банальные «па».
И снова не нам досталась
Естественная тропа,
Которая знает цену
Пологости для крутых.
Я снова ловлю измену
В присутствии понятых.



Взхолмье

Я в подземелье сею смерть
И никого в средине, сбоку.
Мне не всегда доступна твердь,
Как никудышному пророку.
И за деревьями всегда
Я вижу старый лес безмолвья –
Больная старая пизда –
Венеры половое взхолмье…


Импульс

«Я водяры стопарик грохну,
Чтобы стало совсем тоскливо.
Вот дождетесь – возьму и сдохну,
Весь такой молодой-красивый.
Вот лежу я такой, короче,
Подо мной дребезжит каталка.
Вся холодная, между прочим.
И меня, между прочим, жалко…»
Марат Багаутдинов



«Я ставлю жирную точку в эпопее по имени Вася.
Я чернозёмом грызу баллады. Гнилью, кожурой обвисаю,
Словно снежок прошлогоднего друга-дебила».
Хорошая речь, да и дело не хуже будет:
Поездки в Боливию, отсидки в Бутырках,
Бомбёж подъездов и до утра выплёскивание
желчи из уставших загодя ртов.
Едоки съезжаются со всех краёв,
Очень горды своим статусом гардемарина
его Величества Хрена Лысой Горы.
«Гони в печь стандартных людей!
Мой ротозей всуе узрей!»
Я захохочу прорывом рта и
подсоблю тебе багром, ковырну в печени.
Много мне не сдалось и не надо нахуй,
Скорее что я, автономно дробясь тебе подсоблю во всех тяжких.
Ношу по локоть свои руки кровавыми
В память о тех местах, которые
Оставил ни с чем и ни о чем.
А ты давай-дерзай, я снова сделаю той дуре тапель-тапель
и, опрокинув стул, залью ей в брюхо пиво через клизму.
Евроремонты мозговых циркуляций,
Экстремальные сподвижники движков,
Средний мидл-класс, торчащий под некое подобие еды и «ДДТ»,
Что может быть любимей, Комиссар,
Чем кружка теплого матэ или «Ленора»?.
За теплой восковою шалью мне виден бег новых звезд
по черепице забритых затылков идейных парней.
И снова я слышу из каждого рупора: «Выпей, дружочек,
стаканчик «Ленора», выпей, пупсик, не плачь, Комиссар,
Спи сладко, мой маленький, пусть снится герилья…»


● ● ● ● ●

Судебные приставы взяли диван
И вынесли вместе с Мариной.
За ними поплелся больной наркоман
Поросший махровой щетиной.
Он шел в пустоту с восхищением пса
Нашедшего кость в песке…
Вот так начинаются чудеса.
С экскурсии по тоске.


Судное Дно или Дно Судна

Анахронизм – мой старый друг,
Анафема – моя соседка.
Анаксимандр – мой худ.рук.
А сам я – стволовая клетка.
На судном дне мне будет шиш.
Я просифоню мимо кассы…
По горлу пробегает мышь,
Пока вы ссыте на матрацы!  



Чингиз

Чингиз достает карандаш
Он рисует хромую бабку
У бабки большой карман
Набитый тугим кошельком
Чингиз достает пассатижи
Резиновые перчатки
Гезету и анастетик
И рвет расшатавшийся зуб



Держатели идейных скреп

Алкопритон живет законом гор.
Диапазоном заводного зайца
В разбухший труп втыкается багор,
Стремясь поддеть его смешные яйца.
Держатели слепых идейных скреп
Передают морзянкой «Марсельезу»,
И я спускаюсь скромно в этот склеп…
Спускаюсь?
Нет.
Скорей настырно лезу.



Сальмонелла

Кто простирнет худую простыню?
Кто сделает со мною вывих тела?
Я вас по-доброму и искренне люблю,
Как любит кур слепая сальмонелла….

К списку номеров журнала «ЛИКБЕЗ» | К содержанию номера