По-русски с японским акцентом

Лидия Григорьева, Роза Виноградова. Степной трилистник.  My universe. – Книжка краткостиший. – М., изд. Евгения Степанова, серия «Авангранды», 2019. – 60 с.

На первый взгляд, «Степной трилистник» Лидии Григорьевой – это мистификация. Но должен вас разочаровать: это не так, хотя игра с текстом и его отчуждённость от личности автора там действительно есть. «Не я» может быть не менее интересной личностью, чем «я».  Лидия не прячется за спину придуманной ею юной поэтессы, а «сосуществует» с нею на страницах новой книги. В чём особенность лирического почерка Лидии Григорьевой? В умении мыслить проектами. Творческий человек, написав стихотворение, начинает мыслить шире – подборками, циклами стихов, книгами. Но далеко не каждая книга – проект. Новая книга может в чём-то дублировать предыдущую. А вот проект, в отличие от просто книги – обречён быть новаторским, без «рудиментов» из прошлых изданий. В новых работах Лидии – «Термитниках», романе в стихах «Русская жена английского джентльмена» – герои «управляют» автором: решают, жить им или умереть, совершают поступки, не свойственные автору как человеку. И «Степной трилистник» продолжает эту генеральную линию. Японские хокку – увлекательное путешествие славянской души на восток. Однако эти японские трёхстишия – «с сильным русским акцентом», по секрету сообщает нам автор.

Лидия Григорьева в своём позднем творчестве – на мой взгляд, предвестница будущего. Мне кажется, нашим потомкам будет привычно иметь сразу несколько личностей, и они смогут сами себя программировать. Проснёшься – и сам решаешь, кем тебе быть в этот ясный или дождливый день. То, что раньше считалось исключением из правил, в грядущем станет ветвью эволюции. А ещё обычным делом для поэта станет двуязычие, хотя оно уже было, в какой-то степени, у Пушкина и Льва Толстого. Посмотрите, как органично звучит у Лидии Григорьевой в русском тексте английский подзаголовок: «My universe». Конечно, можно было бы сказать по-русски: моя вселенная. Но в «Степном трилистнике» «universe» рифмуется с «университетом», и, если остановиться на русском варианте, потеряется игра слов и игра смыслов. Вселенная – невозможна без знаний, без постоянной учёбы, генерирующей самообновление.

Лидия показывает нам пример по-настоящему творческой работы. В каждой её книге не просто меняется тематика повествования – меняется решительно всё: подача, герои, наполненность, способ изложения. Это редкое умение удивлять самого себя присуще писательнице в превосходной степени. Чтобы путешествовать на пять десятилетий вспять, вверх по течению реки жизни, нужна особая пластичность духа. В таком беспрецедентном путешествии сознания – от устья к истокам – важно бывает «забыть» о своём богатом жизненном опыте: здесь он есть, а там, на заре жизни, его ещё нет. При этом нельзя сказать, что вселенная двадцатилетнего человека беднее. Нет! Но она – принципиально другая. Вот что пишет об авторах книги в журнале «Дети Ра» Мария Никифорова: «Оба этих лица тесно связаны, словно мысль и голос, идея и бумага. Несмотря на абсолютно разные возрасты и жизненный опыт». Очень интересно отозвалась на эту книгу известная писательница Евгения Доброва: «Просветлённому автору всё равно, автор ли он… Берлинская стена между автором и персонажем падает, и они сливаются в единого литературного андрогина». «Трилистник» завораживает читателей дневниковой искренностью юной девушки, «остановленным мгновением» только начинающейся жизни.

«Степной трилистник» – книга многослойная, как торт «Наполеон». Первым в русской поэзии обратился к «трилистникам», если мне не изменяет память, Иннокентий Анненский. Его «Трилистники» – не трёхстишия, однако размах их разнообразия у Анненского впечатляет. Вот названия некоторых из них: балаганный, ледяной, осенний, сумеречный. грозовой, огненный, лунный, крымский, призрачный, траурный, шуточный. Это большой цикл, целая россыпь декадентских трилистников. И, несомненно, Григорьева, которая блестяще знает русскую поэзию, посылает «Степным трилистником» привет этому выдающемуся поэту Серебряного века. Современная литература не существует в безвоздушном пространстве – она опирается на плечи классики и ведёт с ней равноправный творческий диалог. Обратите внимание: героиня трехстиший Лидии Григорьевой – хромоножка! Это целый культурный пласт в русской литературе, начиная с Марьи Лебядкиной в «Бесах» Достоевского. Конечно, нельзя не упомянуть в этом ряду и Черубину де Габриак, которая в стихах хромоту свою тщательно скрывала. Что мы знаем о мире людей с физическими изъянами? Безусловно, им сложнее жить в этом мире. Но, казалось бы, наказав такого человека, одновременно Господь часто «целует его в темечко» – наделяет незаурядными способностями. Остро ощущал эту амбивалентность Фёдор Достоевский, хотя у него самого это проявлялось не в проблемах с опорно-двигательным аппаратом, а в болезненных припадках эпилепсии. Мне кажется, Роза Виноградова совсем не случайно наделена автором такой особенностью.

В духовном перерождении Лидии Григорьевой удивляет, прежде всего, стихотворный минимализм двадцатилетней девушки. Юные поэты часто многословны. А здесь – наоборот: «Я в зеркале увидела себя. / Заплакать? / Рассмеяться?». Однако противоречие здесь – кажущееся. Ведь современным молодым людям, которые дружат с компьютером, свойственно клиповое сознание. И такое сознание хорошо проявляется именно в краткостишиях: «Глаза твои, как молнии, сверкнули. / Поссорились. / Гроза умыла мир». Девушка пишет кратко, зримо и поэтично. Лирической героине Лидии Григорьевой присуща внимательность к деталям. Эта особенность не имеет возрастных рамок. Внимательный человек начинает проявлять цепкость взгляда с самого раннего детства. Внутренний мир такого человека намного богаче, чем мир человека невнимательного. А в любви – это внимательность в квадрате: ищешь любую зацепочку, любой намёк, чтобы удостовериться в ответных чувствах любимого. «Ты ночью был. Но где? / А носовой платок / Забыл на сеновале». Молодая девушка влюблена, но мир для неё не замыкается на предмете обожания. Она тонко чувствует природу. Перепёлки, бабочки, кузнечики, сороки, скворцы, козы, зайцы, суслики, пауки – далеко не вся «живность», которая присутствует в её кратких стихотворениях.

Некоторые японские трёхстишия Виноградовой-Григорьевой вызывают у читателей улыбку. Молоденькой девушке тридцатилетний мужчина кажется глубоким стариком. А со сверстником, может быть, сложнее создать прочную семью. Однако юная жизнь всегда права в своей бескомпромиссности и своей особой правде жизни. «Какой, однако, милый старичок – / Кокетливый – / Сорокалетний лектор». Или: «Он стар. / Ему уже за тридцать. / И тут же – бес в ребро!». С яслей и сада дети общаются преимущественно со своими сверстниками. Старшеклассники кажутся ученикам младших классов людьми с другой планеты. Поэтому у юных людей постепенно формируется странное восприятие возраста других.

«Степной трилистник» и «My universe» различаются и дополняют друг друга. «Трилистник» – это история любви, случившейся у молодой девушки во время каникул, на хуторе у бабушки. «My universe» – уже преимущественно городская лирика, написанная по возвращении в ростовский университет. Поэтому среда обитания героини – абсолютно разная. Деревня – ближе к природе: «Степные ветры / С корнем вырывают / Наш станционный домик». Это даже не деревня, а домик путевых обходчиков. И любимый человек – тоже представитель этой редкой профессии. А Ростов-на-Дону – огромный город, мегаполис. Здесь Роза не одна, она постоянно находится в компании сверстников-студентов. Но её поэтическое мировосприятие, трансформируясь, не теряет образную остроту: «Я этот день задула, как свечу. / В руках остался / Вечера огарок». «Кусты шуршат, как смятая бумага. / И тени бьют наотмашь / По щекам». У Розы появляется ретроспектива, она ностальгирует по романтическому лету: «А там, в степи, мне было чем согреться / У твоего, мой милый, / Костерка». Человек растёт с каждым глубоким чувством, с каждым испытанием души. Девушка констатирует: «Ты розу вырастил / В засушливой степи! / Словно меня взлелеял…». Есть датировка двух циклов трёхстиший, вошедших в книгу. Между хуторянским и городским циклами проходит год и два месяца. А их объединяет – «имя Розы».

Есть в этой маленькой книге ещё и третий раздел – «Любовь к лаптопу». И это уже не трёхстишия, а рифмованные двухстишия. В заключительной части особенно заметно, как Роза Виноградова быстро меняется. Если в начальных трилистниках это ещё романтическая девушка, воспитанная родителями в традиционном духе, то в двухстишиях отчётливо слышна некоторая развязность, сдобренная, впрочем, изрядной долей юмора и самоиронии: «Учебники читать? Таскать их в сумке? / Неужто есть такие недоумки?». «Читателям обычным не чета я – / Насквозь я вижу книжку, не читая». «Ваще я не такая, как с стихах! / В короткой юбке и на каблуках». Девушка стала женщиной, и всё это отражается в её поэтической речи. Мы видим, что внутри книги есть своя интересная драматургия.

Профессор, доктор филологических наук Адиле Амирова называет «Степной трилистник» «талантливой ретроспективной интроспекцией, которая даётся избранным». Это тоже эзотерика, только направленная в прошлое. Внимательный читатель заметит, что книга снабжена авторским «саморазоблачением» Лидии Григорьевой. Это, перефразируя Булгакова, «развенчание белой магии». Перевоплотиться, чтобы потом исповедаться в перевоплощении – вот главная идея этой книги и творческий метод писательницы. А ещё – она умеет удивлять. А удивление у неё всегда начинается с себя, с расширения пространства своего творческого «Я».