Головокружительные сосны

ПЕЩЕРА

 

Покажи мне пещеру, в которой прячутся облака.

Пещеру, к которой стремятся

причудливые стайки разметавшихся глаз,

настойчиво следующих за

солёными пенными губами прибоя…

Покажи мне пещеру свою.

Нет золота в ней и алмазов нет,

но тысячи огненных джиннов

стерегут

её дремлющую древнюю дымную бездну,

в которой каждому чудится

только его исчезающая тень

только его исчезающий голос,

только его дыхание…

 

 

***

 

В час, когда из мёрзлой тишины

Возникают промельки рябые:

Добрые, недобрые, любые –

Перед первым снегом все равны.

 

Вот бредёт старушка вдоль стены,

Вот, беспечный хвост рулит собакой

И ликует от снежинки всякой:

Перед первым снегом все равны.

 

Все равны… Наивны и смешны

Сгинувшие за ночь опасенья…

Вот и наступило Воскресенье:

Перед первым снегом все равны.

 

Всё не в счёт: ни славы, ни вины,

Ни следов под снегопадом мерным,

И ничей полёт ещё не прерван…

Перед первым снегом все равны.

 

 

***

 

Мне нравится то, что мы все с вами разные,

Что вы со мной часто ни в чём не согласные,

И что, ни на чьи не взирая веления,

На всё у вас есть своё личное мнение.

Мне то несогласие кажется знаковым:

Весь мир оно делает неодинаковым,

Живым, настоящим, ни с чем не рифмованным,

Невыдуманным, озорным, очарованным,

Единственным, в меру того одиночества,

Где каждый живёт, как ему того хочется.

 

 

МУЗЕ

 

Не поперечно, не продольно,

Не абы как, ни что попало:

С тобой то радостно, то больно,

Всего с лихвой и вечно мало…

С тобою то светло, то грустно,

А жизнь опять таит интригу.

Я помню всю тебя изустно,

Как ненаписанную книгу,

И нам пора на все четыре,

Пересекая снег и слякоть…

Покуда есть в подлунном мире,

О ком заботиться и плакать.

 

 

***

 

Когда она заглядывает в душу,

Чтобы её забрать и унести,

Я не кричу, не плачу и не трушу,

А всё пытаюсь что-нибудь спасти

Из прошлого, из юности, из детства,

Из голосов далёких и родных,

Они – моё проверенное средство

Продления коротких дней земных.

Она стоит во мраке тёмных комнат

И молча ждёт, уже в который раз.

Но чувствуя, что здесь их кто-то помнит,

Ушедшие сражаются за нас.

У них и нас на всех одна молитва,

Как Родина и небо за спиной…

И это – не проигранная битва,

Покуда всё минувшее – со мной.

 

 

АСТАФЬЕВ

 

Его похоронят в Овсянке,

В лесу, над сибирской рекой,

Где камни на каждой полянке

И всюду небесный покой,

Где звонкие птицы в июле,

Где иней в седом январе,

И сосны стоят в карауле,

И ветер поёт на горе –

Весёлый в осенней короне,

Весенний в кипучей листве…

В Овсянке его похоронят,

Помянут в Перми и в Москве.

 

 

***

 

Там, откуда глядел я на вечный простор,

Простирается ныне широкий забор.

С каждым днём он всё шире и выше.

И за ним, сколько взглядом его ни сверлю,

Как ни пробую вытянуть шею свою:

Ничего я, ребята, не вижу.

 

Говорят, там иное теперь естество,

И от жизни не ждут непонятно чего,

А любуются вечным простором

И желают здоровья друг другу с утра,

И полна их мошна, и черна их икра…

Где-то рядом совсем. За забором.

 

 

БАКИНСКИЕ СОСНЫ

 

Головокружительные сосны

Проплывают в небе надо мной:

Всё, что было или будет после,

Их, как дождь, обходит стороной…

Кем себя любой из нас ни числи:

Мы – лишь пыль, послушная ветрам.

И текут извилистые мысли,

Как живые тени по ветвям…

Где в тумане с моря дышит осень,

И с волной рифмуется волна,

Спят ошеломительные сосны

И сияет спелая луна.

 

 

АМОН И ХАТШЕПСУТ

 

Амон познавал Хатшепсут в темноте,

Скользя по ложбинкам в её наготе.

Незримый, шептал он, всем телом дрожа:

«Я раб этой ночью, а ты – госпожа.

Что хочешь проси, госпожа, у меня:

Исполню с началом грядущего дня!»

Глаза Хатшепсут глубоки словно мёд,

В них тайна познания мира живёт,

В любви пребывает её естество,

Не просит у бога она ничего…

И бог растворился. Забрезжил рассвет.

Ей было не больше пятнадцати лет…

Но верен обету владыка Амон:

Правитель Египта, его фараон –

Отныне – его молодая жена.

О, ночи великой хмельная цена!

 

 

***

 

Мы больше не увидимся с тобой

Ни на краю лагуны голубой,

Ни под крылом ночного небосвода,

Ни ясным днём среди толпы народа.

Ни в соцсетях, ни в жизни, ни во сне

Ты больше ни о чём не скажешь мне…

Лишь памяти невидимое око

Сквозит, как ветер с северо-востока.

 

 

МУЭДЗИН

 

Знойный день – вторая половина.

Дремлет крыш сушёная глазурь.

Вездесущий голос муэдзина

Медленно впивается в лазурь.

Спит за моря дымкою белесой

Древних гор задумчивая пядь.

А над ней, туманной и безлесой,

То, что нам вовеки не объять…

 

 

АЗАН

 

Спит земля во тьме глубокой ночи.

Вечность и безмолвие вокруг.

Словно свет сквозь сомкнутые очи,

В небо проникает первый звук.

И оно, как дрогнувшее веко,

Стряхивает звёздную пыльцу…

Одинокий голос человека

Вьётся и возносится к Творцу.

 

 

***

 

Его не видно и не слышно,

Он в паузах и между строк:

Юпитер, Яхве, Будда, Кришна,

Аллах, Элоим… просто Бог.

 

Пока не верящие чуду

Опять – в сомненьях и нытье,

Он непрерывно и повсюду

Осуществляет бытие.

 

Но если верить неприлично,

Он промолчит, само собой…

Незримый, словно электричка

За каждой встречей и судьбой.

 

 

СЛОВО КОЛОКОЛЬНОЕ

 

Разбежался ветер залётный, ураганный

и ударил по колоколу изо всей силищи.

Ударил прямо по пустой колокольной голове.

Загудел колокол от боли, уронил язык в землю.

Присох язык колокольный к земле.

Одичал. Никого не узнаёт.

Вертится на языке слово,

а какое оно – само не знает.

Сдул его ветер, унёс в море.

Зашептались волны морские,

назвали слово колокольное.

Воссияло оно из вод,

полетело в обратную сторону,

стрижёт крыльями воздух,

полыхает на ветру, аки знамя небесное.

Влетело в ухо колоколу,

затрепыхалось в нём.

Истаяло без языка.

И утекло в землю.

Глубоко. Темно. Тесно.

Просочилось слово в самую глубь.

Стало там твёрже твёрдого,

острее острого, горячее горячего

и вверх заструилось.

Пронзило оно колокольную голову изнутри.

Дрогнули горы. Развалились.

Выпал из них язык колокольный,

обжёгся словом и ударил в колокол.

Заговорил колокол, запел словом небесным.

Разнеслось оно высоко-высоко по всему белому свету.

И настал праздник!