Стихи

СОВСЕМ ПРОСТОЙ СТИШОК

 

Когда бы судьба, господа,

сложилась иначе…

Я мог стать учителем, да,

актёром – тем паче.

Работал бы я на износ

на сцене ли, в школе –

добра бы поболе принёс

и пользы – поболе.

 

Судьбу мне могли поменять

дороги, и мили,

и женщины – те, что меня

когда-то любили;

да попросту – случай любой

и каждый прохожий –

могли стать моею судьбой…

 

Но кажется всё же –

заботливой чьей-то рукой

дарована милость,

что жизнь получилась такой,

какой получилась.

 

О ТОПОЛЯХ

 

Я иду дворами и бульварами,

где гоняют кошки голубей

и торчат – поодиночке, парами –

голые болванки тополей.

 

Это слабо сказано, что голые:

ранним летом (пух – нельзя, нельзя!)

отрезают руки им и головы,

чтобы не разбрасывались зря,

 

не дотрагивались чтоб, не мыслили...

В августе я вижу между тем:

каждый ствол опять покрылся листьями,

что растут ладонями из тел.

 

...И когда мы побредём дорогами

в осыпающейся тишине,

дай нам всё, чего мы не дотрогали,

не коснулись, не познали, не...

 

КРИЗИС

 

Я заблудился в тексте, как в лесу.

Точнее, в языке. Не в том ли дело,

что все мы рвёмся выйти за пределы,

куда-нибудь, на волю, на несу-

ществующее поле, где растут

нездешние растения и злаки?

И вот, чутью поверив, как собаки,

мы кружимся и ищем, ищем след…

 

Ты выйдешь, – говорил себе я. Нет,

не думай, а смотри. Забудь про речь.

Смотри, как лягушонок неумело

своё воздушно-капельное тело

из водоёма силится извлечь;

смотри, как голубые пауки

цепляются за веточки метафор;

запоминай болотный этот запах

и пузырьки.

 

Ползи, ползи… и словно некий груздь,

из-под земли ты прорастёшь наружу,

и лягушонком выпрыгнешь из лужи,

и может, даже квакнешь что-нибудь.

 

МЫСЛЕННЫЙ ЭКПЕРИМЕНТ

 

Сижу на берегу. Здесь ветра нет.

Кузнечики играют, светит солнце,

шумит вода. И где-то в вышине

свивает время годовые кольца.

 

Здесь муравьи тропу свою торят,

порхают мимолетные стрекозы,

жуки ползут, и пауки висят.

А я сижу и не меняю позы.

 

А где-то там – зима. Пылит пурга,

рычат машины и визжат трамваи…

 

Гляжу я на Янцзы – и труп врага

Все время предо мною проплывает.

 

ДАЛЬНЕВОСТОЧНОЕ

 

Когда я уеду на Дальний Восток,

в тот край, где гривастый скитается волк

и тигры пьют воду Амура,

туда, где на многие вёрсты – одна,

покрытая снегом, лежит тишина

в постели своей черно-бурой...

 

Когда я приеду на Дальний Восток,

вдох станет просторен, а выдох – глубок,

и разные птицы и звери,

завидев меня, закричат, запоют,

захлопают крыльями, гнёзда завьют,

мгновенно в бессмертье поверив.

 

Тогда, заключённый навек в монолит,

проснётся, вздохнёт заколдованный кит,

и выплывет лодка из пасти;

и чайка стремительной белой иглой

пустое пространство меж небом и мной

сошьёт окончательно, насмерть.

 

Когда я уеду на Дальний Восток,

когда я приеду на Дальний Восток,

засветится месяц хрустальный,

когда я уеду на Дальний.

 

ПРЕДВЕСЕННИЙ СОНЕТ

 

А только и осталось, что смотреть.

По зёрнышку клевать подобно птице.

За сим, пожалуй, стоило родиться,

а может, нет.

                    Уже почти на треть

день увеличился. И хищники, и жертвы,

поближе к солнцу выдвинув тела,

так жаждут наступления тепла,

как будто бы и впрямь они бессмертны.

 

Банально, скажете? Банально, Боже мой!

А я с работы двигаю домой,

переставляя рычаги упорно,

и вижу, как спикировав с ветвей,

из чуть подмёрзшей лужи воробей

водичку пьёт и прочищает горло.

 

ПРУД

 

Я вспомнил этот пруд. Я вспомнил, да,

каким он был, каким он был когда-то,

я вспомнил воду, как цвела вода,

и тех стрекоз, мясисто-полосатых,

других, прозрачно-синих, у воды…

 

Теперь бетон, дома… Скажи на милость

(«куда» – не в рифму, напишу «куды»),

куды, куды, куды вы удалились

и далее по тексту…

                Почему

всё ждём мы возвращения, как чуда?

Нет, господа. Не знаю. Не пойму.

И – ухожу. Я ухожу оттуда.

 

...А всё равно – там, впереди – пруды:

в них обитают рыбы, молчаливы,

и водоросли… А над ними – ивы,

и синие стрекозы у воды.

 

ПРО ЕЛЬ

 

Спилили ель. Совсем уже сухую.

И в самом деле, ведь не ждать, когда

махина эта в одночасье рухнет,

подмяв собой и дом, и провода?

 

Огромная. Пришлось валить частями.

Проворно (не участок, а спортзал!)

залез наверх лихой узбекский парень

и тросом ей верхушку обвязал.

 

И ухнула дубинушка. Сломалась.

А ведь росла, стремилась к вышине,

и все-то на земле она видала –

небось, ей лет поболее, чем мне.

 

Лежит. Ствол – позвоночник, ветки – кости,

расчленена, недвижима, суха...

…Вот кольца сосчитать не удалось мне:

одна труха.

Труха.