Марианна Боровкова

Из-за облака

ОДНАЖДЫ

 

однажды посадишь цветущий сад

чтоб скрыться в его тени

и слушать поющие голоса

и радоваться за них

 

полжизни проточной водой уйдёт

под корни но оглянись

опустится облако в тёплый дёрн

на всю остальную жизнь

 

а там и тишайший снег во мгле

и чей-то спешащий след

и кружки оставленной на столе

светящийся силуэт

 

поправишь очки кашлянёшь в кулак

из глины господней весь

опять затянешься натощак

забыв как всегда поесть

 

смолы золотистой сверкнёт слеза

лицо отразится в ней

тебе на владенья во все глаза

смотреть до скончания дней

 

шептаться с листвой и сходить с ума

а вдруг не убережёшь

когда подкатит к горлу зима

когда разревётся дождь

 

рассеется сон и вишнёвый дым

ты будешь вовек спасён

однажды твой сад принесёт плоды

кому-нибудь принесёт

 

СНЕГОВОЙ ТРИПТИХ

 

1

 

Когда в округе вырастут снега –

Почти за сутки наметёт по пояс

Седая непроглядная  пурга –

Не беспокойся:

 

Мы – жители загадочной земли,

Мы – зрители невиданного действа.

Куда бы нас с тобой ни завели

Следы, а всё равно на свет надейся!

 

Круты овраги, сосны высоки,

Проворны снегири и иже с ними,

И с красной начинается строки

Шиповник  зимний.

 

Свистят за ближним полем поезда,

За дальним лесом суетится город.

И ярче разгорается звезда,

И яростнее с тьмой морозной спорит.

 

2

 

Беги, беги, хромая курочка,

В рождественское бездорожье.

Растает по весне Снегурочка,

Ей даже сумрак не поможет.

Жила-была, беды не ведала,

Зерном подкармливала птицу.

Ах, это я такая бледная

В твоих огромных рукавицах.

 

3

 

Это северный ветер во мне,

Это светится небо в окне,

Это смех тополиный,

Это дремлют осины,

Облокачиваясь на снег.

 

Ты собой закрываешь меня

От разлуки, тоски и огня,

Чтобы злые метели,

Облетая пределы,

Не смогли наши души разнять.

 

СКОРЛУПКА

 

в прозрачном сумраке осеннем,

где первый снег и свеж, и слеп,

слабы, недолговечны все мы,

ютящиеся на земле.

а растревоженное сердце,

как певчий дрозд, летит вдали.

а нам глядеть не наглядеться

на превращение земли

из беспросветной в голубую,

из тьмы – в серебряный чертог,

а нам любить её любую:

и наизусть, и между строк.

пусть всё здесь призрачно и хрупко,

малы и беззащитны мы,

цела яичная скорлупка

невылупившейся зимы.

 

ПРО ЛЮБОВЬ НЕЛЬЗЯ

 

Время так летит, что не успеваю

Ягоду собрать, а она – живая:

Светится на первом снегу брусника,

Мхом согрето сердце её, смотри-ка.

 

Про любовь нельзя говорить в прошедшем.

Ходят лоси, мягкими ртами шепчут,

Ласковое шепчут, бруснику топчут.

Облака кончаются ближе к ночи.

 

Дятел не жалеет ни сил, ни звука –

Ходят ходуном дерева от стука.

Небеса то розовым, то лиловым

Щеголяют в озере камышовом.

 

Про любовь нельзя как бы между прочим.

Ягоду беру, а она хохочет,

На губах вскипает и обжигает.

Терпкая одна и горчит другая.

 

Про любовь нельзя, а про боль извольте.

Солнце задержалось на повороте,

Высветило лес в молодых сугробах.

Ты меня не слушай, бруснику пробуй.

 

В ГУБЫ

 

Осень нахрапом брала города, пригороды – обманом.

И закипала живая вода вдоль берегов туманных.

Как же мы были ещё вчера веселы, беспечальны,

Пух тополиный несли ветра, колокола звучали

Громко, раскатисто в синеве – голос любви неистов!

Мы доверяли листве, траве, ласточке серебристой,

И всё хотелось обняться и не расставаться больше,

Но становились глаза твои сумрачнее и горше.

Шли мы по звёздам – зачем? куда? –  сами того не знали,

Неумолимые холода с севера наступали,

И проливались потоки слёз по водосточным трубам,

А мы ловили с тобой стрекоз и целовались в губы.

Кто бы сказал, что придёт пора – врозь и вино, и брашно.

Как же мы были ещё вчера молоды и бесстрашны…

 

ИЗ-ЗА ОБЛАКА

 

Навечерье уходит из памяти, гаснут огни

На восторженных ёлках, до первых проталин нескоро.

Времена совершились – мы снова остались одни:

Зимовать, вековать, непростые вести разговоры.

 

А в столице веселье, а здесь тишина, белизна,

Растворилось в пространстве «ау» – то ли явь, то ли снится:

Новогодней игрушкой качается в небе луна,

И у местных осин золотые трепещут ресницы.

 

Мы остались одни. С голубятней на заднем дворе.

С вечной птичьей тоской – неуёмной сердечной занозой,

С тишиной заоконной в бесшовном сплошном серебре,

С кареглазой собакой, привычно крутящейся возле.

 

Мы остались вдвоём посреди чистоты, пустоты,

На свету, на ветру, на морозе, щекочущем ноздри,

А над нами проносится то ли туман, то ли дым,

То ли облако, полное слёз,

То ли бледные звёзды.

 

И цепляет поджившее беличий коготок,

Алым-алым кровит и кровит застаревшая рана.

Алым-алым кровит и кровит на рассвете восток:

Тяжело разглядеть – из-за облака или тумана…

К списку номеров журнала «Литературный Иерусалим» | К содержанию номера